Академія української преси оголошує результати Всеукраїнського конкурсу на кращу вправу з інтеграції медіаграмотності для учнів 5-6 класів у 2021/22 навчальному році в рамках усіх освітніх галузей, позаурочної та позашкільної діяльності.
16 квітня 2021 року відбулося засідання членів журі.
Голова комісії: головний спеціаліст відділу змісту освіти, мовної політики та освіти національних меншин Директорату дошкільної, шкільної, позашкільної та інклюзивної освіти МОН України, відповідальна за упровадження медіаосвіти у загальну середню освіту Раїса Євтушенко.
Секретар: асистентка проєктів АУП Юлія Рицик.
Були присутні:
Оцінювали надіслані на конкурс вправи за наступними критеріями (максимальна загальна кількість балів 100):
Критерій 1: Застосування різноманітних медіаджерел під час вправи, дотримання академічної доброчесності.
Критерій 2: Використання дидактичних і методичних прийомів, форм, методів спрямованих на інтеграцію та формування в учнів навичок медіаграмотності під час проведення вправи.
Критерій 3: Практична спрямованість для подальшого використання в освітньому процесі.
Критерій 4: Вияв критичного мислення щодо змісту медіаджерел та джерел інформації під час вправи.
Зі 129 заявок, які були надіслані на Всеукраїнський конкурс на кращу вправу з інтеграції медіаграмотності для учнів 5-6 класів обрано переможцями 6 вправ, а саме:
Переможці конкурсу отримають авторський гонорар за розробку вправ еквівалентний 130$ та дипломи І-го ступеня.
Дипломи ІІ-го ступеня отримують автори наступних робіт:
Дипломи та комплекти видань видавництва «Соняшник» отримують автори наступних робіт:
Інститут мистецтвознавства, фольклористики та етнології ім. М.Т. Рильського НАН України нагороджує за впровадження медіаграмотності в етнографічні та мистецькі студії наступні вправи:
Усі плани-конспекти вправ, що подані на конкурс та отримали оцінку вище 30 балів зі 100 можливих будуть розміщені на порталі «Медіаосвіта та медіаграмотність» (за умови згоди авторів), а їх автори отримають сертифікати від МОН України та Академії української преси.
Також найближчим часом ми оголосимо про урочистий онлайн-захід, куди запросимо всіх учасників конкурсу. Захід буде транслюватися у прямому ефірі на ресурсах АУП.
Якщо у вас виникли запитання, будь ласка, звертайтеся до асистентки проєктів АУП Юлії Рицик за телефоном 067-372–27–33 або за електронною адресою info@aup.com.ua
Даний конкурс виконується за підтримки проекту Агентства США з міжнародного розвитку (USAID) «Медійна програма в Україні», що реалізується міжнародною організацією Internews. Ця програма зміцнює українські медіа та розширює доступ до якісної інформації.
Академія української преси в партнерстві з Медійною програмою в Україні (виконавцем якої є МГО Internews) оголошує результати конкурсу на підтримання мініпроєктів, що сприятимуть розвитку медіаграмотності під час інфодемії на платформах шкільних бібліотек.
Засідання щодо обговорення заявок конкурсу мініпроєктів «Інструменти медіаграмотності під час інфодемії на платформах шкільних бібліотек» відбулося 15 квітня 2021 року. До складу журі увійшли: голова правління Громадського радіо Андрій Куликов, начальник відділу змісту освіти, мовної політики та освіти національних меншин Директорату дошкільної, шкільної, позашкільної та інклюзивної освіти МОН України Наталія Бєскова, менеджерка медіаосвітніх програм Академії української преси Оксана Волошенюк, головний спеціаліст відділу змісту освіти, мовної політики та освіти національних меншин Директорату дошкільної, шкільної, позашкільної та інклюзивної освіти МОН України, відповідальна за упровадження медіаосвіти у загальну середню освіту Раїса Євтушенко, програмний менеджер МГО Internews Антон Іванов, програмний директор ГО «Internews-Україна» Андрій Кулаков.
Також на засіданні були присутніми керівниця проєктів Академії української преси Юлія Гуза та асистентка проєктів Академії української преси Юлія Рицик.
Проєкти були оцінені за наступними критеріями:
У результаті із 57 заявок, що були надіслані на конкурс мініпроектів «Інструменти медіаграмотності під час інфодемії на платформах шкільних бібліотек» журі обрали переможцями 5 організацій:
| № | Організація | Назва проєкту |
| 1. | ДНЗ «Уманський професійний аграрний ліцей» | Бібліотека закладу освіти – відкритий простір медіаграмотності |
| 2. | Миколаївський обласний інститут післядипломної педагогічної освіти | BiblioMediaSchool |
| 3. | КЗ "Херсонська обласна бібліотека для дітей ім. Дніпрової Чайки" Херсонської обласної ради | Баркемп «BiblioCooking від медіа-шефів» |
| 4. | Комунальний заклад освіти "Середня загальноосвітня школа № 2" Дніпровської міської ради | Дискусійний клуб та шкільне масоврядування КЗО СЗШ №2 за інфомедійне щеплення |
| 5. | Публічно-шкільна бібліотека Дядьковицької сільської ради Рівненського району Рівненської області | Вакцина від інфодемії: підвищуємо медіаграмотність молоді Дядьковицької територіальної громади |
Слідкуйте за реалізацією цих проєктів на ресурсах переможців конкурсу та Академії української преси.
Дякуємо усім, хто зацікавився конкурсом та надіслав пропозиції проєктів. Ми сподіваємося, що вони будуть підтримані та реалізовані у майбутньому.
При виникненні запитань звертайтеся до асистентки проєктів АУП Юлії Рицик за телефоном 067-372–27–33 або за електронною адресою info@aup.com.ua
Даний конкурс виконується за підтримки проекту Агентства США з міжнародного розвитку (USAID) «Медійна програма в Україні», що реалізується міжнародною організацією Internews. Ця програма зміцнює українські медіа та розширює доступ до якісної інформації.
15-16 квітня 2021 року пройшов вебінар «Як перевірити заяви політиків без детектора брехні». Організувала захід Академія української преси за підтримки Фонду Фрідріха Науманна за Свободу.
Тренерами заходу були:
Протягом двох днів учасники вебінару розбиралися в тому, що потрібно знати й вміти політичному журналісту; знаходили маркери політичних тролінгів; вчилися фільтрувати контент; шукали експерта для політичних коментарів.
Валерій Іванов відмітив «Політики та журналісти – природні опоненти, які традиційно звинувачують один одного у брехні. Ми даємо журналістам інстурменти перевірки заяв політиків».
Андрій Юричко зазначив «"Довіряй, але перевіряй" - нічого нового політична журналістика в медіа ніби не привнесла. Але варто нагадати, що політик не несе відповідальність (ну крім політичної наступними вибрами), якщо обдурив, перекрутив, подав недостовірну інфоормацію. А от журналіст може постраждати відразу і втратити довіру аудиторії».
Олександр Гороховський прокоментував «Для сьогоднішніх топ-персон у політиці інформація перестала бути тим засобом, який надає корисні роз’яснення, важливі уточнення, необхідні тлумачення подій, явищ, тенденцій важливих для діяльності, а інколи і для життя громадян. Інформація, у поєднанні з маніпулятивними прийомами та методами «в руках» політиків набула властивості дезінформувати, впливати на суспільну думки, до непізнаваності деформувати ключові новини, навіть значення законодавчих актів. І що треба акцентувати увагу – така тенденція лише посилюється. Для ще більшого і активного маніпулятивного впливу представники політичного істеблішменту беруть на озброєння новітні технічні засоби та прийому. Тож оволодіння хоча б найпростішими навичками розпізнавання та верифікації елементів дезінформування залишається нагальним завданням і відповіддю на поточні виклики».
Gefördert durсh die Bundesrepublik Deutschland
За підтримки Федеративної Республіки Німеччина
Георгий Почепцов, rezonans.asia
В восточной модели государство диктует нам правильное поведение. Но это правильность с его точки зрения, поскольку оно смотрит на человека как на маленького ребенка, всеми силами порождая его зависимость от себя.
Сегодняшний человек мобилен, он с трудом, но может уехать в другую страну, если будет считать, что слышит вокруг себя ложь, а не правду. И это будет, в том числе, виной телевизора. Государство всегда будет сильнее в физическом пространстве, зато в виртуальном пространстве (кино и телесериалы) оно всегда проигрывает, поскольку пытается продиктовать свои рациональные мысли в эмоциональное пространство. Достичь адекватности в этом случае не так легко. Эмоции слабо накладываются на рациональность.
Государственные телевизионные новости – это ритуал и официоз. Они призваны как бы “остановить время”, а иногда и направить его вспять. Отсюда постоянство возврата на постсоветском пространстве к модели патриархального государства, где главной моделью становится троллейбусный запрет “не высовываться”.
Поколение интернета не ощущает себя в той же привязке к государству, как поколение телевизора, в котором основную массу составляют бюджетники и пенсионеры. Ректор Сколтеха А. Кулешов говорит, например, об оттоке ученых из России: “в целом, к сожалению, отток продолжается. И это отток молодых и талантливых. Страна становится старше, беднее и глупее. Как это ни печально. Мы пытаемся этому противостоять. На нашем локальном кусочке это получается” [1].
В советское время, когда нельзя было уехать, условно говоря, особо отчаянные, уходили в себя. Это было так называемое поколение дворников и сторожей, которые смещались в профессии, где не было идеологического “накачивания”. И человек мог был быть предоставлен сам себя. Он жил нищенски, но никто не гудел ему над ухом…
Были еще и неформальные движения. Сегодня их интересно сопоставили с первохристианами: “Интересно, это неформальное движение напоминало клубы первых христиан. Даже семантически. Вплоть до дословного перевода самого термина. Подумать только — подземное (течение?). С той разницей, что христиане в Риме прятались в катакомбах. А художники, музыканты, поэты, напротив, стремились к свету. Хотя работали, как правило, в котельных. То есть под землей. Как первые христиане. И не представляли никакой опасности для властей. Ну, в смысле не зарились на продуктовые наборы с просроченной финской колбасой. Не стремились отобрать дефицитные сардельки или там югославскую мануфактуру у передового отряда рабочего класса” [2].
Все, что непосредственно влияет на мозги, всегда было и остается под контролем власти. В советском прошлом он был максимальным. Глядя на сегодняшний день, даже непонятно, зачем так сильно закручивались гайки. Сегодняшние системы управления не так боятся негатива о себе, как это было раньше, когда негатив пресекался на корню.
Тогда же все обретало организационную форму. Все должно было стать кружком, секцией и подконтрольным элементом. Это касалось всех – даже филателистов и нумизматов, чтобы была какая-то внешняя управляемость любого процесса.
КГБ, например, нашло такую форму контроля, как создание под своим присмотром рок-клуба в Ленинград [3 – 5]. Для всех создали по клубу: “По инициативе Ленинградского КГБ, неоднократно уже описанной участниками происходившего с обеих сторон, в городе появились три художественных объединения, призванные вывести нон-конформистское искусство из глухого подполья, канализировать его в некоторое подобие легальности и, соответственно, подконтрольности. Рок-музыканты объединились в «Рок-клуб», литераторы – в «Кпуб-81», живописцы и графики – в Товарищество экспериментального изобразительного искусства (ТЭИИ). Появилась некоторая иллюзия если не вседозволенности, то, во всяком случае, послабления. Послабление, впрочем, было весьма относительным. Рок-музыканты получили возможность играть раз в месяц в зале Ленинградского Дома межсоюзного самодеятельного творчества (ЛМДСТ) на Рубинштейна, 13. Концерты были бесплатными, но 500-местный зал ЛМДСТ вместить всех желающих послушать до тех пор запретный рок, конечно же, не мог. Можно играть концерты под присмотром, но – никаких пластинок, никакого радио и телевидения, никакой рекламы и никаких рецензий. «Вроде бы разрешили, но как-то всё равно в подполье. Сугубо для узкого круга и без того уже испорченных этой идеологической заразой отщепенцев – мол, беситесь на здоровье, если вам так уж хочется, но народ к вам мы всё равно не подпустим. Тексты песен «литовались», то есть подвергались цензурной проверке. Нелитованные песни к исполнению не допускались, за нарушение – запрет на концерты в течение полугода, а то и больше. Запрет мог быть наложен и за любые другие проступки. Так, помню, «Аквариум» однажды был отстранён от концертов из-за пришедшей в адрес Рок-клуба телеги из Архангельска, где какому-то местному начальству не понравилось, как выглядела и звучала группа” [6].
Все это давало свои плоды, поскольку КГБ получил возможность видеть все в более открытом виде, предвосхищая возможные нехорошие события и просеивая людей. Недаром работавший в нем сотрудник КГБ П. Кошелев назвал его нормальным проектом органов госбезопасности [7 – 8]. В принципе это была повсеместная практика создавать псевдо-организации для контроля над творческой интеллигенцией из молодежи, да и взрослых тоже. Собственно говоря, так до войны возник и сталинский Союз писателей. Это были “фабрики”, где все должно было быть под контролем. Творчество индивидуально, но любому творчеству нужен зритель. И в этой точке перехода и находилось недремлющее око.
С одной стороны, человек больше времени находился под чужим присмотром. Можно было узнать не только реакцию, но даже мимику. С другой, часто негатив, который у него накапливался, снимался.
Из воспоминаний П. Кошелева: “На первом этапе нам очень помогли люди, которые работали во Дворце народного творчества, когда они поняли, что это «одобрено». Вся работа сотрудников идеологического подразделения строилась на доверии — кроме разработчиков, у кого была цель искать и сажать. Мы их недолюбливали. А если люди понимали, что мы хотим добра, что это одобрено, то люди шли с охотой на контакт. Дворец тогда искал формы привлечения молодёжи. И методисты, организаторы там поняли, что если идея реализуется, всё состоится, то это будет колоссальный приток людей в учреждение. Колоссальный приток молодёжи. Одна из задач была — локализовать, чтобы не было необходимости заниматься каждодневной работой по поиску враждебных элементов, а дать им самореализовываться. И на кого идёт публика, кто талант, а кому важнее написать гадость — сразу становилось понятно. В те времена злых песен против власти ведь и не было. Это потом Шевчук будет петь песни про генералов ФСБ…” (там же).
И еще: “Вообще, вся работа контрразведки, вся оперативная работа лежали тогда на стыке воспитания, пропаганды и агитации. Партия была уверена, что мы — оружие. На наши предупреждения, что ситуация может закончиться плохо, партия не реагировала никогда. Под нашим кураторством клуб просуществовал с марта до сентября 1981 года. После отчета о работе за этот год меня попытались снять. Я выступил перед генералом. Сказал всё, что думаю. В итоге тему забрали в отдел по работе с молодёжью. Вообще решение назначать контрразведчика, который занимался промышленностью и режимными объектами, на интеллигенцию было странным. Генерал мне говорил, что поставит любого человека на Союз писателей и он будет его курировать. Я говорю, что курировать будет, конечно, но месяца через два в ЦК партии будут знать, насколько сотрудники госбезопасности неумны. О чём говорить с такими? С декабря 1981 года я эту линию отдал, с начальником разошёлся — мне это стоило того, что новые начальники меня стали бояться и не любить. Тех, кто умнее начальства, в России не любили никогда. Сейчас в том числе. Но сейчас ты свой, если в доле. Я в долях ни с кем не был. Не носил. Сам не получал. С конца 1981 года ЛРК курировали ребята из соседнего подразделения. Я никогда не влезал в их работу” (там же).
И вот о цели работы: «Смысл был в том, что мы не должны вмешиваться в творческий процесс художников, подсказывать, какие краски какими мазками наносить, как композитору писать его опусы. Мы должны появляться только там и тогда, где появляется кто-то, кто пытается использовать личные неудачи людей, групп людей в целях опорочивания советского строя, кто пытается перетаскивать людей на свою сторону для создания «очага социального напряжения» — термин тех лет. Примерно то, что сейчас происходит с Навальным. Хотя с Навальным там запутано всё, что можно. Не буду своих версий высказывать, кто он и на кого работал. Зная методы нынешнего поколения, ни секунды не сомневаюсь, что он двойник, а то и тройник как агент. Он был уверен, что тут его никто не тронет, а его решили делать сакральной жертвой. И так бывает. Наши это схавали” (там же).
И последнее: “с первыми городскими фашистами я работал. Помню, что один там был профессорским сыном. Была такая группа ребят из той «золотой молодёжи», которая проводила время в кафе «Север». Имели лишние деньги. Там стали появляться кавказцы, у которых денег полные кошельки. Стали девушек их собирать. И ребята объединялись, чтобы кого-то побить. Появилась у них такая группа «русских нацистов» с лозунгом «Россия для русских». И это 1980 год. Вторая группа называлась «Вива Дуче» — организатором там был любитель итальянского кино (был такой фильм «Площадь Сан-Бабила, 20 часов» (1976) про итальянских неофашистов — я, кстати, был на той площади потом дважды). Так вот, наши местные пытались организовать публичное заявление, хотели произнести речь. Решили сделать это с балкона Шереметевского дворца на Фонтанке, где сейчас Музей музыки. Пытались проникнуть в выходной туда. Вышел дворник, всех прогнал метлой” (там же).
По сути, это была попытка управлять неуправляемым. Но нужную информацию в любом случае они получали. И имели возможность притормозить определенные действия, что должно было цениться их главным куратором – обкомом партии.
Б. Гребенщиков говорит: “Напомню: петербургский рок-клуб был основан КГБ. Идея была собрать всех подозрительных в одно место, чтобы за ними было легче присматривать. Она обернулась тем, что все подозрительные начали дружно играть, к ним еще подтянулись, и эта штука совершенно вышла из-под контроля. А главное, что люди получили сцену. И любой парень в городе Петрозаводске знал, что он может приехать сюда и будет принят. Рок-клуб существовал довольно долго, около пяти лет. Он исчез по вполне понятным причинам – потому что КГБ распался” [9].
Президент Клуба в один из периодов его существования Н. Михайлов позитивно смотрит в сторону КГБ и неодобрительно в сторону комсомола и милиции: “КГБ в то время всегда присутствовал в нашей жизни – везде, по всей стране. Я думаю, что на какой-нибудь ткацкой фабрике в Иванове также был свой представитель этой организации, потому что все, в том числе и идеология, считалось стратегически важным для страны. И было внимание к нам, поскольку мы несли свою творческую крамолу. Причем мы не стремились свергать существующую власть. Наша крамола заключалась в том, что мы хотели играть то, что хотим играть, – вот и всё. Это уже потом под давлением появились какие-то достаточно революционные коллективы, песни и прочее. А если нам просто изначально дали бы возможность спокойно играть то, что мы хотим, без встреч с милицией, с комсомольскими оперативными отрядами, то возможно, что и рок-клуба бы не возникло. Но он возник. А роль КГБ была, с моей точки зрения, положительной. Я до конца не понимаю, когда они появились. По версии нашего куратора от профсоюзов Наталии Веселовой и из разговора с Анной Александровной Ивановой, нашим директором, могу судить, что кагэбэшники появились года два спустя после организации рок-клуба. Я их увидел, наверное, в то же время. До того момента их не было, хотя, наверное, они где-то присутствовали, с кем-то разговаривали…Потом такие беседы неизбежно состоялись и со мной, и со многими другими членами рок-клуба. Я был вынужден регулярно с ними общаться. Был прикрепленный куратор. Двух таких кураторов я четко помню, они менялись. Но их роль была положительной, потому что они предоставляли достаточно объективную информацию о нас в обком партии. Туда же предоставляли информацию, соответственно, комсомольцы и МВД о том, что вытворяют в этом рок-клубе “эти сумасшедшие”. В обкоме делали какие-то выводы… Мне кажется, что к мнению кагэбэшников они больше прислушивались и что это мнение было наиболее объективным. Они говорили, что всё это бессмысленно задавливать, каким-то образом регулировать, а “надо им помочь, чтобы они встали на ноги и двигались вперед, – ну, может, да, с какими-то ограничениями”. Вот я не помню никаких негативных ощущений от общения с этими кагэбэшниками. А от общения с ментами и комсомольцами такие ощущения были” [10].
У каждого из участников процесса были свои интересы и цели. Комсомольцы должны были следить за идеологической чистотой. Условно говоря, чтобы песни чаще писали и пели про буденовки… Милиция – за фарцовкой и наркотиками… КГБ объединяло все страхи власти вместе.
А. Кан вспоминает: “Теорий о том, каким образом и почему ленинградские власти дали возможность непослушным, неподвластным и идеологически чуждым музыкантам создать свою пусть и скромную, полулегальную, но уже не подпольную организацию существует немало. Одна из них гласит, что клуб был создан чуть ли не по инициативе КГБ” [11]. И далее: “Пример Ленинградского рок-клуба оказался заразителен. Подобные образования с большим (Свердловский рок-клуб) или меньшим (Московская рок-лаборатория) успехом стали появляться и в других городах. С перестройкой рок-клуб практически мгновенно, неизбежно и необратимо утратил свою актуальность. Какой там 500-местный зальчик на улице Рубинштейна, если уже осенью 1986-го “Аквариум” играл в “Юбилейном”?
Попытки возродить рок-клуб предпринимались неоднократно – честь и хвала энтузиастам! Но у меня в памяти есть только один рок-клуб – тот самый, из начала 80-х”.
То есть система быстро отреагировала, повторив позитивный опыт в других городах. Потенциальные нарушители спокойствия теперь могли находиться под присмотром.
Секретарь рок-клуба О. Слободская вообще открещивается от КГБ: “Калугин сам произнес в каком-то интервью много лет тому назад, что КГБ создал рок-клуб. С легкой руки генерала все радостно подхватили эту версию и стали ее тиражировать. Это бесит меня неописуемо уже много лет! Рок-клуб был создан музыкантами и другими творческими людьми, а не генералом Калугиным вместе с остальным КГБ!” [12].
Никто не хочет признаваться в том, что сегодня может выглядеть как не очень хороший шаг. Но активные советские будни были полны неожиданности: “У городских властей хватило ума никого не разгонять. Представители обкома и начальники правоохранительных органов вышли на улицу к демонстрантам и начали договариваться… Мы все были молоды и абсолютно бесстрашны. В основном, мы были возмущены: куплены билеты, поставлено и настроено необходимое оборудование, и тут нам в последний момент все запрещают. Это было невозможно!” (там же).
Мы можем признать всю эту деятельность контролем эмоций: и создателей, и зрителей. 5 Управление КГБ по сути было направлено на контроль творческой интеллигенции, а они и создавали всю, если можно так выразиться, советскую эмоциональную продукцию. А система почему-то сильно боялась. Единственным объяснением может быть только то, что она была создана в условиях “единомыслия”, и все иное внушало ей опасения.
В. Веселов, обобщил этот опыт в закрытом издании трудов КГБ, акцентируя, что так удалось выстроить “перевод неофициально возникающий группирований на официальную основу, направление негативного процесса в политически выгодное русло”. И далее: “Перевод на официальную основу должен быть осуществлен не только на формальной основе, но и по содержанию. Это означает, что необходимо добиваться полного отказа участников негативных процессов от своей антиобщественной деятельности, направления их сознания и творческой энергии на решение задач коммунистического строительства” [13].
Правда, цитируемый выше П. Кошелев вспоминает об авторе так: “Так вот, в 1979 году стал замначальника этого отделения, в 1980-м — начальником отделения по творческой интеллигенции. Заменил я Владимира Веселова. Целью нашего коллектива было курировать творческую интеллигенцию, Союз писателей, Союз художников, Институт русской литературы. Естественно, нам предписывалось курировать и культуру неофициальную. Наш начальник выше был страшно амбициозным, хотел отличиться. Он был очень жёстким человеком, не соответствующим особенностям работы по пятой линии. Он хотел «не пущщать». Я же говорил, что мы в принципе занимаемся не своим делом: вот когда русские нацисты пытались маршировать по Невскому и кричать свои приветствия в начале 80-х, это был наш профиль. Но это отдельная тема. Я вообще занимался созданием товарищества непризнанных художников, чтобы дать им выставляться, возможность продаваться, чтобы желания им смотреть на Запад не было. А у Запада не будет повода критиковать нас, что мы «зажимаем таланты»” [7].
И еще: “Что Володя писал эту методичку, я сильно сомневаюсь. И я абсолютно не верю, что какие-либо методички в итоге остались у литовских товарищей: они могли это только купить. Никогда, ни одного дня тот же Веселов не занимался музыкантами. Только художниками. Не было ещё работы по музыкантам. Потом он уехал в Москву на рядовую должность, а нам рассказывал, что едет в аспирантуру. И он исчез. Нечем было хвастаться. Старшим там он не стал” (там же).
То есть система, как и всякая другая система, экспериментировала, получала опыт и пыталась этот опыт зафиксировать и распространить.
Сходные процессы можно увидеть у литераторов, где был Клуб-81 [14]:
– “Организованный в конце 1981 года Клуб-81 привнес дополнительные измерения в стратегии представителей культурного подполья. У этого общественного эксперимента были видимые преимущества и тайные пороки, определявшие первую половину 80-х для ленинградского и отчасти московского андеграунда. Прежде всего литераторы устали от многолетнего подполья и жизни на социальном дне, в результате чего большая часть неофициальной культуры стала пользоваться инструментами репрезентации своего творчества в рамках этого писательского клуба, который был компромиссом между второкультурной средой и руководством ленинградского Союза писателей и, как скоро выяснилось, местным КГБ“;
– “Хотя большая часть переговорного и организационного процесса стала впоследствии открытой и известной, особенно переговоры с представителями Союза писателей, однако важнейшие аспекты переговоров и, прежде всего, с офицерами КГБ, вскоре ставшими кураторами клуба, не афишировались до определенного момента и очередной кризисной ситуации. А затем на протяжении десятилетий последовательно мистифицировались во избежание упреков в соглашательстве и работе по сценарию спецслужб. Для рядовых членов клуба и его гостей ситуация представала вполне удобной и новой, с куда более широкими возможностями. То есть никто не подписывал отказ от публикаций на Западе или в самиздате, не давал невыполнимых обещаний, уровень предполагаемого компромисса у каждого был свой”;
– “В тоталитарном государстве, где спецслужбы всесильны и следят за всем подозрительным, тем более в условиях литературоцентризма, когда литература казалась одним из главных инструментов удержания власти, неподцензурный литератор не мог отказаться от вызова в КГБ. Он мог потребовать повестку или не требовать ее, если боялся рассердить мстительные и всесильные органы; мог согласиться (если не знал, как правильно поступить, не читал книгу В. Альбрехта «Как быть свидетелем) или не согласиться на беседу, — очень распространенный прием давления со стороны КГБ. Такой контакт, когда общение с КГБ было вынужденным и подневольным, естественно, допускался. О нем необходимо было подробно рассказать, потому что подозрения о внедренных стукачах (которые часто оказывались правдой, а порой только слухами) были постоянными“.
Тут была целая “онтология”, что КГБ – это и есть реальная власть, и нечего от нее прятаться:
-“Негласно, не артикулируя это, организаторы клуба предлагали рассматривать КГБ как один из видов советской власти, а раз вы живете здесь и сейчас, то зачем эта страусиная политика. КГБ — сила, в данном случае — сила, которая помогла более свободному существованию неподцензурной культуры. И не столь многочисленные мемуары тех, кто стоял у истоков этой затеи, предлагают читателям именно эту версию отношения к истории Клуба-81“;
– “Уже после начала перестройки Адамацкий, первый глава Клуба-81, при котором Борис Иванов оставался серым кардиналом, получил квартиру при посредничестве Павла Коршунова, одного из кураторов клуба, которого Собчак позвал возглавить Петроградский район. Более того, было достаточно оснований полагать, что Адамацкий с самого начала был внедренным в руководство клуба агентом КГБ”;
– ” побуждающим мотивом для КГБ было обновление писательской крови: кагэбэшники видели, что советские писатели слишком сытые и безразличные почти ко всему, что не касалось их самих. А в это время неофициальная культура представляла удивительное явление — людей, соглашавшихся творить без какой-либо оплаты и отвернувшихся от всего советского из принципиальности. И именно желание перетянуть эту силу на свою сторону и было, возможно, основной мотивацией кураторов клуба от КГБ”.
Мы не можем отрицать роли КГБ в курировании неформалов, но даже ничего конкретно не зная о ней, понимаем, что эта роль была значительной, поскольку такого рода “разрешенное молодежное бурление” могло быть только под их контролем. Все, что производилось для массового сознания, цензурировалось формально и неформально.
О. Калугин говорит о своем опыте работы в Ленинграде, куда его отправили то ли в наказание, то ли на повышение [15]:
– “Проникновение западной массовой культуры, увлечение молодежи рок-музыкой, нетрадиционной живописью вызывало беспокойство в обкоме. Идейное здоровье ленинградцев подвергалось постоянным испытаниям и воздействию извне. Требовались срочные меры, и чекистов просили дать предложения. Вопреки ожиданиям обкома, Пятая служба высказалась не за ужесточение санкций против поклонников Запада, а всего лишь за объединение всех неформальных писателей, музыкантов и художников под одной крышей, с тем чтобы облегчить КГБ и соответственно обкому управление процессами, проходящими в среде неформалов. В результате этой инициативы через агентуру Управления был сколочен первый в Ленинграде «рок-клуб», затем отдельным сборником «Круг» в государственном издательстве опубликована художественная проза и стихи «непризнанных» писателей, состоялось несколько выставок самодеятельных живописцев”;
– “Андропов, несомненно, был мастером компромисса, лавировавшим между реальными потребностями общества и прихотями своих бесталанных руководителей. Он остро чувствовал конъюнктуру и попеременно выступал в роли то либерала, то консерватора. Очевидно, в этом был секрет его живучести. Г. Товстоногов рассказывал мне, как его спектакль «Балалайкин и К°» едва не попал под запрет, но в последнюю минуту получил «добро» от Андропова, посетившего премьеру и оценившего глубину и актуальность пьесы.
Андропов, однако, не стал защищать Ю.Любимова, когда тот не подчинился диктату надсмотрщиков от культуры, и поддержал предложение о лишении мятежного режиссера с Таганки советского гражданства. В августе 1979 года Андропов был против военной интервенции в Афганистане. Но уже в декабре он выступил в качестве одного из главных организаторов афганской авантюры, поддавшись уговорам своего друга маршала Д. Устинова. Андропов, как правило, отвергал предложения о физическом уничтожении политических оппонентов, но он довел до совершенства аппарат политического сыска, сделавшего нормой моральный террор.
Именно на годы его председательства в КГБ приходится разгул судебного произвола в отношении инакомыслящих. На то же время приходится и массовый исход интеллигенции, и изгнания из страны — это милосердие тиранов, ударившее по цвету советской культуры, и невиданные по масштабам и беспардонности злоупотребления психиатрией, грязная война против «сионизма», расцвет фашизоидной «молодогвардейщины»” (там же);
– “При Андропове органы КГБ проникли практически во все поры нашего общественного организма, во все сферы жизни. Без них не принималось ни одно крупное решение во внутренней и внешней политике, судьбы миллионов людей зависели от информации, которой КГБ манипулировал по своему усмотрению” (там же).
Была мощная система, которая как бы по приказу в период перестройки растворилась в пространстве. Кстати, О. Калугин и сегодня не хочет раскрывать имена агентов, мотивируя это так: “давайте попробуем посмотреть на дело с другой стороны. КГБ создал в Ленинграде рок-клуб, был его спонсором, а непосредственные организаторы — нашими агентами. Да, Комитет стремился поставить под контроль анархические тенденции в музыкальной жизни города, но объективно создание рок-клуба было полезным для общества! Зачем же теперь раскрывать этих мальчиков-джазистов? Может, они и так клясть себя всю жизнь будут, мучиться? Они же не принесли вреда, были незнающими и не ведающими ребятами, пусть проявившими слабость, но честными и порядочными. Некоторые из них сейчас стали известными людьми…” [16].
Все это была общая модель по сути мягкого контроля, позволявшая видеть и вмешиваться в опасные тенденции, а также помогать тем, кого считали своими: “Как сказал однажды начальник 1-го отдела ЦОС КГБ СССР полковник Сергей Васильев писателю Станиславу Куняеву, еще одному завербованному в 1970-е годы агенту, “какими бы они ни были, как бы ни повернулась история, у нашего ведомства есть основной закон: своих информаторов, своих секретных сотрудников не сдавать и не рассекречивать никогда и ни за что” (С. Куняев. “Предательство – это продажа вдохновения”)” [17].
Практически все известные фамилии, которых читали-слушали-смотрели граждане СССР оказались в этой орбите двойной жизни: от Михалкова до Соловьева (см. множество подробностей этого сотрудничества в воспоминаниях подполковника В. Попова [18 – 29]). Их искусство в этом плане было санкционированным искусством. Говоря сегодняшними словами перед нами модель управления мягкой силой, для которой и было создание 5 управление. И это парадоксальный жесткий вариант управления мягкой силой.
Такие клубы неформалов можно представить как создание контролируемого “аквариума”, когда все становилось видимым, поскольку это предполагала такая структура. Считалось, что за всеми по гаражам уследить невозможно, поэтому такая форма собирания под крышу казалась очень удобной. Это просто было еще одной формой контроля.
Вероятно, каждый бы мог существовать вне такого клуба и тогда вне контроля, но сфера искусства базируется на читателе и зрителе. В ней есть автор и потребитель, и один невозможен без другого. Одновременно контролируя автора, контролируется и тот продукт, который сможет получить потребитель.
Шло время. Агентура поднималась все выше, причем часто с помощью своих кураторов. В. Попов так раскрывает этот процесс: “В среде творческой интеллигенции, как правило, старались приобретать агентуру из числа людей влиятельных и авторитетных, с тем чтобы она не только занималась стукачеством, а влияла на процессы в творческой среде. Я пишу в своей книге о Николае Никандрове, который был переведен в 5-е управление из Новосибирска. Он поддерживал контакты с писателями, которых называли “деревенщиками”. Он завербовал литературного критика Евгения Сидорова, который при содействии КГБ стал ректором литературного института, который курировало то же подразделение, в котором служил Никандров. Впоследствии опять-таки с помощью КГБ Евгений Сидоров стал министром культуры Российской Федерации. Когда после 1993 года Никандров покинул стены КГБ, он оказался в Министерстве культуры, где стал главным редактором каталога культурных потерь России в период Второй мировой войны. А Сидоров, помимо прочего, с 1998-го по 2002 год был представителем Российской Федерации при ЮНЕСКО. Как правило, в подобные организации направлялась агентура” [30].
При обсуждении В. Листьева Попов упомянул и такие подробности: “При выборе кандидата на вербовку изучались не только возможности будущего агента по добыванию информации, представляющей интерес для КГБ, но также принималась во внимание социальная среда, которую он представлял, и наличие влиятельных родственников. Поэтому агенты, завербованные из числа студентов вузов, в большинстве своем были представителями средних и низших слоев советского общества. Большинство были дети из простых рабочих семей, которые полагали, что, оказывая помощь органам госбезопасности, демонстрируют свою лояльность советскому строю и могут рассчитывать на помощь в становлении карьеры. И действительно, органы КГБ активно продвигали свою агентуру, тем самым создавая “агентов влияния”, занимающих видное место в политической и общественной жизни страны” [31].
Вся эта работа приводила к тому, что собирались гигантские объемы информации, например, о писателях: “Информация, отражавшая положение в писательской среде со всей территории страны поступала в “литературную группу” в 1-й отдел 5-го управления КГБ. С момента создания в 1967 году 5-го управления КГБ в “литературной группе” скапливался огромный информационный массив, состоявший преимущественно из сообщений агентуры КГБ. Все эти донесения докладывались в литерное дело №1110, размер которого превышал 100 томов, более 300 страниц каждый. Объем томов был ограничен размером коробок для архивного хранения. По этой причине тома не могли превышать определенный размер. Если же учесть, что все документы печатались с обеих сторон листа, не трудно представить колоссальный объем информации, в этих томах сосредоточенный. Так что соответствующие подразделения спецслужб были в полной мере информированы о процессах, происходивших в творческих организациях СССР” (там же).
О контексте вербовки видного демократа Г. Попова: “Московский государственный университет имени Ломоносова и Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы курировал 3-й отдел 5-го управления КГБ СССР. Ни один из факультетов этих университетов не был оставлен без внимания оперативных сотрудников отдела. С учетом значительного числа иностранных студентов, обучавшихся в них, массово вербовались студенты и преподаватели с целью более глубокого изучения студентов-иностранцев для выявления из их числа агентуры и сотрудников зарубежных спецслужб. Кроме того, велось тщательное изучение просоветски настроенных иностранных студентов для последующей их вербовки и использования за рубежом в интересах советских спецслужб. Агентурой КГБ оба университета были предельно насыщены” (там же). У Г. Попова была взятка, которую “простили”, но получили верного человека.
О. Калугин так ответил Е. Боннэр на “раскаявшегося шпиона”, которого нельзя поднимать на знамена: “С женщинами, особенно такими, как Елена Георгиевна, мне спорить не хочется. Однако ее муж — академик Сахаров — был одним из создателей оружия массового уничтожения, что, пожалуй, похуже шпионажа. Но он нашел в себе силы, чтобы изменить свои представления о мире, осудить ядерную войну. Разве это можно только академику? А почему генерал КГБ не имеет права изменить свои взгляды? Времена меняются, меняемся и мы… Или вот библейская история: апостол Павел — когда его еще звали Савлом — был, условно говоря, одним из первых чекистов, истреблял христиан, его с этой целью и в командировки в Дамаск отправляли. А потом он стал учеником Христа, апостолом, потому что нормальный человек в конце концов приходит к Истине. И тот, кто упорствует в своих заблуждениях, особенно когда они не находят объективной, реальной почвы, просто глуп” [16].
Однако это в чем-то напоминает реплику в пьесе Е. Шварца: “Всех учили. Но почему ты оказался первым учеником?”.
Сегодня этот опыт “жестко-мягкой” силы взят на вооружение современными спецслужбами при порождении нужных информационных кампаний. Современные системы работы с мозгами используют ту же технику, которую можно обозначить как эмоционализация. В ней ситуация разворачивается так, чтобы включить эмоции аудитории: позитивные – в пользу власти, негативные – против ее врагов.
Например, П. Померанцев говорит так: “есть известные технологии, которые применяет Дмитрий Киселев – унижение врага, его дегуманизация… Но российский подход очень отличается от пропаганды 20 века. Дело в том, что есть проблемы с самим словом «пропаганда» – оно означает так много вещей, что уже ничего не означает. Но все-таки следует отличать дезинформацию от того, что называется «мягкой силой». Та пропаганда, которой занимаются в Америке – это «мягкая сила»: это попытка объяснять свою позицию и привлекать людей через свои качества. Россия этим не занимается. Главный философ пропаганды в 20 веке Эдвард Бернейс учил культивировать какой-то свой позитивный образ – но Россия думает о пропаганде в военизированном смысле: она мыслит категориями саботажа, сбивания врага с толку… Это не пропаганда в ее чистом виде, это то, что русские называют «информационной войной». Ни одна другая страна не занимается информационной войной в таких масштабах. Бывают какие-то отдельные операции, но никто не делает, чтобы это стало системной работой, чтобы в это вливались миллиарды долларов. Это совершенно уникальный пример современной России, в котором слились фасад западного телевидения и индустрии развлечений – с мозгами КГБ. Это породило совершенно новый феномен” [32].
То есть идет естественный отбор наиболее эффективного средства воздействия, который не будет отвергаться массовым сознанием, а, наоборот, приветствоваться им. Это не мир обязательности, а добровольности. По этой причине здесь навязывать что-то очень сложно.
И Е. Фанайлова говорит: “Современная война за мозги пошла в сферу эмоций “первоначальный успех русского мира в эпоху “Крымнаш” и военной операции на востоке Украины опирался на бьющие по глазным нервам и чувству эмпатии телевизионные картинки, где фейки смешивались с реальностью, и на ценностные представления россиян об утерянном величии советской империи, на так называемый ресентимент. Грузинская кампания была коротка и непопулярна (хотя мем о Саакашвили, который съел свой галстук, наверняка на памяти многих), а вот русско-украинская война породила такие сетевые “срачи” (термин ещё из жж-сообщества), разрушительные последствия которых мы видим до сих пор и, вероятно, будем наблюдать ещё длительное время” [33].
Эмоции разные у разных поколений. Воспитанные в советское время хранят эмоции того периода пропаганды, сегодняшние поколения – другие. И за ними стоит два разных источника получения эмоций – телевидение и интернет. Молодежь в сочетании с интернетом представляют все более растущую опасность для власти.
А. Колесников подчеркивает все возрастающую роль молодежи:
“Битва за симпатии и политическую поддержку молодежи станет в ближайшие годы основным содержанием противостояния государства и гражданского общества. Население России, а вместе с ним и российская власть стареют. Старшие поколения пока доминируют на выборах разных уровней, но основной груз по содержанию этих исправно голосующих за руководство страны возрастных групп в скором времени ляжет на плечи тех, кто сегодня относится к категории 18–24 года (сейчас на одного пенсионера приходится два россиянина в трудоспособном возрасте). А это новое поколение демонстрирует сильно отличающиеся от старших когорт представления о мире. Соответственно, в интересах власти индоктринировать их в свою пользу и вынудить жить по своим правилам” [34].
Единственным спасением для власти может быть только деполитизация молодежи, ее нежелание вникать в то, что, по сути, неинтересно.
Власть пытается убрать “тлетворное” влияние Интернета, говоря старыми пропагандистскими словами, но с точки зрения молодежи это совершенно недопустимо. Поэтому действия власти в этой сфере будут вызывать и неприятие, и раздражение: “Усугубить отчуждение молодых когорт от власти могут попытки регулирования интернета – это все равно что отравить среду привычного обитания. Вторгаясь в интернет привычными регулятивными способами и придумывая все новые запреты, авторитарные управленцы провоцируют высочайшую степень раздражения у тех, кто попросту живет в социальных сетях. И в этом смысле делают все, чтобы начать проигрывать ту самую битву за молодежь” (там же).
Все вокруг меняется, и власть то ли действительно не замечает этого, то ли старается сделать вид, что этого нет. Левада-центр четко фиксирует как бы появление двух отдельных миров: “Россияне в возрасте 18-35 лет гораздо активнее пользуются интернетом и социальными сетями. Благодаря этому, российская молодежь оказывается менее подвержена государственной телевизионной пропаганде. Особенно заметна роль YouTube, который за последние годы стал самой популярной интернет-платформой, позволившей политикам, активистам и журналистам получить доступ к миллионам молодых россиян по всей стране в обход телеканалов, контролируемых государством. Это приводит к существованию двух параллельных медиа-пространств со своими аудиториями и героями, что углубляет разрыв между самыми молодыми россиянами и старшим поколением” [35].
И еще: “Еще одна отличительная черта молодых россиян состоит в положительном отношении к Западу и, в особенности, европейским странам. Эти настроения резко контрастируют со взглядами старших поколений, где преобладает негативное отношение к западным странам. Однако, представления молодых россиян о жизни на Западе и общественном-политическом устройстве поверхностны и клишированы. Запад рассматривается, прежде всего, как место сытой и спокойной жизни и как источник модных тенденций. В положительном отношении к Западу есть и оборотная сторона: значимая часть молодёжи (больше половины) хочет эмигрировать из России” (там же).
Молодежь не нуждается в поддержке государства так, как старшее поколение. А это прямо и косвенно выводит его из зависимого положения, что будет реализоваться в словах и делах.
Пост-Путин, кем бы он ни был, им уже не интересен.
Сегодня именно техногиганты, а не телевидение усадили перед экранами миллионы и миллиарды, жаждущих эмоций граждан. Вчерашняя пропаганда была всесильной и массовой по причине ее монополизма. Сегодня пропаганда стала точечной, но поскольку технически она стала еще более массовой, то она побеждает. Каждый “лайк” отзывается в чьем-нибудь сердце. И даже не одном. Эмоции путешествуют по миллионам сердец. Отсюда расцвет фейков и конспирологии, представители которой путешествуют по сетям с помощью лайков и репостов, создавая единое массовое сознание, наибольшее за историю человечества. Маленький человек нашего большого мира стал еще меньше из-за возросших объемов информационных и виртуальных потоков, формирующих его понимание мира.
Литература:
15 квітня о 15:00 АУП презентує 5-ту відеолекцію з української мови та медіаграмотності «Як спілкуватися з медіа незалежно й аналітично». Вона є завершальною у відеокурсі до посібника «Освітні практики в часи інфодемії, або Як не ізолюватися від правди».
Модераторка: Оксана Волошенюк, менеджерка медіаосвітніх програм Академії української преси.
Авторка: Галина Дегтярьова, завідувачка кафедри методики навчання мов і літератури КВНЗ «Харківська академія неперервної освіти», докторка педагогічних наук.
Створення цього відеокурсу стало можливим завдяки фінансовій підтримці Агентства США з міжнародного розвитку (USAID), що була надана через проект «Медійна програма в Україні», який виконується міжнародною організацією Internews. Ця програма зміцнює українські медіа та розширює доступ до якісної інформації. Зміст матеріалів є виключно відповідальністю громадської організації «Академія української преси» та не обов’язково відображає точку зору USAID, уряду США та Internews.
8 квітня о 15:00 відбулася відеопрезентація нового видання АУП «Медіаграмотність для бібліотекарів: практичний посібник», створеного за підтримки «Медійної програми в Україні».
Сучасні бібліотеки – це мультисервісні інформаційні центри, покликані виховувати компетентного медіаспоживача. Порадник містить методично-практичний матеріал для бібліотекарів і буде корисний усім, кому не байдуже майбутнє молодого покоління в нових умовах інформаційного суспільства.
Презентацію, яка використовується на відео, можна завантажити ТУТ.
Авторки:
Юлія Зоря, медіапедагогиня, завідувачка навчально-тренінгового центру STEM-освіти КНЗ «Черкаський обласний інститут післядипломної освіти педагогічних працівників Черкаської обласної ради», кандидатка педагогічних наук.
Наталія Степанова, медіапедагогиня, доцентка кафедри дошкільної освіти Черкаського національного університету імені Богдана Хмельницького, кандидатка філософських наук
Валентина Потапова, експертка з медіаосвіти, медіапедагогиня. Голова ГО Центру громадянської просвіти «Альменда». Має великий досвід організації кіноклубів. З 2011 року займається просуванням та розвитком медіаосвіти, має багато публікацій щодо практичної медіа грамотності.
Ми певні, що сучасний бібліотекар може:
А як саме ви довідаєтеся, завантаживши посібник, а також додаток до нього «Набір інструментів для конкурсу «Челендж раціон новин» за посиланням:
Долучайтеся!
Кожен, хто проведе заняття за цим посібником отримає сертифікат АУП та МОН України. Для цього слід заповнити анкету за посиланням:
Зауважуємо, що сертифікати будуть надіслані після 25 травня.
Виготовлення цього посібника стало можливим завдяки фінансовій підтримці Агентства США з міжнародного розвитку (USAID), що була надана через проект «Медійна програма в Україні», який виконується міжнародною організацією Internews. Ця програма зміцнює українські медіа та розширює доступ до якісної інформації. Зміст матеріалів є виключно відповідальністю громадської організації «Академія української преси» та не обов’язково відображає точку зору USAID, уряду США та Internews.
5-7 квітня 2021 року пройшов авторський онлайн-тренінг «Digital trainer: антитіла до інфодемії». Організувала захід Академія української преси за підтримки Фонду Фрідріха Науманна за Свободу.
Тренерками заходу були Тетяна Іванова, медіаексперта, докторка педагогічних наук, професорка, медіа та бізнестренерка, авторка численних підручників, посібників, монографій, методичних рекомендацій з проблем формування медіаграмотності та освіти дорослих та Світлана Ізбаш, медіатренерка, кандидатка педагогічних наук, доцентка, дослідниця андрагогічних принципів онлайн-навчання дорослих, розробниця багатьох вправ з медіаграмотності на цифрових онлайн ресурсах.
Учасникам вебінару так сподобався захід, що Наталія Пономаренко навіть написала вірш:
На тренінгу, як у скарбниці, черпаєм
Досвід, знання сучасних поколінь.
Адже вони нам двері відчиняють,
До антитіл інфомедійних володінь.
Світ заповнюють фейки все нові й нові,
Заполоняють наші інформбульбашки.
А ми впевнено йдемо на зустрічі суперові
До Тетяни Tatyana Ivanova та Світлани Світлана Ізбаш на здибанки.
І сховавшись від світу мирського,
Міркували в команді тренерів,
Вмотивовані силою слова
Розробляли вправи до МІГ-онлайн модулів!
Тихо тихо, на жаль, стоп марафон.
Повертаюсь до роботи - це був Не сон!
Уявляю світ без фейків, лукавих слiв.
І чистий розум замість голів.
Усе буде медіа!
Валерій Іванов зауважив: «Ми продовжуємо дуже вдалий цикл тренінгів, присвячений інтерактивним інструменам формування критичного мислення».
Тетяна Іванова поділилася думками: «».
Світлана Ізбаш відзначила: «Досвід проведення тренігів підказує, що ефективною виявляється дотренінгова підготовка до використання платформи Miro, набуття первинних умінь роботи, зокрема, реєстрація, створення карток для відповідей, робота з об'єктами, редагування тексту, перехід за гіперпосиланням з Miro у додатковий ресурс. Для цього нами організований випробувальний майданчик Miro на якому розташували самовчитель для набуття навичок вільного використання інструментів Miro. Унікальність навчання полягає в тому, що платформа Miro відкриває нову якість сприйняття навчального матеріалу шляхом організації комунікативної взаємодії учасників між собою, а також учасників і тренерів в режимі реального часу, а зміст цього процесу визначають самі учасники (а не тренер!), занурюючись у віртуальну освітню реальність для спільного виконання підготовлених тренером завдань. Такий освітній процес називається ВІРТУАЛЬНЕ НАВЧАННЯ».
Gefördert durсh die Bundesrepublik Deutschland
За підтримки Федеративної Республіки Німеччина
Георгий ПОЧЕПЦОВ, rezonans.asia
К. О’Нейл рассказывает: “Биг дата в основе своей является разделением на победителей и проигравших. Биг дата профилирует людей. У нее есть все виды информации о них – потребительское поведение, все имеющееся в официальных источниках, голосование, демография. Она профилирует людей и затем сортирует их на победителей и проигравших разными способами. Вас можно убедить как избирателя или вас нельзя убедить как избирателя? Будете ли вы уязвимы к этой рекламе или нет? У вас есть оценки по множеству параметров. Обработка их людьми, обладающими такими моделями, ведет к выигрышу для мира, поскольку чем больше информации, тем лучше. Когда, конечно, то, что происходит, это сфальсифицированная система, основанная на отслеживании и асимметрии информации, когда люди, имеющие власть, обладают большими объемами информации о вас, чем вы о них. Они пользуются ею, чтобы оценить вас и затем или отказать вам, или предложить какие-то возможности. Одна из вещей, на которую я обратила внимание в своем исследовании, состоит в том, что бедные люди, люди другого цвета кожи, располагают меньшим временем, чтобы быть внимательнее к тому, как информация о них собирается, поэтому они особо уязвимы перед вредными алгоритмами. Но и многие из нас анализируются многими и многими алгоритмами, многие из которых нам даже невидимы. Когда бы мы не зашли онлайн, покупали страховку, обращались за займом. Политическая реклама является одним из наиболее агрессивных видов из всех существующих. <…> Наибольшее непонимание есть у людей, считающих, что алгоритмы являются честными, объективными и помогающими. О них не следует думать как об объективных, поскольку собранная информация необъективна, а люди, которые сделали эти алгоритмы, тоже не объективны. Но самым важным является то, что они должны нести прибыль тем, кто ими обладает. Эти люди определяют успешность и часто это делается в терминах прибыли. А прибыль для этой персоны не всегда означает нечто хорошее для цели этой системы оценивания” [1].
При этом бизнес-модели этих техногигантов строятся на недопущении конкурентов. Например, Google и Facebook удерживают 80% рынка дигитальной рекламы в Великобритании [2]. У Гугла также 90% рынка поисковой рекламы. Это тип рекламы, который опирается на ваши поисковые вопросы [3]. Реклама от Гугл появится также в Gmail и YouTube.
Это “мирные” применения информационной сферы, но точно так развились и “военные”. Информационные интервенции, проведенные в нужное время, могут создавать и усиливать политические конфликты, порождать кризисы из-за поляризации общественного мнения. Например, о напряженной работе так называемых петербургских троллей пишут так [4]:
– “Между 2013 и 2018 кампании Агентства интернет исследований в Facebook, Instagram и Twitter достигли десятков миллионов пользователей в США. Более 30 миллионов пользователей между 2015 и 2017 делились постами Агентства интернет исследований в Facebook и Instagram со своими друзьями и семьей, ставили лайки, реагировали и комментировали их. Пики в рекламе и деятельности часто соответствуют важным датам в американском политическом календаре, кризисам и международным событиям. Деятельность Агентства интернет исследований началась в 2013 с Twitter, но быстро трансформировалась в многоплатформную стратегию, включающую Facebook, Instagram и YouTube. При этом наиболее распространенным вариантом являются естественные посты, а не реклама”;
– “Российское Агентство интернет исследований начало порождать дезинформацию для американских избирателей с 2012, используя те же техники, которые применялись к своим собственным гражданам и гражданам соседних стран Восточной Европы. Twitter давал посты на многих языках. Некоторые из аккаунтов были “перенацелены. Например, некоторые сместились с индонезийского для индонезийской аудитории на английский для американской. Хотя Агентство нацелено на несколько разных стран и языковых сообществ большая часть его продукции написана на русском и английском”.
Все это интервенции в мозги, призванные ввести вариант “войны” в массовом сознании между разными конкурирующими представлениями. Причем для “атакующих” важен сам факт “внутренней баталии”, а не то, кто в ней победит. Разделенное общество исходно становится более слабым, что и является целью таких интервенций.
Один из таких “кремлеботов” петербургской фабрики троллей, трудившийся на американском направлении, так рассказывает о характере своей работы: “У каждого отдела есть несколько кураторов, которые вводят в курс, обучают, помогают на первых порах, корректируют работу. Мой куратор сказал: “Твое творческое задание – прочитать статью на иностранном новостном сайте, понять проблематику, пересказать ее коротко и предложить четыре-пять комментариев на болезненные места этой статьи”. Каждому сотруднику выдается большое количество сим-карт, на них заводятся аккаунты. Причем аккаунты заводятся с разными прокси по принципу: местный житель, госслужащий, старик, молодой, женщина, темнокожая женщина… Побольше персонажей. Работа незамысловатая, 12 часов в день сидеть, читать статьи, писать комментарии, их должно быть не меньше ста, а лучше 120 в день. Я занимался новостными сайтами, другие – более серьезными: “Нью-Йорк Таймс”, “Вашингтон Пост”. Кто-то занимался фейсбуком, кто-то YouTube. И так круглосуточно, днем и ночью. Нужно было писать комментарии, которые вызывают реакцию, должна была развиваться дискуссия” [5].
Еще конкретные детали: “Весь наш этаж был иностранный. Но в другие кабинеты не пускали. У нас сидело человек 25, большой кабинетище, похожий на компьютерный клуб. Были столы, где сидели ребята на фейсбуке, человека три-четыре писали эссе. Основная масса – это мы, новостники. Были топовые, типа суперэксперты, человек пять, которые запредельно хорошо знали язык и могли сделать свою работу часа за четыре. Напротив нас был отдел, где работали с фотографиями. Ребята делали всякие мемы, бред, который привлекает внимание. Их задача была управлять трафиком, чтобы народ валово переходил за счет мема или привлекающей картинки на какую-нибудь ссылку. Огромный русскоязычный отдел был разделен по регионам – Россия, Казахстан, Украина: там говорили, что Россия молодцы, а Крым наш” (там же).
Причем интересно, что при работе на Америку нельзя было кричать “Россия – молодцы”, действовать было можно только косвенно: “Российская тема поднималась очень непрямолинейно. Например, есть какая-нибудь история про Путина, можно было ответить так: ребята, посмотрите, вот в Америке ничего не работает, а даже в России, непонятной стране, уже есть то-то и то-то. Но не напрямую: “ага, Россия – круто”. С чего бы вдруг человек из Аризоны стал топить за Россию?”. И это вполне резонно…
И о типах заданий, в результате чего приходилось писать от имени совершенно разных персонажей: “Нужно было создать, например, ветерана, участвовавшего во вьетнамской войне или в иракском конфликте, социального работника, очень толстую женщину, сидящую на пособии, но она типа боди-позитив, пацана, который собирается поступать в колледж, чернокожего, мексиканца. У меня была даже парочка индейцев, которые писали, что вот вы, сволочи, нас всех перебили. Под реформу с гей-браками обязательно нужно было завести кучу гей-френдли аккаунтов и, наоборот, консерваторов. Была таблица, кто является открытым геем во власти. Этим можно было пользоваться: ребята, вы что, у вас в правительстве такое! А другие должны были говорить: нет, у каждого есть права” (там же).
При множестве работающих возникают и неожиданные столкновения при создании дискуссий: “Была инструкция: этим не отвечать, потому что это свои. Какое-то время это держалось, потом опять забылось. Бывали смешные ситуации. Кто-то начинает в углу ржать: “Это я под этим именем, зачем ты мне отвечаешь?” Старались договариваться. Сидишь по 12 часов перед экраном, тебе надо всю эту фигню читать. График работы – два дня через два, но можно было меняться сменами. 5 дней работаешь по 12 часов и на четвертый уже мало что понимаешь. Забавно, что у некоторых ребят наступало производственное отчуждение. Я тоже такое словил пару раз: начинаешь верить в то, что все делаешь по-серьезному, какие-то споры возникают, моральные дилеммы. У меня реально голова начинала кипеть. Я поэтому оттуда и свалил через 4 месяца”.
Чем сильнее политическое напряжение между странами, тем интенсивнее становится информационный конфликт. Перед нами проходит очередная холодная война, поскольку она нацелена на разум, а не на тело человека.
О числе работающих на фабрике: “Точно не знаю, я во всех отделах не был, к тому же они находятся в разных зданиях. Не меньше 150 человек в дневную смену только в одном здании, а если в целом брать, мне кажется, до тысячи человек. Одни люди скидывают данные, другие эти данные перекидывают по отделам, третьи проводят собрания, на которых рассказывают, с каким тезисом кому следует работать, а чего делать не надо, что следует освещать, на чём ставить акценты” (там же).
По сути, на выходе индустриальный информационный поток. И поскольку контент его системен, а не случаен, четко соответствует заданиям, то сила этого потока многократно увеличивается. Кстати, были интервью “разнорабочих”, но особо не было интервью как бы социальных инженеров, которые ставят им задания.
И вот еще подсказка – как определять троллей: “не всякий пропутинский комментарий оставляют тролли. У нас достаточно убежденных людей, так называемых ватников. Если есть подозрение, что перед вами тролль, посмотрите на аккаунт этого человека. Как правило, у троллей закрытые аккаунты – есть установка их закрывать. Тролли для своих аккаунтов используют фотографии, спертые у кого-то в “Одноклассниках”. Воруют фотографии реальных людей, делают левые имена, вставляют эти фотографии, но, отзеркаливая, чтобы нельзя было найти через “Яндекс. Картинки”, либо как-то обрабатывают в цвете, например, делают фотографию черно-белой, так тоже сложнее найти. Есть ребята, которые работают против “фабрики троллей”, они отзеркаливают, ищут фотографии, находят оригинал в интернете и помещают в комментариях: “Вот, фотографию украл, придурок. Давай я этому человеку напишу, покажу твою фотографию. Не хочешь объяснить, кто ты и что ты здесь делаешь?” (там же).
И об общей атмосфере: “В коллективе откровенно про того же Путина шутят, и почти все понимают абсурдность того, чем занимаются, этого вылизывания власти. Но работа приносит деньги. Это как врачи работают с трупами, со временем начинают шутить, расслабляться, разряжать обстановку. Через некоторое время я перестал чувствовать напряжение, но потом совесть начала жрать. Приходишь с работы задолбанный. У меня от угрызений совести и стресса нагрузка постоянно была, я уходил оттуда с ощущением мигрени. Видимо, какая-то психическая защита, организм должен себя как-то остужать, я стал чаще смеяться над этим. Человеку, который не видел, как это работает, сложно представить, что взрослые люди сидят и занимаются откровенной херней” (там же).
М. Оленичев, юрист, представлявший интересы бывшей сотрудницы «Фабрики троллей» Ольги Мальцевой, которая подавала иск против своих бывших работодателей, так формулирует цели этой работы: “Судя по многочисленным публикациям, связанным с “Фабрикой троллей”, и с показаниями в суде, можно сделать вывод, что эта работа была направлена на формирование положительного имиджа российской власти и на поддержку лояльности действующего президента” [7].
Это есть или может быть во всех странах. Но скорее в кризисные периоды, когда же это становится постоянной работой, тем более направленной на другие страны, это становится одним из вариантов информационной войны, что выходит за рамки нормы, требуя ответного реагирования.
И еще: “Не секрет, что во время выборов в Бундестаг осенью прошлого года “Фабрика троллей” также пыталась участвовать в формировании умонастроений граждан Германии. Но тогда Facebook пошел навстречу германскому правительству, и перед выборами стал удалять фейковые аккаунты, и путем выявления стал препятствовать их распространению. Поэтому Запад очень заинтересован в том, чтобы иметь информацию о том, как функционирует “Фабрика троллей”, и как на нее можно воздействовать” (там же).
Л. Савчук рассказала, как фабрика троллей борется со своими противниками: “Я могу об этом судить, потому что каждая моя акция сопровождается информационной кампанией со стороны троллей. Это все продуманно, это все трудоемко. Сидят целые отделы, которые производят картинки с карикатурами на тех, кто им противостоит. Это сопровождается кампаниями в крупнейших прокремлевских СМИ, которые подключаются к этой травле. Плюс, это сопровождается угрозами” [8].
Создается массовый информационный поток, задачей которого является влияние на общественное мнение, причем чужой страны. И это интенсивная работа сотен людей, которая не может оставаться незамеченной.
Савчук также говорит: “Когда обычный человек приходит на “фабрику”, у него висит уже готовое задание на компьютере. У него есть список тем, по которым “тролли” работают каждый день. США там – в первой пятерке или тройке, это одна из главных тем в любое время. Если это комментаторы в СМИ или социальных сетях, то они получают в устном виде свои задания. Эта “фабрика” – не одна. Структура на Савушкина, сейчас они переезжают, – самая известная. Люди, которые работали в Москве, не так раскрыты, как здесь в Петербурге. Возможно, это самая большая “фабрика троллей”. Есть люди, которые работают по домам, удаленно. Поэтому сказать, что на этой фабрике была примерно тысяча человек в штате, этого недостаточно. Но такие цифры назывались людьми, которые там до недавнего времени работали” [9].
Ничего не может остаться в тайне, когда таком проекте работают массово работают простые гражданские люди. Тем более, когда есть не только властный взгляд на события, но и оппозиционный.
Л. Савчук разъясняет: “Мы основали движение “Информационный мир” (в противовес понятию “информационная война”), потому что нас очень беспокоит в принципе пропаганда в России. Тролли – это часть проблемы. Их работа отличается тем, что они скатываются к экстремизму, пользуясь тем, что у них закрыты лица и имена, у них нет ограничений. То, за что стали у нас наказывать обычных людей, они делают каждый день и каждую ночь. Мы будем призывать их к ответу, основываясь на документах, которые мы получили в ходе суда” [10].
Л. Савчук говорит о фабрике по результатам судебного разбирательства: “Там производится работа по написанию платных комментариев и прочего контента. И еще подтвердился факт, что там работают тролли, потому что даже их юрист оказался троллем. И давая оценку нашим требованиям в суде, он комментировал их так, как это обычно делается в интернете” [11].
Как это ни странно, но определенных успехов они добиваются: “В октябре 2015 года Савчук при поддержке юристов Команды 29 подала в прокуратуру Петербурга жалобу с требованием провести проверку фирмы. В жалобе она описала нарушения трудового законодательства компанией и попросила прокуратуру проверить, как структура ведет бухгалтерию, производит выплаты страховых взносов, насколько в помещениях соблюдают правила противопожарной безопасности и пользуются ли сотрудники лицензионным ПО. За это время «фабрика троллей» успела сменить адрес и юридической лицо. Теперь компания называется «ТЕКА», а офис с улицы Савушкина переехал в бизнес-центр «Ильич» на Белоостровской улице. Савчук просит прокуратуру провести комплексную проверку и по обоим адресам. В апреле 2016 суд частично удовлетворил требования Савчук, но она намерена добиваться удовлетворения всех требований, обозначенных в иске” [12].
И тут даже важен не сам результат, а гласность, которая возникает в процессе подобных судебных разбирательств.
В интервью “Новой газете” Л. Савчук рассказала, что пошла работать в Агентство интернет исследований специально: “Я пошла туда не по убеждениям, а с диверсионным планом. Это было в декабре. Я наткнулась на объявление о приеме на работу в «АИИ». Посоветовалась с друзьями, и мы приняли решение, что я устроюсь, чтобы изнутри изучить, как это работает, и понять, как с этим бороться. 2 января я вышла на работу и с первого же дня начала собирать информацию, копировать документы, наблюдать за тем, что там происходит. Десять лет я работала журналистом-фрилансером, у меня есть опыт. Туда не я одна внедрялась, и другие журналисты пытались. Мое отличие в том, что я там продержалась два месяца. Но с самого начала я была внедренным агентом, а не полноценным троллем. Я лишь играла роль сотрудника. Это было интересно. Но я каждый день пребывала в шоке, понимая, какая это масштабная работа, как много троллей, даже если брать только эту фабрику. Меня шокировали размах этой работы и полная безнаказанность. Я иногда ходила по коридорам и останавливалась от удивления. Стояла и приходила в себя. [Работает там] около 400 человек. В здании на улице Савушкина — четыре этажа, длинные коридоры, много кабинетов. В каждом кабинете работает много людей — это разные отделы. Не все из них мне удалось рассмотреть поближе. Но я поняла, что тролли работают во всех социальных сетях. Я работала в отделе ЖЖ. Плюс был отдел комментирования в СМИ, секретные редакции фейковых новостей, где люди сидели и переписывали новости в нужном духе. Также какие-то ролики для YouTube снимались постоянно. Рисовались картинки… То есть действительно —это фабрика по производству лжи” [13].
И еще более подробно о постановке задач: “В отдел ЖЖ, где я работала, каждый день приходит техзадание. Там прописано, что должно быть, в каком виде, кого хвалить, кого ругать и к какому выводу читателей подводить. Потому что блогеры пишут достаточно развернутые посты. А комментаторам в СМИ не приходит никакое задание. Им просто объясняют вслух: какой тезис мы сегодня несем. И они просто регистрируются и пишут, регистрируются и пишут…” (там же).
То есть коллективный интенсив должен побеждать случайный характер энтузиазма одиночек, которые обязательно будут проигрывать такое “соревнование”, поскольку оно исходно является нечестным. Против одного человека начинает работать целый коллектив. Причем все скрыты за псевдонимами, а ощущая себя анонимами, могут не стесняться в средствах атаки.
Вот рассказ О. Мальцевой, позволяющий понять тематическую направленность работы тролля. Она работала отделе блогов: “Писали по 12 постов в день. Вначале было по десять, а потом стало по 12, на политические темы, и комментарии различные. Комментарии были как на социальные, так и на политические темы. Любые можно было писать. Писали в ЖЖ. Это было распространение в СМИ информации в определенном ракурсе. В котором было нужно. Распространение определенного мнения о политической обстановке в стране и на Украине. Там во всех отделах рассматривается и украинская история, и Россия, и Сирия. На тот момент, наверное, Украины было все-таки больше по объему, но в какой-то период, когда в Сирии обострялась обстановка, очень много было Сирии. Но больше все же было по Украине” [14].
В направлении США Агентство трудилось за две стороны, разжигая внутренний конфликт. Как-то писали, что один человек из Санкт-Петербурга мог выводить две демонстрации сразу, причем друг против друга. За мусульман и против. За иммиграцию и против… Но всякий такой конфликт каждый раз будет кому-то выгоден, поскольку тем самым страна теряет единство. Это можно признать атакой на идентичность.
Сегодня накоплен большой объективной информации о когнитивных различиях между либералам и консерваторами. То есть это не просто политические предпочтения, они базируются на когнитивных различиях.
Исследователи пишут: “В десятках бихевиористских исследований консерваторы более структурированы и настойчивы в своих представлениях и подходах к принятию решений, что отражается в больших оценках по психологическому измерению в порядке, структуре и завершении. Либералы, наоборот, подчеркивают высокую толерантность к неоднозначности и сложности, а также большую открытость новому опыту. Учитывая, что эти ассоциации между политической ориентацией и когнитивными стилями проявляется уже в раннем детстве, оставаясь стабильной по жизни, мы предполагаем, что политическая ориентация может быть связана с индивидуальными отличиями в базовом нейрокогнитивном механизме, используемом в саморегуляции” [15].
И еще: “Наши результаты коррелируют с тем, что политическая ориентация частично отражает индивидуальные различия функционирования общего механизма, относящегося к когнитивному контролю и саморегуляции. Сильный консерватизм, в отличие от либерализма, ассоциировался с меньшей нейрокогнитивной чувствительностью к реагированию на конфликты. <…> Консерваторы будут лучше осуществлять задачи, для которых характерен более фиксированный стиль реагирования как оптимальный” (там же).
Разные модели мира ведут к разному поведению. Американцы отличаются не только политически, но и психологически. Исследования демонстрируют, что люди становятся более консервативными, когда они чувствуют себя испуганными. После 11 сентября США ощутили консервативный сдвиг. Такая реакция на страх/испуг универсальна и есть и в других странах. Ощущение безопасности делает людей более либеральными. Консерваторы не могут спокойно смотреть на внушающие отвращение картинки (кровь, рвота и под.). Консерваторы демонстрируют более упорядоченные модели мышления. Люди консервативных взглядов более сопротивляются изменениям, что помогает им лучше относиться к неравенству [16].
Более детально это исследуется как две разные модели мира. М. Хетерингтон говорит: “Представление о мире не является идентичностью. Это способ понимания сущности мира. Он безопасен или опасен? Нужно ли защищать традиционные подходы или безопаснее их поменять? Сегодня политический взгляд, исходящий от взгляда на мир американцев, стал связан с политическими ориентациями. Но поскольку представления о мир людей организуют всю их жизнь, а не только политическую ее часть, партийная идентичность создает интенсивный конфликт. Противоположные представления о мире всегда существовали в Америке (и, вероятно, с появления людей). Новым является то, что они теперь точно вписываются в идентичности американских партий” [17].
Этот интенсив противостояния в выборах распространяется на все, проникая во все уголки жизни. Например, семь из десяти демократически ориентированных молодых людей не хотели бы встречаться с теми, кто является избирателем Трампа, то есть 71% не хочет быть в серьезных отношениях с представителем противоположного политического лагеря [18].
Центр Пью демонстрирует, что в результате поляризации почти половина американцев перестала обсуждать политические новости с другими. Это 45% американцев, правда, 54% все равно делают это [19]. Это результат накаленного влияния поляризации общественных дискуссий. Разделение усиливают и автоматические боты, поскольку 66% отсылок на сайты исходит от них, а не от живых людей [20].
Соответственно, в период выборов американцы читали только те сайты, которые связаны с их взглядами. Они как бы “сидели” в двух абсолютно разных информационных экосистемах [21].
ФБР объявило Е. Пригожина в розыск. Аналитики подчеркивают серьезность этого шага. Профессор Дж. Фитсанакис: “Я, конечно, не думаю, что ФБР в ближайшее время арестует Пригожина. Но в большинстве случаев человек, попавший в список самых разыскиваемых преступников, остается в нем на годы и десятилетия. Так что это решение – сигнал для самого Пригожина и для российских властей о том, что ФБР будет ждать его столько, сколько потребуется” [22].
Теперь Агентство Интернет исследований сегодня активно отслеживается на Западе [23 – 24]. Причем его широкие масштабы все же концентрируются на ограниченной тематике. Например, выделены такие основные продвигаемые темы:
Общая модель воздействия на другие страны покоится на разделении их на враждующие составляющие, которые в дальнейшем подпитываются все новыми и новыми материалами.
То есть чем сильнее разгорается пламя политического противостояния, тем сильнее оказывается разделенной страна. В любом случае перед нами работающий инструментарий, поэтому никто от него не откажется. Тем более он направлен против чужой страны, которая неофициально и официально признается врагом.
В свое время был и советский опыт запуска подобного рода неофициальной информации, которую никто не привязывал к стране. Наиболее известной была кампания по привязке США к СПИДу, причем в качестве варианта генетического оружия.
Литература
8 квітня о 15.00 відбудеться відеопрезентація нового видання АУП «Медіаграмотність для бібліотекарів: практичний посібник», створеного за підтримки «Медійної програми в Україні»
Модераторка: Оксана Волошенюк, менеджерка медіаосвітніх програм Академії української преси
Сучасні бібліотеки – це сучасні мультисервісні інформаційні центри, покликані виховувати компетентного медіаспоживача. Порадник містить методично-практичний матеріал для бібліотекарів і буде корисний усім, кому не байдуже майбутнє молодого покоління в нових умовах інформаційного суспільства.
Майстер-клас від авторок:
Зоря Юлія, медіапедагог, завідувач навчально-тренінгового центру STEM-освіти КНЗ «Черкаський обласний інститут післядипломної освіти педагогічних працівників Черкаської обласної ради», кандидат педагогічних наук
Степанова Наталія Михайлівна, медіапедагог, доцент кафедри дошкільної освіти Черкаського національного університету імені Богдана Хмельницького, кандидат філософських наук
Потапова Валентина, експерт з медіаосвіти, медіапедагог. Голова ГО «Центр громадянської просвіти «Альменда». Має великий досвід організації кіноклубів. З 2011 року займається просуванням та розвитком медіаосвіти, має багато публікацій щодо практичної медіаграмотності
Наша зустріч відбувається завдяки нашому спільному проєкту між «АУП» та міжнародною організацією Internews. Вона впроваджує «Медійну програму в Україні» за фінансування Агентства США з міжнародного розвитку (USAID). Ця програма зміцнює українські медіа та розширює доступ до якісної інформації.
