Георгій ПОЧЕПЦОВ, rezonans.asia
Нескінченна кількість інформаційних потоків завжди супроводжувала людину і людство, оскільки для виживання необхідні знання про навколишню реальність. При цьому реальність все одно залишається іншою.
Комунікації породжують умовну карту світу, статус і пропорції країн, у якій завжди спотворюються на користь того, хто розповідає про неї. Школа і підручники теж схильні до цієї тенденції. Ми приречені знати про себе і нічого про інших. Кожна країна намагається бути замкненою сама себе. У цьому запорука її фортеці: наші гори – найвищі, наші річки – найглибші… Радянський Союз розвалюється, коли зникає цензура, яка тримає потрібну для влади карту світу. СРСР був центром всесвіту, коли він перестав таким бути в головах своїх громадян, настав час його загибелі.
Віртуальність може замінити дійсність. Вона може говорити про те, чого немає, так само яскраво, як про те, що є. Тому віртуальні потоки також існують, наприклад, релігія та ідеологія завжди вели натовпи на штурм ворожих замків. Вони захищають своє місце під сонцем за рахунок захоплення чужого.
СРСР мав сильну культурну складову (літературу, музику, кіно, пісні). Але вона почала відставати від західної для молодих поколінь і Бітлз змогли перемогти радянську пісню.
Сьогодні інтернет та соцмережі багаторазово посилили цей видимий і водночас невидимий інформаційний та віртуальний вплив. Різко зросли обсяги впливу: і інформаційного, і віртуального. Ми стали не тими, хто щось каже, а тими, кого ми читаємо і слухаємо… Усі філософи як самотні мислителі, до яких прислухалися, залишилися в далекому минулому. Сьогодні говорять усі… Система “перекинулася”. Раніше говорив сам, слухали всі. Сьогодні говорять усі, а слухає один… Саме на цю звичайну людину зараз обрушився водоспад чужих думок, які він уже не в змозі переварити. Їх так багато, що доводиться брати готовими.
Імператори не виходять на таку словесну дуель на самоті. Тільки тепер їх оточують нові типи зброєносців. Це генерали слова, які збирають біля екранів мільйони. Вже нерадянська аудиторія дивиться на екрани радянськими очима, завмираючи і обурюючись у єдиному пориві.
Продовження
Коммуникации порождают условную карту мира, статус и пропорции стран в которой всегда искажаются в пользу повествующего о ней. Школа и учебники тоже подвержены этой тенденции. Мы обречены все знать о себе и ничего о других. Каждая страна старается быть замкнутой на сама себя. В этом залог ее крепости: наши горы – самые высокие, наши реки – самые глубокие… Советский Союз разваливается, когда исчезает цензура, удерживающая нужную для власти карту мира. СССР был центром вселенной, когда же он перестал таким быть в головах своих граждан, пришло время его гибели.
Виртуальность может заменять реальность. Она может говорить о том, чего нет, так же красочно, как о том, что есть. Поэтому виртуальные потоки тоже существуют, например, религия и идеология всегда вели толпы на штурм вражеских замков. Они защищают свое место под солнцем, за счет захватывания чужого.
СССР имел сильную культурную составляющую (литературу, музыку, кино, песни). Но она начала отставать от западной для молодых поколений, и Битлз смогли победить советскую песню.
Сегодня интернет и соцсети многократно усилили это видимое и одновременно невидимое информационное и виртуальное воздействие. Резко возросли объемы воздействия: и информационного, и виртуального. Мы стали не теми, кто говорит нечто, а теми, кого мы читаем и слушаем… Все философы как одинокие мыслители, к которым прислушивались, остались в далеком прошлом. Сегодня говорят все… Система “перевернулась”. Раньше говорил один, слушали все. Сегодня говорят все, а слушает один… Именно на этого обычного человека сейчас обрушился водопад чужих мыслей, которые он уже не в состоянии переварить. Их так много, что приходится брать готовыми…
Правители не выходят на такую словесную дуэль в одиночестве. Только теперь их окружают новые типы оруженосцев. Это генералы слова, собирающие у экранов миллионы. Уже несоветская аудитория смотрит на экраны вполне советскими глазами, замирая и возмущаясь в едином порыве.
В такой “самоговорящей” системе бурно расцветает понятие врага. Только врагу пришлось изменить свою сущность. Сегодня враг – это тот, кто говорит иное. В прошлых веках врагом был тот, кто убивал. Сегодня враг – это то, кто убивает словом. Мы перешли от жестким к более мягким временам. Но враг оказался нужен и здесь.
Сейчас, как и вчера, сначала идут слова и только потом действия. Выбор слов создает тот или иной мир. От этого зависит, будет ли он к нам враждебным или дружеским. Это как уличный обмен “любезностями”, перерастающий в драку. Война слов порождает войну людей.
В кризисных ситуациях статус слова становится наибольшим. Сталин лично правил сводки совинформбюро во время войны, иногда солдатам приходилось идти на погибель, чтобы действительность соответствовала словам сводок.
Сегодняшний информационный век усилил все эти тенденции. Производство информации так же важно, как и производство стали или электричества для выживания страны. Только информация должна быть работающей на цели страны.
Все это привело к возрождению на новом этапе более мощной пропаганды, чем она была даже в момент своего расцвета в тоталитарных государствах. Сегодня она опирается на очень тонкую социологию, позволяющую предсказывать с большой точностью “как слово наше отзовется”…
Перед нами то, что можно обозначить как метапропаганда. Она сильнее старой пропаганды, поскольку дает теперь каждому свою версию пропаганды. В этом оказался успех коллективных Соловьева – Киселева, о которых многие заговорили как о новой ветке власти. Тем более внимание к ним подогревается рассказами о готовящихся на них покушениях типа таких признаний: “В моем присутствии обсуждали поджоги машин с символикой в поддержку спецоперации и военкоматов, а также убийства людей, которые несли пропаганду: Соловьева, Киселева, Скабеевой, Попова, Симоньян и Кеосаяна” [1]. При этом никого не волнует парадокс: с националистами и нацистами воюют в Украине, и именно это является целью спецоперации, а они, оказывается процветают в России, готовя покушения. Значимо также массовое тиражирование этой новости в медиа [2 – 5].
Старая пропаганда носила все же более прямой, чтобы не сказать примитивный характер. Ее ты мог обмануть, не соглашаясь. Сегодняшняя пропаганда не дает тебе такой возможности. Ты все равно ее слушаешь из-за “развлекательности” подачи, а ее миниэлементы в результате форматируют твою модель мира.
Старая пропаганда действовала наскоком, с первого шага. Ее нужно было, условно говоря, конспектировать. Сегодняшняя пропаганда не идет в атаку напрямую, она сначала находит слабые места, которые позволяют проникать ей в массовое сознание. Например, россияне получили массу мелких негативных пятен на образах “уехавших”… Кстати, раньше на устах были “понаехавшие”, сегодня столько же популярен образ “уехавших”…
Расцвет пропаганды опирается на усиление статуса врага, с которым ведется почти религиозная борьба. “Мы” остаемся единственными праведниками, что дает карт-бланш на уничтожение всех думающих по-другому.
В этой схеме “мы” никуда уйти не может. По этой причине “нас” надо оторвать от “уехавших”. Это сделать сложнее, чем в далекие времена, поскольку уезжают не просто “любимцы публики”, а “телелица”, которых сама же пропаганда напряженно создавала десятилетиями.
Политическая – это особая война. В ней под обстрел попадают не только враги, но даже и их родственники. Россия сегодня получила очередную эмиграцию людей, которые мыслят по-другому. После революции их высылал лично Ленина, сегодня они едут сами.
Все “иноагенты” никому не нужны, если бы их не слушали и не смотрели. Сегодняшний мир вернулся к старой допечатной форме воздействия. Книга, которая практически создала наш мир за пару веков, умерла для новых поколений. Ее быстро заменили. Сначала это было телевидение, после телевидения пришел Интернет и соцсети. Они умело встроились в старую систему, но они другие. Книга включала мозги, и люди научились думать. Соцсети не делают этого, они передают готовые мысли, поэтому люди избавляются от этой лишней привычки думания. Теперь они легко могут найти мысли на любую тему.
Цензуру советского образца трудно запустить в соцсетях. Поэтому “цензурируются” не мысли, а их источник – люди-иноагенты, находящиеся под влиянием других систем.
Пропаганда сама создала тех, кого сегодня пытается уничтожить. В принципе интересен этот поворот к варианту советского пропагандистского телевидения. Это настолько эффективная машина, что возникает подозрение, что и развала СССР не было бы, будь тогда такое телевидение.
Кстати, опала В. Суркова могла состоять в том, что он не смог до конца построить государство несиловыми методами, а с помощью мозгов. Он пытался, но не вышло. Вот, например, его интересный взгляд на “Эхо Москвы”: “Сурков, наоборот, отзывается о Венедиктове с уважением. Сам слышал, как он говорил, что из всех принадлежащих государству СМИ самым важным является «Эхо Москвы». Потому что оно сделало для укрепления суверенной демократии больше, чем Первый канал и ВГТРК вместе взятые. Потому что «Эхо Москвы», работая с проблемной и нелояльной аудиторией, все эти годы умело перенаправляет раздражение этой аудитории в пустоту. Сурков считает, что это высший пилотаж, что Венедиктов настоящий мастер и один из столпов нынешней политической системы” [6].
То есть “Эхо Москвы” в свое время нашло способ “выдерживать” разговор с настроенной критично аудиторией, создавая ощущение нужного тона беседы, хотя на самом деле выполнялись цели “погашения” критичности.
Подлинную силу имеет невидимое воздействие, когда человек считает, что до всего дошел сам. От видимого воздействия можно отмахнуться, выключив его. Невидимое воздействие отключить нельзя, оно идет внутри тебя самого.
В. Сурков своими последними статьями, которые массово выходили до того, как он исчез из списка любимых Кремлем, описывал свою деятельность так: “Чужеземные политики приписывают России вмешательство в выборы и референдумы по всей планете. В действительности, дело еще серьезнее – Россия вмешивается в их мозг, и они не знают, что делать с собственным измененным сознанием. С тех пор как после провальных 90-х наша страна отказалась от идеологических займов, начала сама производить смыслы и перешла в информационное контрнаступление на Запад, европейские и американские эксперты стали все чаще ошибаться в прогнозах. Их удивляют и бесят паранормальные предпочтения электората. Растерявшись, они объявили о нашествии популизма. Можно сказать и так, если нет слов. Между тем интерес иностранцев к русскому политическому алгоритму понятен – нет пророка в их отечествах, а все сегодня с ними происходящее Россия давно уже напророчила” [7].
В связи с провалом агрессии в Украине Суркова объявили попавшим под домашний арест [8 – 9]. Однако ни Кремль, ни Собчак не подтвердили этого [10 – 11]. Правда, стихи он стал писать явно другие:
гордо стою на дне ямы
как на вершине горы
как в кульминации драмы
как на заставке игры [12].
В. Соловьев, рассказывая о своем студенческом времени в Институте стали и сплавов, говорит и о знакомстве в Сурковым: “я учился в одном институте с Сурковым и Фридманом, они были на год младше, и я действительно знаю их с 1981 года. Мы в английский клуб ходили все вместе. Это правда” [13]. Неизвестно, что реально закончил Сурков, он “побывал” в нескольких вузах, пока не попал в армию. У Соловьева тоже “богатая” биография ([14], из которой можно узнать даже то, что он – отец восьмерых детей от трёх жён).
Кстати, все и всюду друг друга знают. Узок круг этих профессионалов…
С. Рейтер в расследовании Медузы увидела еще один след времен Суркова на информационное пространство России: “В 2019 году действующий сотрудник «Яндекса», специализирующийся на машинном обучении, случайно обнаружил удивительную вещь. Для формирования так называемого «топа» «Яндекса» — уже упомянутой пятерки новостных заголовков на главной странице — использовался негласный «белый список», состоящий из 15 изданий. «Тогда еще работали нормальные российские СМИ — те же „Эхо Москвы“, „Дождь“, „Новая газета“. Они были зарегистрированы в России, нормально цитировались [другими медиа], но „Яндекс“ их на первую страницу в заголовки не выводил, а выводил, например, „Известия“, РИА Новости, ТАСС, „Интерфакс“, „Российскую газету“, „Коммерсант“, „Ведомости“, РБК, „Газету.ру“, RT и „Ленту“», — перечисляет собеседник «Медузы» (еще один бывший сотрудник компании отмечает, что в список также входили издания Regnum, «Независимая газета» и «Взгляд»)” [15].
Все это очередные примеры невидимого воздействия, когда человека повсюду окружает отфильтрованная (старыми словами – отцензурированная) информация. Ты будешь получать то, что для тебя нашли другие… Это результат избытка информации, когда время уходит не на то, чтобы найти нужное, а на то, чтобы откинуть ненужное…
У Суркова много интересных идей, например, о возможности “сброса” накапливаемого хаоса за пределы страны [16 – 17]. В результате изъятия хаоса уровень упорядочивания внутри увеличивается. Сурков считает, что именно так поступают США [18].
И можно считать, что так он подтолкнул Россию к агрессии в Украину: “Сурков напомнил, что экспорт хаоса — дело не новое, а имперские технологии эффективны и сегодня, когда империи превратились в сверхдержавы. Он привел в качестве примера крымский консенсус, назвав его показателем «консолидации общества за счет хаотизации соседней страны»” [19].
И с этой идеей Сурков ходит давно. Вот отрывок из интервью А. Венедиктова 2020 года: “Сурков провалился в понимании Кремля, в понимании президента. Потому что Владислав Юрьевич был сторонником, если говорить об операционной деятельности, «русского мира» вплоть до Одессы. Собственно говоря, история с Донецком, Луганском, Мариуполем и дальше — он был ее лоббистом. Я не скажу, что это он придумал — я не знаю. Но то, что он докладывал тогда Путину, что его ждут, — вот это я знаю. Что Донецк и Луганск — это как с Крымом, что 90% населения встретят нас как освободителей… Когда мы с ним дискутировали уже после 2014 года, я ему говорил: «Слава, ну как же так? Ну были же опросы, что в Луганске 40%, в Донецке 45%»… — «А, это украинские опросы». — «А мы не проводили?» — «А мы не проводили». Отличная история. «И ты президенту это впаял. Тебе когда-нибудь прилетит». Это был 2016 год, наверное. Он был еще на коне… А Путину все нравится. Он не оставлял мысли, что мы с Клинтоном воюем. Или с Обамой, или с Трампом. Неважно. Мы столкнулись на Украине. Россия и США. Нет никакой Украины в этом смысле как субъекта. Будем говорить только с Трампом или с Обамой. Владислав Юрьевич говорил, мол, надо потерпеть” [20].
Кстати, война с Украиной как сбрасывание своего хаоса соседям противоречит одному из тезисов Суркова, который прозвучал так: “Не выпасть из Европы, держаться Запада – существенный элемент конструирования России”. В результате войны Россия вновь становится осажденной крепостью…
Мир снова и снова создается … Причем не только действиями, но и словом. Сегодня – телевизионным… Правда, одновременно другой мир создается интернет-словом. Сегодня эти параллельные миры тоже вступают в конфликт. И неизвестно, за кем из них будет победа…
Правда, из этого мира вроде ушли пропагандисты, но момент кризиса, и в особенности войны, вернул их назад. Журналисты могут отворачиваться от пропагандистов, но пропагандисты нужнее для государства. Это вызывает отталкивание одних от других. В. Познер рассуждает так: «Есть разница между Дмитрием Киселёвым и Владимиром Познером. Киселёв — государственный пропагандист, я вообще не пропагандист». И далее: «Мы с Владимиром Соловьевым очень плохо друг к другу относимся, и я ему руки не подам. То же касается Киселёва». По мнению Владимира Познера, «вертикаль власти», которая была необходима на определённом этапе, привела к отступлению от демократии, к достаточно жёсткому контролю над СМИ, которые перестали выполнять свою функцию» [21].
Не меньшую роль в создании “водораздела” между журналистами и пропагандистами является уровень оплаты тех и других. М. Шукшина опубликовала ведомость премий пропагандистов ВГТРК, где фигурируют цифры в один и два миллиона рублей [22]. Там явно видна “любовь”, поскольку Киселеву, например, выписали два миллиона, Скабеевой – один [23]. Государство всегда любило тех, кто его любит.
Пропагандисты строят мир, нужный государству. Властям тогда легче “подгонять” действительность под задаваемые пропагандой параметры. Так что в мире всегда будет место не только подвигу, но и пропаганде…
Сурков ушел, но дело его живет. В. Якеменко так рассуждает об этой отставке Суркова: “Путин — это сумма мнений огромного количества людей. Сейчас у нас страна пришла к прямой народной демократии. Когда проводится прямая линия с населением, становится понятно, что никакого правительства и Госдумы нет. Это все собачья чушь. Путин находится на прямой связи с народом. Он слышит, что говорят люди. А они, в понимании Путина, говорят: мы живем хорошо, у нас есть какие-то проблемы — и давайте пусть пока ничего не будет меняться. И что же мы видим — этот негласный договор заключен.
А такие люди, как Сурков, будоражат систему. Они заставляют ее меняться. Они сомневаются и предупреждают. Они подвергают ее рискам, потому что они хотят развития. И вот этот коллективный Путин говорит Суркову, что ему пора успокоиться” [24].
В прошлую эпоху целый академический Институт философии обсуждал статью Суркова о будущем, издав целую книгу выступлений [25 – 26]. Остается вопрос. Когда был Путин не прав, когда слушал Суркова или когда уволил его?
Сурков одновременно с работой “столбил” и свое место в истории. Вот его “кредо”: “Мне интересно работать в жанре контрреализма. То есть, когда и если надо действовать против реальности, менять ее, переделывать. Пока проект проживает стадию становления, развития, роста, в нем интересно участвовать. Есть место для новых идей. При столкновении замысла с реальностью происходит распад старых структур и синтез новых, от этого идет активный выброс энергии. Весело. А когда новое создано, оно резко превращается в старое. Проект вступает в фазу стабильности, сам становится реальностью. Переходит на низкий энергетический уровень. Рутинизируется. И от тебя уже не требуется ничего нового. От тебя ждут только самоповторов. А зачем? Пусть другие повторяют за мной” [27]. Любое его слово обсуждалось и комментировалось [28 – 29]. В этом характерная черта медийных политиков.
Газета Financial Times характеризует его так: “Серый кардинал, современный Распутин, российский Ришелье — будучи непревзойденным кремлевским закулисным манипулятором, Сурков исчерпал перечень клише. Он никогда не участвовал в выборах, но был главным идеологом Путина и, по мнению большинства, его ближайшим политическим доверенным лицом на протяжении более 10 лет. Впоследствии он руководил аннексией Крыма в 2014 году и курировал участие России в продолжающейся войне на востоке Украины” [30].
Его в статье называют “отцом-основателем путинизма и одним из главных инструментов его реализации”. И его “кредо”, наверное, испугавшее всех: “Передозировка свободы смертельна для государства. Все, что является лекарством, может быть ядом. Все дело в дозировке”. Сурков, как можно понять, доказывал Путину необходимость дозированной свободы. Но удержаться на “перешейке” между свободой и несвободой Путину не удалось, поскольку это требует постоянной и ежедневной работы. Причем в такой работе заранее должно быть заложено и право на ошибку. Видимо, последнего как раз и не было.
И в результате Соловьев в Путине победил Суркова. Сурков – это нечто принципиально стратегическое, а Соловьев дает результат на завтрашний день. В кризисные дни результаты вообще нужны только на сегодня. Горящий дом не исправить утверждением новых инструкций по эксплуатации, его надо тушить…
Условный Соловьев – это тоже новый инструментарий, сравнивая с советскими временами. Сталин опирался на органы, имея качественную пропаганду другого типа. Спецслужбы плюс пропаганда давали нужный результат, но это наполовину было внешним принуждением. Сегодня принуждение может быть только внутренним, чтобы стать более успешным. Внешнее принуждение в виде “иноагентов” есть, но его роль вторична, а не первична.
Пропаганда стала аналогом религии в варианте “гражданской религии”, слова которой звучат почти бесконечно в эфире. “Я верю”, – говорят себе миллионы, усаживаясь перед телевизорами. Отсюда и поддержка “войны”, именуемой “специальной военной операцией”, отмечаемая социологами. Россия начала войну, боясь назвать ее этим словом, поскольку всю свою жизнь советский человек жил в другой коммуникативной атмосфере – “борьбы за мир”. Но пропаганде удалось развернуть массовое сознание в противоположную сторону.
Литература
