Чим розпочати відео, щоб за три секунди привернути увагу та як створити відеоексплейнер. Декілька тем другого дня онлайн медіалабораторії для студентів-журналістів «THE GUARDIAN OF JOURNALISM» від АУП.
 
Продюсер соціальних мереж Сергій Сєднєв рекомендує розпочинати з крупного плану, деталі, коли глядачу обов'язково захочеться подивитися далі.
 
Після короткої вступної частини та основних елементів студенти працювали практично по групам зі своїми тренерами. Окремо зупинилися на такому популярному сьогодні жанрі як відеоексплейнери (коротке тематичне пояснення).
 
Наприклад, з продюсеркою Жанна Кузнєцова розбирали тему податкову знижка на навчання для студентів та сортування сміття – це виявилися найцікавішими серед запропонованих.
 
Чим можна захопити на початку, як показати розвиток теми і чи варто зосереджуватися на прописуванні закінчення. (Спойлер! - сучасний відеоматеріал може не мати яскраво вираженого закінчення).
 
- Універсальний журналіст - це вже не примха, а професійна вимога часу, - каже доктор філологічних наук, професор, президент АУП Валерій Іванов. - За 5 днів ми хочемо показати всі моменти роботи мультимедійного журналіста.Крім того, це чудова можливість студентам різних українських вузів побачити як викладають ці напрямки в інших університетах, на чому тренери-практики акцентують увагу і як це пов'язується з теорією журналістики.
 
Третій день п’ятиденної медіалабораторії зосереджений на радіоподкастах та створенні аудіоконтенту.
 
Проведення заходу стало можливим завдяки підтримці Медійна Програма, Internews.
 
👨‍🏫Академія української преси сприяє критичному споживанню медіа, дотриманню стандартів журналістики, навчає основам медіаграмотності вчителів, дітей та дорослих.
Долучайтеся до діяльності АУП на нашій ФБ сторінці та сайті чи за нашими хештегами.
#АУП #тренінги_АУП #вебінари_АУП #журналістика #медіа #медіаграмотність #media #journalism #стандарти_журналістики

Георгий ПОЧЕПЦОВ, rezonans.kz
ОБРАЗОВАНИЕ И МЕДИА, ЛИТЕРАТУРА И ИСКУССТВО КАК СТРОИТЕЛИ НОВОГО МИРА

Все страны находятся в поиске нового мира, где все граждане будут счастливы и будут любить свою власть.  Мы хотим жить лучше, но эта утопия недостижима.  Счастливое будущее почему-то удаляется все дальше и дальше. Поэтому на смену настоящим строителям приходят строители виртуальности: они заполняют мозги граждан с помощью литературы-искусства-телесериалов. С одной стороны, это развлечение, за погружение в которое граждане согласны платить деньги. С другой, это тихий и незаметный голос власти, направляющий граждан по истинному пути к счастью.

Пропаганда на наших глазах трансформировалась в особый тип искусства, который можно по аналогии с “боевыми нарративами” тоже обозначить как “боевое искусство”. Если боевые нарративы делают такое продвижение нужных мыслей активно, то боевое искусство – пассивно. Достаточно внедрения одного боевого нарратива для изменения картины мира, но требуется множество телесериалов, чтобы заменить одну модель мира другой. Перестройка, например, делала это в течение нескольких лет.

П. Померанцев замечает, например, следующее: “Искусство и пропаганда связаны: в них рассказываются истории, они пытаются войти в пространство между человеком, его пониманием мира и его идентичностью. Но искусство пытается обновить наше понимание реальности и помочь человеку понять себя, а пропаганда отдаляет тебя от реальности в интересах человека, который заказал эту кампанию. Пропаганда «съедает» пространство, в котором работает поэзия, и теперь искусству надо дальше искать, как понимать себя и мир” [1].

Однако нам представляется, что такого жесткого разграничения нет, поскольку примеры советского искусства демонстрирует его четкое пересечение с базой советской пропаганды, которая в случае литературы именовалось “соцреализмом”, который был поднят на пьедестал М. Горьким, Н. Бухариным и др. И это все равно оставалось искусством. Оно должно было нести все приметы искусства из-за высокого уровня образования у населения.

А. В. Луначарский попытался объяснить расхождение между  тем, что реализм должен вроде бы отражать жизнь, а соцреализм, наоборот, формировать ее, следующим образом: “Искусство имеет не только способность ориентировать, но и формировать. Дело не только в том, чтобы художник показал всему своему классу, каков мир сейчас, но и в том, чтобы он помог разобраться в действительности, помог воспитанию нового человека. Поэтому он хочет ускорить темпы развития действительности, и он может создать путем художественного творчества такой идеологический центр, который стоял бы выше этой действительности, который подтягивал бы ее вверх, который позволил бы заглядывать в будущее и этим ускорял бы темпы. Это открывает доступ элементам, строго говоря, выходящим за формальные рамки реализма, но нисколько не противоречащим реализму по существу, потому что это не уход в мир иллюзии, а одна из возможностей отражения действительности, — реальной действительности в ее развитии, в ее будущем” ([2], см. также [3 – 4]). И все это является проблематикой создания нового человека [5]. Кстати, она все время довлела над советской властью, отсюда ее любовь к пропаганде, которая являлась “мирным” способом влияние на поведение, поскольку она, как и искусство, продвигала образцы правильного поведения.  Одновременно репрессивный аппарат работал с негативными образцами поведения.

Задача создания советского человека, конечно, носила несколько искусственный характер. Тут как бы вовсе и нет задачи воспитания послушания, тут задачи высокого порядка. Но таковы были многие проекты того времени, которые, кстати, порождали, например, искусство авангарда, сохранившее свое значение по сегодняшний день, хотя пропаганда того времени канула в лету. То есть более “технический” инструментарий погибает первым, поскольку его цели не направлены так далеко.

Довоенный СССР был другим. Кстати, Хрущев в своих воспоминаниях фиксирует другого Сталина в это время, более доступного и прислушивающегося к другому мнению.

Некоторые писатели вступали даже в переписку со Сталиным, отсылая свои тексты вождю [6], то есть была некая невидимая связь с властью, которая второй раз в истории СССР проявилась во времена Хрущева, правда, реакция Хрущева носила более разгромный характер. Причем это вылилось и на художников [7 – 8] и на писателей  [9 – 10]. Правда, сын Хрущева Сергей говорил: “Созданием мифов про Хрущева занимался КГБ, конкретно его глава (в 1961–1967-м) Владимир Семичастный. Был там такой отдел, который занимался дезинформацией в отношении Западной Германии. Там и выдумывали все эти истории. В одном из интервью Семичастный даже признался: мы бы Хрущева с грязью смешали, но Брежнев нам это почему-то запретил. Думаю, понятно, почему: Брежнев к тому времени стал уже бояться и Семичастного, и Шелепина. Он, думаю, предполагал: сейчас они смешают с грязью Хрущева, а потом то же самое сделают и с ним. Активную кампанию против отца прекратили. Она возродилась уже в ельцинские времена”[11].

Это же ведомство, говорит С. Хрущев, играло важную роль и в смещении его отца: “утверждать, что Шелепин с Семичастным во главе стояли, а к ним Брежнев примкнул, думаю, неверно. Заговор именно Брежнев возглавлял, а они во многом толкачами этого дела были — кстати, совершенно не понимаю почему. Хрущев обновить, омолодить президиум ЦК собирался, у Брежнева с Подгорным ощущение было, что их сменят, а как раз Шелепин с Семичастным и к власти пришли бы, но они поспешили и проиграли…”  [12].

Страх, а основным генератором страха был КГБ, являлся важным механизмом управления в советское время. Этот страх порождался на физическом, информационном и виртуальном уровнях. В довоенное время само понятие “врага народа” входило даже не в азбуку, а в арифметику государственного управления. Это ее базовая мощная мифология, предопределяющая поведение всех и каждого. Мифология страха была сильнее мифологии Сталина, предопределяя ее. Или они обе подпитывали друг друга. В воспоминаниях Хрущева есть такая фраза: “когда страной фактически управляет  один  человек  и  в результате личные обстоятельства трудно отделимы от государственных” [13].

Страх уменьшал разнообразие поведения, тем самым облегчая управление людьми. Страх делал едиными мысли и поведение человека. Он убирал “неправильные” слова, оставлял только правильные. Это было обеднением ментального мира советского человека, что предопределило его развитие на многие десятилетия вперед. Страх выполнил чисто “технические” задачи своего времени, однако стал тормозом в будущем развитии страны, поскольку подобные психологические травмы, которые он принес, передаются через поколения. Он создал послушное поколение, которое не стремилось больше рисковать.

Сталин стал базой всего того, что было построено. Это его представления реализованы на советских просторах. Его присутствие есть всюду. Исследователи фиксируют: “По логике советской пропаганды, этим медиумом является сам Сталин. На известном плакате 1940 года  значится: “О каждом из нас заботится Сталин в Кремле”. Сталин (на плакате за столом сидящий и пишущий) не просто пишет, а именно заботится или же еще лучше: заботится пишуще. Этот способ выражения очень типичен для сталинизма, в котором не может существовать нейтрального отношения к медиа в качестве аппартивно-объективных приборов без привлечения их эмоционально-этической прагматики”  [14].

Сталина ввели в массовое сознание в качестве мифа. Однако миф не может быть опровергнут ни фактами, ни правдой. Он является главным фактом и главной правдой. Все остальное может только выводиться из него. Известная формула, созданная для Путина “Есть Путин, есть Россия. Нет Путина, нет России” скорее подошла бы Сталину и СССР, поскольку тот СССР, который строил Сталин, долго не продержался после его смерти.

Мифы управляют миром и сегодня. Они выгодны для управления, поскольку все считают их правдой. Г.Павловский говорит, например, о функционировании Путина в статусе мифа: “выйдя из Кремля, я с изумлением обнаружил, что вокруг меня все верят в то, что Путин непрерывно, как Сталин в мифологии ранне-советских времен, сидит в Кремле, и его окно освещено круглые сутки. И там Путин сидит и придумывает «планы Путина», «стратегии Путина», новые хитрые ходы и тому подобное. Поскольку ничего такого в реальности нет, мне стало интересно, почему стране, ее населению так важен этот пунктик. Потом я понял, что передо мной просто миф в точном смысле слова — миф не как сказка, не как выдумка, а миф в античном смысле слова, то есть то, что неотделимо от реальности для человека. В конце концов, этот миф мы генерировали. Поначалу сознательно, а дальше он опять-таки стал частью этой власти. Мы-то поначалу следили за другим. Не за гимнами в адрес Путина, а за тем, чтобы это средоточие власти, на самом деле бесконечно слабой, ничтожной, неспособной провести ни одной программы (мы это хорошо знали — ни одной программы), выиграть ни одной войны (мы это тоже хорошо знали), и даже не способная выиграть, в общем, в лобовом политическом столкновении внутри страны, на выборах, мы это тоже хорошо знали… Как уйти от этого? Очень просто: надо быть всё время впереди. Тогда оппозиция разговаривает постоянно с твоей спиной, с твоей задницей. А из этой позиции она ничего не может доказать, ничего не может выиграть, и тем более не может победить. Надо быть всё время на шаг вперед, надо завладевать повесткой, а для этого система власти должна быть непредсказуемой, она должна заниматься топиками, о которых другие не думают. Она должна перехватывать любую повестку. Она должна быть всеядной. Какая разница: коммунистические предложения, либеральные предложения — да это не играет вообще никакой роли. Повестка формируется из задачи опережения. А не из задачи nation building” [15].

Страна живут своими национальными мифами. Их несут в массовое сознание литература и искусства, но одновременно образование и наука, которые в основе своей опираются на мифологические модели, подводя под них фактологическую базу. Новости также подтверждают мифологию, в противном случае возникали бы сомнения в их достоверности. Смена политических режимов не означает смены национальной мифологии, хотя мифологию вокруг того или иного лидера она обязательно поменяет.

Любая мифология иерархична. Во главе всего стоит только одна “вершина”, обладающая даром всевидения и всезнания. Если лидер хочет строить новую страну, он ее построит. Если он видит впереди войну, то эта война обязательно сбудется.

Оборонное сознание, сопровождавшее СССР на всем пути его истории, оказалось благоприятным для естественных наук и неблагоприятным для наук гуманитарных. Первые давали помощь обороне, вторые – не имели для нее смысла. Все это с неизбежностью отражалось на финансировании соответствующих наук и образования. Более того, социальные и гуманитарные науки власть даже воспринимала с определенной опаской, как бы опасаясь, что результатом их трудов станет нечто ужасное и запретное. И это тем более странно, что пропаганда была главной составляющей в разговоре власти с населением. При этом она не достигала той степени научности, которая в то же самое время уже была на Западе. Правда, западный уровень мог прийти не из политических потребностей, а из нужды бизнеса, поскольку построение общества потребления должно было опираться на все более совершенные методы влияния на покупателя. Утрируя, можно сказать, что потребитель должен был стать частью производственной цепочки, как бы автоматически поглощая производимый продукт. Общество потребления должно было базироваться на потреблении, а производство лишь обеспечивало этот процесс.

И в пропаганде, и в рекламе ее конструкторы времен построения общества потребления пытались “атрофировать” мозги, чтобы нужный месседж вне личностного контроля проникал в массовое сознание. По этой причине развитие научной обоснованной рекламы должно вести к такой же объективизированной пропаганде. Советские же пропагандисты были хорошими практиками, но интуитивными. У них не было большой помощи из научной сферы, поскольку в тех текстах, которые она поставляла, было много цитат классиков марксизма-ленинизма и мало четких практических рекомендаций, имевших объективный характер.

Оборонные потребности, а до этого проведение индустриализации породили и нужный для них хороший уровень советского образования. Получается, что образование это ответ на чьи-то планы, например, Силиконовая долина стала спонсировать обучение программированию в американских школах, чтобы сделать профессию программиста более распространенной. Это даст возможность “сбить” уровень зарплат и избавиться от зависимости от иммиграции.

С. Митрофанов видит некоторые политические следствия из советского и постсоветского образования: “Эксцессы американского протеста, то там, то здесь перерастающего в мародерство, грабеж магазинов, отчетливо показали мне, что в самой передовой либеральной стране определенные слои общества потеряны именно для сферы общественного образования. Последнее не привило им должного уважения к чужой частной собственности. По-видимому, этого уважения было больше даже в тоталитарном, но массово образованном СССР, который сознательно шел на либеральную перестройку в 90-ых, потому что был воспитан на литературных примерах Спартака, Овода и пламенных французских революционеров. В отличие от выборочно образованного общества нулевых, на одном дыхании уверовавшего в Бога и сермяжный патриотизм. Следовательно, логичнее и правильнее, на мой взгляд, две эти сферы в будущем относить к “общественной безопасности”, то есть к ответственности либерального государства” [16].

Отсутствие у постсоветских государств интереса к образованию демонстрирует и то, например, что в СССР было активно развито движение учителей-новаторов (Сухомлинский, Амонашвили и др.), которого и близко нет сегодня. То есть в них была заинтересованность со стороны государства. Получается, что и сейчас мы имеет только то, что нужно государству. И если уровень образования в наше время резко упал, то говорит о том, что государство не видит своей пользы в образованных людях. Отсюда нивелировка и диплома о высшем образовании.

Когда же эта планка высокого уровня образования стала рушиться с одновременной потерей контроля над информационным пространством со стороны власти, на СССР обрушился вал оккультизма, нетрадиционных религий, парапсихологии, НЛО… – всего того, что было раньше запрещено (см., например, работы И. Кукулина по анализу этой волны мистицизма и оккультизма). И. Кукулин акцентирует и действия группы Щедровицкого под углом зрения влияния на власть: “Причем, поскольку было понятно, что партия «руль» не отдаст, эта власть мыслилась как не политическая, а интеллектуальная. Предполагалось, что будет прослойка людей, которая будет исподволь влиять на ЦК, на другие правящие круги и обеспечивать их более современной повесткой. Но повторю, что настолько амбициозных людей было совсем немного. Одна из таких программ была выработана в движении методологов, лидером которой был Георгий Щедровицкий” [17]. Причем он справедливо акцентирует влияние этой группы на становление политтехнологий на постсоветском пространстве  [18]. Кстати, “отголоски” этого существуют до сих пор: вокруг во власти сидят люди, прошедшие эту школу в прошлом.

СССР был страной, которая строила будущее. Советские молодежные журналы сыграли свою роль в создании новых мозгов, которые способны увлечься будущим. Интересно, что Китай повторил этот ход уже ближе к нашему времени. Н. Гейман рассказывал, что китайцы, послав “экспедицию” в Гугл, Фейсбук и т.д., обнаружили, что все главные умы там зачитывались фантастикой в детстве, и тогда они развернули написание и печатание фантастики у себя [19] .

С мозгами надо уметь работать, как демонстрируют эти два примера: советский и китайский. Их направили в нужную сторону, предоставив новые идеи, на которые, конечно, обратила внимание молодежь. Молодежь оказывается в центре, поскольку она ищет себя и свою будущую профессию. И пока она находится в таком поиске, ей может быть предложен интересный выбор.

Советские мозги “раскрывали” научно-популярные журналы, пользовавшиеся большой популярностью в СССР. Индустриальное государство требовало индустриальных мозгов разного уровня: от техников до инженеров. Множество заводов и фабрик ждали их по всей стране. Поэтому и мозги следовало выращивать тоже индустриально: чем больше, тем лучше. А атомный и космический проекты вообще потребовали лучшие мозги, причем с большой скоростью.

Мозги растут не сами по себе. И. Кукулин отмечает: “Важную роль в «настройке» воображения советских ИТР играли фантастические и футурологические тексты. В 1960-е годы они были призваны формировать мышление творчески настроенных технократов-энтузиастов, которые бы способствовали прорывному участию СССР в военно-техническом состязании с Западом. Настроить воображение ИТР на нужный лад у властей получилось лишь частично – из-за непредвиденных последствий «оттепельной» социальной политики. По многим причинам представления о будущем, как и вообще представления о вообразимом, достижимом/недостижимом, прогнозируемом и т.п., в новых журналах из категории «функционально-необходимого» и «насущного» (в которой эти представления находились в 1920—1940-е годы) перешли в категорию «интересного», связанную не столько с работой, сколько с досугом. Определять, что входит в категорию «необходимого» и «насущного», в СССР могли только партийные и государственные структуры, но на определение «интересного» претендовали сразу многие акторы – что и сделало дальнейшую историю научно-популярных журналов многолетней подковерной борьбой, в которой ставкой оказалось ни больше ни меньше определение того, что будет считаться значимым для многомиллионной группы советских ИТР. Благодаря этой борьбе в журналы стали интенсивно проникать идеи западного нью-эйджа, явно или неявно табуированные на других институциональных участках” [20].

И тут мы постепенно попадаем в точку ухода молодежи от советской идеологии. Конечно, это была не только молодежь, а и другие, но на “устаревание” жизни и идеологии первой реагирует, конечно, молодежь. Возможно, также и потому, что молодежь первой видит устаревание материальной стороны жизни (“хочу джинсы” и под.), а старшее поколение вполне удовлетворяется визуально старой материальной картинкой мира.

Кукулин говорит о потере веры в советскую идеологию так: “С середины 1960-х годов советская идеология в глазах значительного количества людей стремительно теряет свою легитимность – и это касается не только интеллигенции. Судя по сохранившимся письмам читателей в «Комсомольскую правду» конца 1960-х годов, значительная часть людей в регионах крайне болезненно реагировала на тяжелые жилищные условия (именно они вызывали наибольшее количество жалоб) и к концу 1960- х потеряла веру в сообщения советской прессы, говорившей об улучшении условий повседневной жизни” [21].

Правда, на это наложились чехословацкие события 1968 года, и последующее решение власти на сворачивание оттепели. В результате это и создавало не очень привлекающую творческую среду и ее соответствующую виртуальную продукцию. Мир стал поворачиваться к молодежи бюрократизмом и серостью, которого и так всегда хватало.

Советский человек жил в закрытой и хорошо управляемой информационной среде. Эта среда, условно говоря, была “самообучаемой”: любые ее отклонения, проскочившие раз, потом эффективно “глушились” институтами цензуры, КГБ и ЦК.

Более того, на закате СССР власть научилась сама создавать управляемые отклонения, что давало возможность держать под контролем даже теоретически возможные девиации. Например, В.Попов приводит свидетельства того, что “новые правые” были созданы КГБ. Он говорит об А. Дугине, А. Проханове, В. Сырокомском из “Литературной газеты”, которые были задействованы в активных мероприятиях КГБ [22]. Точно такой была и роль А. Синявского, но уже для Запада, где также реализовывалось управление информационной средой, одним из примером которого стало появление журнала “Синтаксис”: “Редактором парижского “Синтаксиса” и его основным автором стал Андрей Синявский. Практически сразу “Синтаксис” встал в оппозицию к линии, проводимой журналом Максимова “Континент”. В отличии от журнала ”Континент”, явившегося объединяющим началом для авторов из целого ряда стран, у которых была общая цель – борьба с тоталитарными режимами, журнал ”Синтаксис” был по сути камерным, проводившим в жизнь эстетику своего редактора и основного автора – Синявского, чья позиция и до появления издаваемого и редактируемого им журнала вызывала откровенное неприятие большей части советской эмиграции” [23].

СССР строил свои разные виды виртуальностей, даже более активно, например, чем жилье для населения. Виртуальность контролировалась партией и Сталиным точно так и с таким же вниманием, как производство стали или угля. Изыскивались разные пути создания такого инструментария, например, превращение индивидулаьного труда пишущего человека в коллективное путем создания Союза писателей (композиторов, художников, архитекторов), которыми можно было руководить. Исследователи пишут: “«Партийное руководство» Союзом писателей стало личным руководством со стороны Сталина. Он определял состав секретариата Союза писателей, «расставлял» писателей на соответствующие посты. Таким образом, организация «инженеров человеческих душ», как называл писателей Сталин, не имела даже такого элементарного демократического права, как избрание собственного руководства. Это в равной мере относится и к другим творческим союзам. Такой «порядок» сохранялся до середины 80-х гг. В 30–40-х гг. руководство литературно-художественных организаций сопровождалось установлением по отношению к ним прямого идеологического воздействия. Это было связано с внедрением в практику художественного творчества «метода» социалистического реализма, официально объявленного единственным идеологически и политически выдержанным методом художественного познания мира с позиций марксизма-ленинизма” ([24], см. также  [25]).

Общество, построенное только на страхе, долго бы не продержалось и успехов творческого порядка не имело бы. Т. Круглова подчеркивает инверсию вектора террора в литературе: “Страх перед террором государственной власти замещался в художественной реальности соцреализма конструктом «образа врага», фокусирующем на себе атмосферу ужаса” [26].

Литература призвана была не только нести советскую мифологию в массы, но и оправдывать ее: “Страдание и его преодоление тоже должно было обрести другой, не рутинный, а героически-жертвенный, модус бытия. Да, соцреализм предлагал другую картинку, сильно смещенную по отношению к документу, но ее ценностные координаты были рождены и продиктованы не только идеологическими требованиями, но потребностью и насущной необходимостью что-то делать с вполне реальными болями, страхами, ужасами — страданиями. Боль на самом деле вернулась в культуру, причем в таком масштабе, справиться с которым было не под силу просветительской и романтической моделям искусства. На новом, индустриальном витке цивилизации пришел заказ на новые способы «работы» с болью” (там же).

И еще: “Важнейшим культурно-антропологическим механизмом конструирования интровертированного террора и художественной репрезентацией инверсии страха в энтузиазм был соцреализм. Необходимо напомнить, что страх – важнейшее чувство, имеющее не только биологическую природу, но и культурные семантику и функции. Если принять за аксиому скрытую интенцию террора на создание атмосферы страха, тогда соцреализм предстает как специфический художественно-культурный способ работы со страхом, суть которой заключается в снятии его негативных коннотаций; замещении знания о реальных источниках угрозы представлением о фантомности страха; перенесении внутренних страхов на внешний источник – образ врага. Рассмотрим эти способы предметно, имея ввиду прояснение их общего основания – симптома «отсутствия страха» у героев соцреализма. Страх, как и другие экзистенциальные состояния пределов – не имеет места в соцреалистическом дискурсе, так как там трансцендентное теряет свой бытийный смысл” (там же).

Это была сложная система управления всеми эмоциями советского человека: от безраздельного счастья до такого же бесконечного страха.  Они олицетворяли два полюса, в рамках которых и протекала жизнь. А Сталин легко примерял на себя вариант “стокгольмского синдрома”, когда его боготворили все, поскольку относились к нему со смесью любви и страха, поскольку их жизни зависели от воли одного человека.

Страх – это победитель человека и человеческого. Именно по этой причине он был удобен власти. Это давало возможность строить мобилизационную экономику и такую жизнь, где многое хорошее откладывалось на потом. Но это потом никак не наступало и не наступало. Союз не хотел видеть гордо поднятой головы, его интересовала голова покорная, которая создавала меньше проблем для государства. Был набор запретных тем, которые не следовало поднимать. И тогда твоя жизнь сложится гораздо лучше. Но оказалось, что запретность с точки зрения политики несет негативные последствия не только в политике, но и в экономике, что и привело к отставанию от передовых стран  мира, не говоря уже о распаде.

Т. Круглова пишет, обращаясь к текстам А. Гайдара: “Архетип героя/жертвы выводит сознание нового человека за пределы прагматически-инструментальной рациональности индустриального общества, через актуализацию архаических моделей оно помещается в мир Возвышенного, а значит — сверхутилитарного отношения к тем силам, которые структурируют мир, то есть, в данном случае — к власти. Такое возвышенное отношение вполне логично приводит к мистическому отношению, к тайне. Поэтому название гайдаровской повести — «Военная тайна» — эмблематично. Тайна советского человека чужда прагматичным буржуинам. Военная Тайна — это сам советский человек, предельно простой, открытый, но не становящийся при этом понятным другому типу сознания. В его «простоте» есть нерационализируемое ядро, позволяющее ему сохранять высокий уровень адаптации к абсурду. Он научился выживать в мире, где идет игра без правил. Именно это органичное умение и делает его Героем специфически советского толка. Всякий, кто пытается следовать правилам, не только не имеет шансов стать героем в советском дискурсе, но даже просто уважаемым человеком: он, скорее, подозрителен. Но если в самой советской действительности постоянная, немотивированная смена правил или отказ от них повергают человека в ужас, страх и смятение, то в произведениях соцреализма именно эта абсурдность представлена как высокая тайна, приобщение (причащение) к которой дает огромную силу советскому человеку, делает его крепким” [27].

Опасный мир вокруг должен был “облагородиться” литературой и искусством. С одной стороны, они давали отвлечение от будней. С другой, выстраивали системы, где врагом становился всегда кто-то другой, кто это явно заслужил. Литература – это часто осмысление нашей жизни, чтобы непонятное стало понятным. Если ее, как и искусство, сдерживать, то непонятного будет больше, а понятного меньше. А человек не хочет жить в непонятном мире.

Пандемия, обратив человека вновь к страху, принесла изменение потребления медиа. Произошло резкое возрастание потребления виртуального продукта. Кино и телесериалы заменили мир, словно квази-идеология советского времени вернулась в новом обличье. Советская идеология как бы давала целевые рамки советскому человеку, объясняя ему, что и зачем он делает. Идеология видела четкое будущее для него и страны. Теперь с пандемией у мира исчезло внятное будущее, у него есть только настоящее.

В пандемию молодежь включилась в смотрение телевизора, но недолго, поскольку с мая она вернулась в интернет. И. Засурский объясняет: “Пандемия была медиа-событием, и в такое время людям нравится читать и смотреть о событиях. СМИ выиграли с точки зрения того, что больше внимания у людей было. Телевидение и Интернет выступили бенефициариями, в отличие, например, от кинотеатров”  (там же)

С точки зрения психологов пандемия принесла стресс, поскольку все стало быстро меняться. А мы отвыкли от быстрого реагирования. И тут вина перешла на власть: “Есть данные опросов Online Market Intelligence и Центра социального проектирования “Платформа”, в соответствии с которыми только 8% россиян верят официальной информации, причем половина недоверяющих считает, что цифры заболеваемости занижаются и угроза неблагоприятного развития пандемии недооценивается, а вторая половина, наоборот, недовольна нагнетанием избыточной паники. 60% опрошенных верят только лично знакомым медицинским работникам самого разного ранга, начиная с медсестер и санитарок” [29].

Резко упало доверие и к СМИ, и к государству: 61% опрошенных считает, что они меньше стали доверять государству за период пандемии, против 10% тех, кто укрепился в доверии; 54% стали меньше доверять СМИ, больше – только 6% [30].           То есть человек начинает понимать, что его выживание – это его проблема.

Это были майские данные, а вот данные июня: “56% не доверяет официальной статистике о распространении коронавируса, из них 68% считают, что информация искажается намеренно. 27% перестали доверять официальной информации в течении кризиса”  [31 – 32].

Разрушенное доверие является главным результатом пандемии. Вероятно, это связано с тем, что бодрые рассказы власти никак не коррелируют с тем, что происходит за пределами кабинетов. По этой причине идет поиск тех, кому можно верить, например: “Критически настроенный источник скорее вызывает доверие, чем оправдывающий действия власти. Здесь сказывается усталость от позитивной повестки – произошла своеобразная девальвация хороших новостей, они выглядят более предвзятыми. При этом известен эффект – негативные поводы распространяются быстрее, запоминаются сильнее, что может создавать эффект иллюзии доминирования критики”  [32].

И еще ряд выводов из того, что кризис медицинский стал кризисом власти: “Высокое и выросшее в период ограничений недоверие официальной статистике (55%), тому, что угроза действительно серьезна и требует ограничений (49%), рекомендациям (39%). Главная линия недоверия – ощущение, что угроза преувеличивается (61% от тех, кто не доверяет статистике) и это делается намеренно (68%). Два основных источника недоверия: противоречия в информационном поле (недоверие-дезориентация) и ощущение социальной несправедливости и абсурдности принимаемых решений (недоверие-протест).  Два главных канала распространения информации – федеральные телеканалы и социальные сети, которые в значительной степени комбинируются. Социальные сети, чья роль выросла за период изоляции, развивают, дополняют, а иногда и оспаривают картину, формируемую официальными источниками. Пандемия ярко проявила то, как сетевые коммуникации создают новую среду для функционирования медиа. Частное наблюдение очевидца, блогера выглядит более весомым в глазах участников интервью, так как выглядит незаинтересованным и более объективным, а также близким человеку («там пишут живые люди, которым незачем врать»), в отличие от дистантной картины в СМИ.  Доверяют, преимущественно, не каналу, а конкретному источнику. На первый план при доверии источнику выходят личный опыт – переболевшего, практикующего врача, очевидца, – и компетентность (врач, эпидемиолог). Два главных официальных спикера кризиса – президент и губернатор региона. На первый план здесь выступило качество коммуникации. Наиболее проблемными зонами в коммуникациях власти стала эмпатия спикеров и стиль выступлений (не достаточно живой и интересный для аудитории). Фокус внимания и запрос на информацию смещается с самой болезни на период восстановления – возврат к нормальной жизни, перспективы экономики” (там же).

Что обсуждать, если даже сами врачи не верят официальной статистике? Социологи Левада-центра увидели следующее: почти 60% российских врачей не доверяют официальной статистике по коронавирусу, почти половина считает заниженными число зараженных и погибших [33]. Тут власти сложнее контролировать, это профессиональное сообщество, которое непосредственно сталкивается с больными.

Из этих наблюдений становится понятно, что многие варианты коммуникаций в случае кризиса оказались просто неработающими. Они вроде и были, но по уровню их воздействия на массовое сознания они полностью отсутствовали. И нужный коммуникативный ресурс был, но он не сработал.

Имея в руках медиа, власть реально не смогла ими воспользоваться. Она чаще вещала, чем разговаривала. Она предпочитала молчать, чем говорить неприятные вещи. Она исчезала, когда должна была быть на виду. 

С. Кургинян видит в этом серьезную опасность для действующей власти, точнее он формулирует это как возможную будущую опасность: “Для того, чтобы большинство поступило иначе, его надо очень больно задеть, внушив ненависть к власти. Пока до этого далеко. Но процесс, хотя и медленно, идёт в указанном направлении. Действующее руководство пока терпят, но не надо обольщаться этим «пока». Миллионы людей возмутились и повышением пенсионного возраста, и карантинными злоключениями. В оценке этих явлений массы будут опираться не столько на Интернет и тем более не на ТВ, сколько на «нецивилизованные» источники. Они будут привычно ориентироваться на пресловутые кухонные разговоры, на ропот в курилках. Будут прислушиваться к тому, о чём толкуют во время шашлычных пикников, ловить пересуды телефонных разговоров и сами заниматься всем этим. Перечисленные факторы формирования оценок настолько чужды экспертам, что эти господа предпочитают их игнорировать, считая смехотворными. Это крайне недальновидно и абсолютно непрофессионально. Если пренебрегаемое ими большинство начнёт не скакать, а хотя бы шевелиться, то правительству не позавидуешь” [34].

Пандемия позволила апробировать новые технологические формы слежки за людьми, причем под разными благовидными предлогами это произошло во всем мире [35 – 36]. Д. Гайнутдинов просуммировал произошедшее такими словами: “Не все эти технологии будут применяться постоянно, однако тест-драйв пройден и, скорее всего, признан успешным. Мы наблюдаем сейчас своего рода симбиоз «совка» и «капитала» — и это очень печальный опыт. Советский менталитет российских начальников (даже тех, которые советской власти не застали) заставляет их думать, что любую проблему можно решить с помощью контроля. Они не доверяют гражданам и явно считают, что без присмотра и «цифрового ошейника» мы с вам наделаем глупостей. А с другой стороны, контроль — это тоже бизнес. И все гаджеты, камеры, дата-центры, электронные браслеты, дроны, программное обеспечение и другие элементы открытого в России фестиваля слежки должны работать — у рачительного хозяина простоев не бывает” [37].

Отслеживание социальных контактов в период пандемии одновременно является отслеживанием коммуникативных контактов людей. Технологии, которые облегчали коммуникации, одновременно стали технологиями контроля поведения. Все стало открытым как на ладони…

То есть государство свои технологические “мускулы” проверило и убедилось, что все хорошо работает, в будущем сбоев не будет.  В свое время два фактора привели к глобальной политической революции молодежи в 60-е. Это была демография и доступ к образованию. Одни только изменения демографические не запустили бы социальные изменения [38]. Образование создавало новый тип молодежи.

Государствам нужны были образованные люди. Можно сказать, и это правда, что гонка вооружений создала и гонку образования. Вспомним, например, реакцию Америки на запуск первого спутника, которой пришлось полностью отказаться от своей старой системы образования, профинансировав новую.

Советское образование породило спутник, который в свою очередь трансформировал американское образование [39 – 43]. Один из историков заметил: “Школы так и не оправились от спутника”. В 1958 году Эйзенхауэр подписал Образовательный акт национальной обороны, в результате которого образование получило деньги и легитимность, а также ясную идеологию – образование во имя национальной безопасности. Финансирование составило один миллиард долларов.

С 1955 по 1965 гг. число студентов в западных странах удвоилось. Объединяющим фактором для протестующих был их студенческий статус, все остальное у них было разным. И в результате этого периода протестов они разрушили гегемонию государства, заставив его стать другим.

Государство пошатнулось и в результате коронавируса. Кстати, последние опросы Левада-центра дают Путину 60% одобрения и 33% – неодобрения его деятельности [44 – 45]. Лишь 23% ему доверяют. Правда, остальные ближайшие к нему лица идут вообще с цифрой 10% доверия. Это Мишустин, Жириновский и Шойгу.

Сегодня мир стал жестче, и жить в нем стало тяжелее. Из него легко выпали многие компоненты, которые считались личными и факультативными, вместо них пришли официальные и обязательные. Раньше мир был для человека, сегодня человек стал для мира…

Коммуникации властей в прошлом были сопутствующим элементом, основу управления осуществляли другие институты. Сегодня сила этих институтов размыта, поэтому на первое место выходит коммуникация. Но сама эта коммуникация не так интересна для властей, поскольку в этом поле они являются лишь одним из возможных голосов, у которого есть множество конкурентов. А власть не любит конкурентов, не любит действовать там, где надо не приказывать, а искать пути взаимодействия с другими. Тут побеждает не тот, кто кричит громче, а тот, кто говорит умнее и убедительнее. Телевизионные политические ток-шоу типа В. Соловьева хотят объединить эти два принципа, но они являются взаимоисключающими. “Громкость” включает эмоции и отключает ум.

На такие “громкие” ток-шоу возможна только ироническая реакция, как у С. Митрофанова: “Китайский вопрос живо обсуждали наши пикейные жилеты у В.Соловьева. Случайно или нет, но многие вдруг тут вспомнили, что в прошлом они тоже были коммунистами, следовательно, близки с китайцами. Коммунистами были режиссер Шахназаров, демократ Станкевич и Вячеслав Никонов, про деда-коммуниста которого историк написал, что у него руки по локоть в крови (подписывал расстрельные списки, даже не вчитываясь, кто в них). «Американец» Злобин и сам В. Соловьев были кандидатом в члены КПСС. А депутат Калашников и до сих пор коммунист, – от чего их всех задело выражение Помпео, что коммунисты всегда лгут. Так ведь лгут же! И прямо сейчас, на голубом глазу. В целом же данный паноптикум экспертов пришел к традиционному выводу, что разноразвитые цивилизации обязаны воевать (тезис Ленина о неизбежности войн при капитализме), а России по этому поводу следует быть в связке с Китаем («с праздником вас военно-морского флота, товарищи!»), и фиг они с нами тогда справятся. Горбачев не повторится” [46].

Телевидение хорошо для порождения пропагандистской реальности, поскольку она односторонняя, здесь говорят только свои, а враги должны лишь плакать в платочек… Пропагандистам здесь хорошо, они чувствуют себя демиургами, способными обратить в прах любого. Но и у пропаганды есть пределы…

Другой “генерал” информационной войны М. Симоньян, в отличие от В. Соловьева, рисует все, наоборот, в пессимистических тонах: “Мы <…> абсолютно профукали свою собственную информационную безопасность. Потому что, когда этим надо было заниматься, у нас у власти были люди, которые всё это с удовольствием и радостно просто сдавали. А когда к власти пришли люди, которые видят мир по-другому, видят мир действительно таким, какой он есть, а не через розовые очки, было уже поздно. А до этого и война в Чечне, и нищета, и непонимание во многом, и люди отвечали не всегда и не на всех позициях те, которые в этом хоть как-то разбирались бы. А когда сейчас пришло понимание, сейчас многие из тех людей, которых я знаю, как раз разбираются в этом и понимают всё, по крайней мере, так же, как я, они уже просто не могут ничего сделать. А что ты с этим сделаешь?”  [47].

А до этого из ее уст прозвучала и такая фраза: “для того, чтобы победить в войне, первым делом нужно захватывать почту и телеграф. Наши условные почта и телеграф захвачены давным-давно. Мы не имеем ни малейшего представления о безопасности своего информационного пространства. Люди, которые у нас занимаются этими вопросами, либо в этом не понимают вообще, либо искренне считают, что все отлично, и не надо нам, как в Китае, а надо нам, не знаю, как где. Потому что так, как у нас, нет нигде. Вот в Америку зашел TikTok – и получил сразу по голове. Такого бардака, как у нас, нигде нет. Именно бардака. Это мы – страна, которая привыкла к тому, что у нас здесь порядок, у нас здесь строго, во всем так называемом западном мире нас именуют диктатурой. Нам самим иногда кажется, что у нас строже, чем у них. Я тебе просто сертифицировано заявляю, такого хаоса, бардака и анархии в информационной сфере, как есть у нас, нет в мире нигде. И это нас шарахнет так, что мама, не горюй”.

Так что “генералы” видят все по-разному: один выигрывает, другая – проигрывает. А бедные зрители/читатели не могут разобраться: перед ними победа или поражение. Но современная пропаганда хороша тем, что она долго не живет. То, что говорится сегодня может опровергаться с такой же пеной у рта завтра…

В беседе А. Прохановв и В. Соловьева прозвучали такие слова, акцентирующие характер их общей с массовым сознанием работы: “В. Соловьев: И не надо недооценивать Юрия Андропова. Не случайно в КГБ существовал целый отдел. Непонятно, чем занимающийся. А.Проханов: При Брежневе, Андропове были созданы закрытые отделы в Госбезопасности, которые занимались тем, чем сейчас ты занимаешься на телевидении” [48].

Работа с массовым сознанием принципиально отличается от работы с сознанием индивидуальным. Для одного важнее эмоциональное, для другого – рациональное… Массовое сознание всегда интересуется настоящим, его волнует здесь и сейчас. История для него всегда где-то очень далеко и неинтересно. Поэтому все волны общественного протеста или ликования привязаны к событиям данной минуты. Именно поэтому пропагандисты могут легко раздуть пожар народного гнева или потушить его, поскольку эмоции могут вспыхивать или гаснуть мгновенно. Массовому сознанию не нужно прошлое, оно всегда живет в настоящем. Его разум эмоциональный…

Литература:

  1. Грозовский Б. Информационные войны близки к религиозным. https://www.colta.ru/articles/society/24937-diskussiya-informatsionnye-voyny-grozovskiy-pomerantsev-gatov-trudolyubov-yablokov
  2. Луначарский А.В. Социалистический реализм. Доклад  http://lunacharsky.newgod.su/lib/ss-tom-8/socialisticeskij-realizm/
  3. Воробьев И.С. Соцреализм как “третья эстетика” в художественной культуре СССР 1920-х годов https://www.gramota.net/articles/issn_1997-292X_2012_12-3_09.pdf
  4. Сухих С.И. Эволюция доктрины соцреализма во 2-й половине ХХ в. http://www.unn.ru/pages/e-library/vestnik/99999999_West_2013_2(1)/54.pdf
  5. Кравченко А. Создание нового советского человека https://arzamas.academy/materials/1499
  6. Волохова У. Писатели для Сталина. Как литература стала способом общения с вождем https://www.kommersant.ru/doc/4252570
  7. Васильева Е. “Хрущев кричал как резаный”: почему генсек громил выставку в Манеже https://tass.ru/kultura/4768284
  8. Кочарова А. До и после разгрома: как Хрущев оскорблял художников на выставке в Манеже https://ria.ru/20171202/1510054133.html
  1. Минченок Д. Как нам было страшно https://www.kommersant.ru/doc/2289979
  2. Тольц В. 45-летие встречи руководства КПСС и советской культурной элиты https://www.svoboda.org/a/428037.html
  3. Скворцова Е. “Про Хрущева написано много неправды: мифы про него создавал КГБ” https://sobesednik.ru/politika/20191126-sergej-hrushev-pro-otca-napisano-mnogo-nepravdy
  4. Сергей ХРУЩЕВ: «В отличие от Путина отец понимал, что уходить надо». Интервью https://bulvar.com.ua/gazeta/archive/s647/syn-pervogo-sekretarja-tsk-kpss-nikity-sergeevicha-hrushcheva-doktor-tehnicheskih-nauk-professor-uchenyj-i-publitsist-sergej-hrushchev-v-otlichie-ot-putina-otets-ponimal-chto-uhodit-nado.html
  5. Хрущев Н.С. Воспоминания (книга первая) http://www.lib.ru/MEMUARY/HRUSHEW/wospominaniya1.txt
  6. Спикер С. Сталин как медиум. О сублимации и десублимации медиа в сталинскую эпоху //  Советская власть и медиа. – СПб., 2006
  7. Павловский Г. Бессмертна ли #системаРФ? https://polit.ru/article/2020/05/20/pavlovskylec/?utm_referrer=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com
  8. Митрофанов С. Либерализм под рентгеном пандемии https://newizv.ru/comment/sergey-mitrofanov/24-07-2020/liberalizm-pod-rentgenom-pandemii
  9. Кукулин И. Неизбежность странного мира: почему new age и оккультизм очаровали советскую интеллигенцию. Интервью https://indicator.ru/humanitarian-science/intervyu-kukulin.htm
  10. Кукулин И. Альтернативное социальное проектирование в советском обществе 1960-1970-х годов, или Почему в современной России не прижились левые политические практики https://magazines.gorky.media/nlo/2007/6/alternativnoe-soczialnoe-proektirovanie-v-sovetskom-obshhestve-1960-1970-h-godov-ili-pochemu-v-sovremennoj-rossii-ne-prizhilis-levye-politicheskie-praktiki.html
  11. Gaiman N. Why our future depends on libraries, reading and daydreaming
  12. https://www.theguardian.com/books/2013/oct/15/neil-gaiman-future-libraries-reading-daydreaming
  13. Кукулин И. Периодика для ИТР: советские научно-популярные журналы и моделирование интересов позднесоветской научно-технической интеллигенции https://www.nlobooks.ru/magazines/novoe_literaturnoe_obozrenie/145_nlo_3_2017/article/12478/
  14. Кукулин И. Новая логика: о переломе в развитии русской культуры и общественной мысли 1969–73 годов http://sites.utoronto.ca/tsq/61/Kukulin61.pdf
  15. Попов В. Записки бывшего подполковника КГБ: “Новые правые” и спецслужбы России https://gordonua.com/publications/zapiski-byvshego-podpolkovnika-kgb-novye-pravye-i-specsluzhby-rossii-1508976.html
  16. Записки бывшего подполковника КГБ: Синявский и Розанова – диссиденты или агенты? https://gordonua.com/publications/zapiski-byvshego-podpolkovnika-kgb-sinyavskiy-i-rozanova-dissidenty-ili-agenty-1506308.html
  17. Маслов Н.Н. Советское искусство под гнетом «метода» социалистического реализма: политические и идеологические аспекты (30–40-е гг.) http://annales.info/rus/small/socrealism.htm
  18. Wandyszewa-Rebro N.W. Теория и практика соцреализма: умолчания и подспудные течения https://czasopisma.uwm.edu.pl/index.php/hip/article/download/1378/1162
  19. Круглова Т.А. Антропологические трансформации и художественные репрезентации жизни в терроре: страх и энтузиазм как мотивы соцреализма http://media.ls.urfu.ru/493/1258/2726/2592/1241/
  20. Круглова Т.А.  Произведения соцреализма как свидетельства «революции чувств» http://www.intelros.ru/pdf/isl_kult/2010/01/05.pdf
  21. Иванова Е. и др. СМИ в новой реальности: как медиа справляются с последствиями пандемии https://newizv.ru/news/economy/24-07-2020/smi-v-novoy-realnosti-kak-media-spravlyayutsya-s-posledstviyami-pandemii
  22. Боде В. Регресс и одичание. Психологи о жизни людей во время панлемии https://www.svoboda.org/a/30653414.html
  23. OMI и Платформа: Социология кризиса https://pltf.ru/2020/05/26/omi-i-platforma-sociologija-krizisa-3/
  24. Исследование «Платформы»: Пазл доверия https://pltf.ru/2020/06/16/issledovanie-platformy-pazl-doverija/
  25. “Пазл доверия” https://pltf.ru/2020/06/16/issledovanie-platformy-pazl-doverija/
  26. Мухаметшина Е. Большинство российских врачей не доверяют официальной статистике по коронавирусу https://www.vedomosti.ru/society/articles/2020/07/06/834080-rossiiskih-vrachei
  27. Кургинян С. Государство – это мы! https://www.business-gazeta.ru/article/475782
  28. Гайнутдинов Д. Пандемия слежки https://spy.runet.report/assets/files/%D0%9F%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D0%B5%D0%BC%D0%B8%D1%8F_%D1%81%D0%BB%D0%B5%D0%B6%D0%BA%D0%B8.pdf
  29. Чиков П. Симбиоз «совка» и «капитала» «Агора» выпустила доклад о слежке за россиянами в период пандемии https://meduza.io/feature/2020/07/16/simbioz-sovka-i-kapitala
  30. Гайнутдинов Д. https://t.me/pchikov/3810
  31. Suri J. Power and protest. Global revolution and the rise of detente. – Cambridge, Mass. – London, 2003
  32. Powell A. How Sputnik changed U.S. education https://news.harvard.edu/gazette/story/2007/10/how-sputnik-changed-u-s-education/#:~:text=Though%20Sputnik%20was%20a%20relatively,lost%20to%20its%20Soviet%20rival
  33. Bracey G. W. The sputnik effect https://www.edweek.org/ew/articles/2007/10/02/06bracey_web.h27.html
  34. Watters A. How Sputnik Launched Ed-Tech: The National Defense Education Act of 1958 http://hackeducation.com/2015/06/20/sputnik
  35. Cha H. Soviet Launch of Sputnik: Sputnik-Inspired Educational Reform and Changes in Private Returns in America https://tigerprints.clemson.edu/cgi/viewcontent.cgi?article=2551&context=all_dissertations
  36. Roos D. How the Cold War Space Race Led to U.S. Students Doing Tons of Homework // www.history.com/news/homework-cold-war-sputnik
  37. Одобрение органов власти и доверие политикам https://www.levada.ru/2020/07/29/odobrenie-organov-vlasti-i-doverie-politikam/
  38. Опрос “Левада-центра”: Путину доверяют 23 процента https://www.svoboda.org/a/30754939.html
  39. Митрофанов С. Телевизор уверен: Россия победит в неминуемой войне цивилизаций https://newizv.ru/news/society/28-07-2020/televizor-uveren-rossiya-pobedit-v-neminuemoy-voyne-tsivilizatsiy
  40. Власов А. Маргарита Симоньян ответила на вопросы Тины Канделаки о гибридной войне, развале США и «чудодейственной» вакцине от коронавируса https://www.kp.ru/daily/27162.3/4260319/
  41. Проханов А., Соловьев В. Интеллигенция: кто она? https://vsoloviev.ru/news/1807/

 

Що очікують від медіа та журналістів у двадцятих роках двадцятого століття, які вимоги до довжини та тривалості та як шукати цікаві теми для матеріалів – так пройшов перший день онлайн медіалабораторії для студентів-журналістів «THE GUARDIAN OF JOURNALISM».

- Ми щороку проводимо практичну медіалабораторію для студентів українських ВНЗ, що вивчають журналістику. Цьогоріч, вперше, в онлайнрежимі, - розповідає професор, доктор наук, президент АУП Валерий Иванов (Валерій Іванов). – Чотири дні ми максимально наповнюємо практичними вправами та лайфхаками по журналістиці. Розповідаємо, показуємо, працюємо разом із учасниками над контентом, подачею та плануванням. На п’ятий день – робимо загальну презентацію медіапроектів.

Учасники та учасниці онлайн медіашколи АУП 3 серпня 2020

Третього серпня говорили про web 2.0 (соціальні мережі) та web 3.0 (соціальні месенджери). Як привернути увагу за перші три секунди та як розпланувати свою журналістську діяльність на рік. Серед практичних завдань пошуки тем, відбір цікавих епізодів та як працювати з експертами.

Другий день медіалабораторії зосереджений на відеострімах та створенні відеоконтенту.

Проведення заходу стало можливим завдяки підтримці Медійна Програма, Internews.

👨‍🏫Академія української преси сприяє критичному споживанню медіа, дотриманню стандартів журналістики, навчає основам медіаграмотності вчителів, дітей та дорослих.
Долучайтеся до діяльності АУП на нашій ФБ сторінці та сайті чи за нашими хештегами.
#АУП #тренінги_АУП #вебінари_АУП #журналістика #медіа #медіаграмотність #media #journalism #стандарти_журналістики

В Україні діджиталізують регіональні ЗМІ

Міністерство цифрової трансформації України домовилось із Національною спілкою журналістів України про реалізацію спільних освітніх проєктів, спрямованих на підвищення рівня цифрової грамотності журналістів, цифрову трансформацію регіональних ЗМІ, а також заохочення використання електронних форматів комунікації українськими медіа.  

Для цього 30 липня 2020 року Міністерство цифрової трансформації України уклало меморандум з Національною спілкою журналістів України.  

Заступник Міністра цифрової трансформації з питань євроінтеграції Валерія Іонан підкреслила, що традиційні регіональні медіа можуть вийти на якісно новий рівень значущості та впливу завдяки цифровим інструментам.

«Дуже важливо, щоб це не було якесь формальне використання цифрових рішень. Місцеві ЗМІ мають підходити до цього, керуючись ефективністю та результативністю. Тоді регіональні медіа зможуть суттєво збільшити власну аудиторію і користуватися довірою», — наголосила Валерія Іонан. 

Голова Національної спілки журналістів України Сергій Томіленко зауважив, що використання онлайн-інструментів у журналістській практиці є необхідністю, яку неможливо ігнорувати.

«Суттєва зміна поведінки людей у споживанні контенту підштовхує регіональні ЗМІ мати і власні сторінки в соціальних мережах, і сайти, а журналістів — використовувати цифрові технології. Наша спільна з Мінцифрою задача — пришвидшити процес перетворення традиційних регіональних ЗМІ на сучасні мультимедійні проєкти, допомогти їм у цих трансформаціях».  

Джерело: https://thedigital.gov.ua/news/mintsifra-spriyatime-tsifroviy-transformatsii-ukrainskikh-zmi?fbclid=IwAR3t8ULlZgm7Er-cjMYV3D2-u9p8e7G1lQmGTOxsofbpZOq_bI9QWWRLlwU

Георгий ПОЧЕПЦОВ, rezonans.kz

Литература, искусство, кино однотипны по тому влияния на нас, которые они оказывают, как когда-то у костра древние люди могли рассказывать сказку о Красной шапочке, что было 8 – 10 тысяч лет назад, чтобы обучать их не говорить с чужими, от которых и исходит главное зло.

И сегодня мы имеем те же наши мозги, реагирующие на нарративы, только нарративы эти стали более сложными и увлекающими в иные миры, от них невозможно оторваться.

По большому счету и художественная литература, и новости базируются на во многом однотипных нарративах. Если медиа больше видят событие данного момента, то художественная литература ведет нас по причинам этого события, опираясь на больше на эмоции, чем на фактаж. Это как сопоставление “Анны Карениной” как художественного произведения и хроники происшествия из газеты, где описывается несчастный случай на рельсах. Отсюда сегодняшнее внимание военных к тому, что они обозначили в своих целях не просто нарративом, а “вооруженным нарративом” (см., например, [1 – 3]). А литературоведы и психологи изучают, как именно действует литература на человека [4].

Вооруженный нарратив направлен на точки уязвимости массового сознания с заранее рассчитанным воздействием, от которого очень трудно уклониться. Причем воздействие может быть даже, условно говоря, спящим, чтобы включиться позже от определенного типа триггера. Например, заранее запущенный слух с компрометирующей информацией не даст возможности конкуренту занять место, на которое тот рассчитывает.

Пропаганда представляет собой такой же вооруженный нарратив, только направленный на собственное население. “Истины” пропаганды, бесконечно повторяясь при трансляции массовому сознанию, автоматически восстанавливаются в головах граждан. Сегодня наука установила, что чем быстрее мы что-то восстанавливаем в своей голове, тем скорее мы признаем данную информацию правдивой. Скорость оказалась “привязанной” к достоверности.

Литература и искусство являются “ближайшими родственниками” пропаганды, особенно в СССР. Все действия в физическом пространстве всегда сопровождались “вооруженным нарративом” – “вооруженным” в плане советской идеологии и конкретных текущих политических задач. Вооруженный нарратив опирался на советскую модель мира с ее собственными героями и врагами. Как и новости в газете советский нарратив каждый раз подтверждал свою правоту. Кстати, закрытость советских границ во всех трех пространствах (физическом, информационном и виртуальном) облегчала его существование, поскольку не допускала в обращение фактов, которые бы ему противоречили.

Естественно, что и развал СССР не мог обойтись без использования вооруженного нарратива, только противоположной направленности. Само понятие “гласности” в этом контексте означает разрешенный процесс порождения и распространения как раз “вооруженных” нарративов, призванных уничтожить СССР в информационном и виртуальном пространствах. До этого с ними боролась цензура, а их создателей отправляли за решетку.

Вооруженные нарративы всегда важны при попытке смены власти. Революция 1917 года создавалась усилиями агитаторов, все революционные деятели, начиная с Троцкого, были прекрасными ораторами. Победил их, правда, косноязычный Сталин, но он добился этого не из-за опоры на массы, а из-за работы с аппаратом.

Перестройка обеспечила смену власти из-за смены советских нарративов, рассказывающих о героях и врагах: Троцкий, Бухарин и другие внезапно перешли в разряд героев из списка врагов, где они обитали. И сделали это нарративы “Огонька” и других печатных органов власти. Причем все, что было запрещено, стало разрешенным, а запретный плод сладок даже в случае политики…

Советский человек изучал зарубежную философию по учебнику ее критики, смотрел телепередачи про зарубеж, где рассказывалось, как плохо живется американским безработным. То есть советский нарратив находил подтверждение во всем.

Слова песни о Родине И. Дунаевского может рассматриваться как “конспект” такого советского нарратива:

Широка страна моя родная, 
Много в ней лесов, полей и рек. 
Я другой такой страны не знаю, 
Где так вольно дышит человек!
От Москвы до самых до окраин, 
С южных гор до северных морей 
Человек проходит, как хозяин 
Необъятной Родины своей! 
Всюду жизнь и вольно и широко, 
Точно Волга полная, течет. 
Молодым - везде у нас дорога,
Старикам - везде у нас почет.

Перестройка породила новый поток нарративов. Можно вспомнить, например, и роль запущенного перед перестройкой фильма “Покаяние” Т. Абуладзе, о котором сегодня пишут так: «Покаяние» вышло на экраны в тот момент, когда советское общество остро нуждалось в глотке чего-то нового и в этом смысле Абуладзе дал богатую пищу для размышлений и действий. «Покаяние — это, прежде всего, попытка наконец переосмыслить свое прошлое, взглянуть на него незамутненным пропагандой взглядом и дать возможность рассмотреть исковерканную историю без «розовых очков»” [5].

Фильм снимался в окружении тайны. По одним свидетельствам Шеварнадзе не давал его снимать, по другим – активно помогал. Но роль фильма преувеличивают, говоря, что он три года пролежал на полке, что его нельзя было показывать.

Секретарь ЦК А. Яковлев вспоминал нечто более спокойное: “Я на Политбюро так и договорился, что выпускаем пробным тиражом, посмотрим. Но выпустили мы его 500 экземпляров и пустили на периферию сначала. И вы знаете, он прошел хорошо, и без всяких восстаний, и без всяких столкновений, без баррикад. Даже КГБ, докладывая о том, какая реакция на этот фильм, и тот сказал, что никаких эксцессов это не произвело, а в некоторых случаях он принят равнодушно – так они писали” [6].

Мнение М. Чудаковой такое: “Я помню, как я сказала режиссеру, что редко бывает, когда искусство делает шаг к социуму, в социальное, оставаясь при этом искусством. Хотелось бы, чтобы мы повернули головы вновь к прошлому. У нас образовался большой слой в обществе – стесняющихся за свое прошлое. Ведь мы же были такой сильной страной. Вот это имперская гордость заволакивает разные слои. Не только коммунистическая партия, которая стала национал-социалистической, здесь двух мнений быть не может, но вот эти флюиды, даже яды какие-то, они растекаются сейчас по обществу, обществу грозит опасность некоторая, его сознанию. Грозит опасность стать прямыми наследниками Сталина. Вот к чему приводит то, что мы перестали объяснять, что такое тоталитаризм. То ли показалось многим это скучно, то ли показалось давно понятным, то ли выступила вперед странная стеснительность? По-моему, стесняться надо того, что мы не говорим о своем прошлом всю правду, таким образом, не устанавливаем дистанцию между советским прошлым и нашим настоящим, и будущим” (там же).

Глядя из сегодняшнего дня, понятно, что сказать прямо никто не решался, поэтому сделали “заход” со стороны поэтического кино, чтобы те, кто мог понять, поняли, и “оттепель” стала разрушать глыбы льда, накопившиеся в душах всех. Фильм был закончен в 1984, вышел на экраны в 1987 [7].

При этом, мало кто знает, но фильм снимался дважды. И вот по какой причине: “роль Торнике, внука диктатора Варлама, в фильме играет Мераб Нинидзе, впоследствии ставший довольно известным киноартистом. Но первоначально роль Торнике играл другой молодой актер Гега Кобахидзе, и кадры с ним уже были отсняты. 19 ноября 1983 г. Гега Кобахидзе вместе с группой друзей участвовал в захвате самолета, летевшего из Батуми в Киев (рейс 6833), был арестован и расстрелян 3 октября 1984 г. Абуладзе ввиду особых условий советского времени был вынужден уничтожить отснятый с Кобахидзе материал и отснять его заново с новым актером” [8].

Прошлое все дальше уходит от нас. Мы можем разобраться в нем, только пока еще живы единичные люди, которые сами были приближены к точкам принятия решений того времени. И по многим вопросам закрытость информации сохраняется.

Перестройка по сегодняшний день имеет больше тайн, чем правды. Было много разговоров о перестройке как о плане Шелепина – Андропова. Потом остался один Андропов, а Горбачев возникает то как протеже Андропова, то нет.

Но вот М. Полторанин, который как депутат был во времена Ельцина председателем государственной комиссии по рассекречиванию документов КПСС, вспомнил другие фамилии – Косыгина и Андропова – и их встречу в 1970 году:  “В общем, они собрались и обсудили, что последние лучшие годы СССР закончились вместе с «восьмой пятилеткой», а потом утекло все. К тому же, начались проблемы с национализмом в республиках. Знаменитая «косыгинская реформа», которую председатель совмина запустил в 1965 году, по большому счету ничего не дала. Это была реформа децентрализации народнохозяйственного планирования. Стали предлагать республикам децентрализованное планирование, мол, ребята, вы там сами решайте, сами находите разные ресурсы и прочее. А в Казахстане, Узбекистане, Киргизии и т. д. возразили: зачем нам это? Вы нам давайте ресурсы, и тогда мы будем работать. Кремль это не устраивало. В итоге собрались два человека и приняли решение, что нужно что-то менять. А как менять? Надо избавляться от «балласта» — развалить страну, отрубить куски: Узбекистан, Туркмению, Киргизию, Таджикистан, Молдавию, Армению. Может быть, сохранить при этом часть Прибалтики. Впрочем, думаю, что и это не входило в их намерения. Они хотели вычленить Россию из СССР и сделать ее придатком Запада, «кочегаркой» этакой, и поставлять западному миру то, что мы сегодня и поставляем, — нефть, газ, другие энергоресурсы, и за счет этого нормально жить” [9].

И еще информация, хотя и более известная: “Косыгина и Андропова связывала давняя дружба и помимо прочего один общий знакомый по имени Михаил Гвишиани, генерал-лейтенант НКВД, бывший заместитель Берии. Как рассказывали, он когда-то вытягивал Косыгина и не давал «схарчить» его по «Ленинградскому делу». Косыгин даже отдал свою дочь Людмилу за сына Гвишиани, Джермена. Именно этого Джермена Андропов отправил в Римский клуб. А тогда это был главный мозговой центр Запада, который имел около 100 членов, в общем, они миром командовали. Джермен договорился с «римлянами», после чего и создали IIASA в 1972 году в Лаксенбурге” (там же).

Впервые в этом контексте прозвучала и фамилия Ф. Бобкова, но эта фигура здесь действительно хорошо вписывается: «Архаровцы» должны были пересмотреть всю систему экономических связей СССР. Андропов поручил заниматься подбором советских кадров для IIASA своему первому заму Филиппу Бобкову. И Бобков начал подбирать с такой целью, чтобы эти люди имели возможность, а главное — желание сломать экономический хребет советской державе. По сути, он отбирал отморозков” (там же).

И отсюда спокойно можно выводить особую роль пятого управления КГБ, возглавляемого Бобковым вплоть до полного развала СССР. Как все, сделанное Андроповым, оно напоминает производство двойного предназначения: они могли одновременно бороться с теми, кто был наиболее активен, одновременно помогая им в результате стать “певцами” перестройки.

Антивластные нарративы обрушились на население с помощью самой власти. Повсеместная ментальная бомбардировка мозгов не могла не принести успех. В результате пассажиров корабля СССР переселили на корабль Перестройка, поскольку корабль СССР объявили терпящим бедствие и с ним все попрощались.

А. Богомолов приводит еще такой факт по воспоминаниям сотрудников «девятки», охранявших председателя Совета Министров СССР: «В Политбюро Косыгина не любил никто. Но обойтись без него не могли». И еще деталь, хотя и известная, но хорошо звучащая в данном контексте: “сестра Джермена Гвишиани, приёмная дочь генерал-лейтенанта МГБ Михаила Гвишиани, Лаура Хурадзе в 1951 году стала женой простого студента Московского института востоковедения Евгения Примакова” [10]. Каким-то странным образом все действующие лица еще и оказываются связанными семейными узами, что несомненно повышает их шансы на успех.

Косыгин вступал в противоречие с типичной фигурой партработника, например, они все были болельщиками, в первую очередь футбольными, а Косыгин сам был активным спортсменом-байдарочником. И эти разные ментальности могли также вступать в противоречие.

Вот один из примеров такого рода: “Поскольку Косыгин чрезвычайно серьёзно относился к работе, он весьма неодобрительно высказывался в адрес Брежнева и его соратников – болельщиков из Политбюро, которые обсуждали спортивные дела во время работы. Виктор Луканин, заместитель начальника охраны Косыгина, рассказывал мне о том, как глава правительства с присущей ему прямотой ставил на место высокопоставленных «любителей»: «Вы знаете, что в Политбюро были главные болельщики ЦСКА: Брежнев, Гречко, Подгорный. И вот они затеяли прямо на заседании обсуждение хоккейного матча. Я в это время находился рядом и краем уха слышал если не все, то большинство из того, что говорилось. Не помню, был ли у Алексея Николаевича доклад. Но когда Брежнев и Гречко стали слишком громко обсуждать матч ЦСКА с кем-то, Алексей Николаевич сказал: «Здесь, на заседании Политбюро, обсуждаются вопросы государственной важности, а вы чушь какую-то несёте!» Встал и ушёл. Не ручаюсь за дословную точность цитаты, всё-таки времени много прошло, но смысл был именно таков”. В другой раз заседание Политбюро только-только закончилось, выходят все из зала, а вопрос там был очень важный и серьёзный, требующий осмысления. Косыгин выходил первым. А Брежнев с Подгорным, ещё не выйдя, стали громко, во весь голос обсуждать какой-то хоккейный матч. Косыгин повернулся и говорит: «Лёня! Ну как ты можешь!» Махнул рукой и пошёл…»”  (там же).

Косыгин действительно выделялся среди всей советской верхушки даже чисто внешне. Это помнят все, кто жил в то время. Возможно, еще и потому, что объект, которым он руководил, был не политический, а экономический – весь народнохозяйственный комплекс СССР.  И понятно, что число слабо решаемых проблем так было достаточно высоко. Все это требовало иных мозгов, чем чисто партийное руководство, которое строится лишь на поощрении и наказании.

По поводу Яковлева и Горбачева С. Кургинян в своей трактовке опирается на мнение В. Крючкова: “Его шеф Андропов обвинял Яковлева, что тот грешит в Канаде. Но Крючков хорошо знал, кто постоянно защищал Яковлева на самом верху – Михаил Андреевич Суслов!!! “Посла в Канаду не КГБ назначал!” Перед смертью Яковлева у нас было два долгих разговора, которые он сам очень искусно инициировал. Приглашают меня на “Эхо Москвы” обсуждать очередную годовщину снятия Хрущева. Вдруг оказывается, что единственный мой собеседник – Яковлев, хотя планировалось не так. Длинный спор в студии. Еще более длинные разговоры после передачи. Яковлев тогда сказал, что в 1964-м Суслов ему поручил написать речь по случаю снятия Хрущева. Еще до того, как Никиту Сергеевича убрали. Фактически включил молодого Яковлева в заговор. Это ж как близко надо было находиться к серому кардиналу Кремля, чтобы стать участником заговора! Значит, и Суслов – агент влияния? Крючков понимал, что вопрос гораздо тоньше. Был диалог частей советских элит с различными сегментами элит западных. Это называется “каналы”. Структура этих каналов, их глубокая мутация и погубили в конце концов СССР. Темна эта вода. Вот, например, считается, что ГДР сдал Горбачев. Крючков сказал мне, что на самом деле ГДР сдало еще в 1979-м – не в 89-м, а в 79-м ! – околобрежневское окружение. Согласившись объединить Германию. Очень глубоко проросли связи между частями нашей элиты и западной. Не банальными агентами были Яковлев и Горбачев, а элементами в смутировавшей системе “каналов”” [11].

Но все равно Советский Союз оказался странным государством, которым правили те, кто хотел его разрушить. Это как генералы бы вели полки в бой с тайным планом поскорее сдаться в плен. И им это удалось. Был когда-то фильм “Никто не хотел умирать”, а здесь перестройка разворачивала нарратив “Никто не хотел жить в СССР”, и особенно это касалось руководителей КГБ и ЦК, на которых как раз и лежала задача обратного свойства.

А. Яковлев в той передаче, которую упоминает С. Кургинян, а она была в 2004 году, говорил так о событиях 1964 г.: “Я помню то время очень хорошо. Уже перед октябрем 64 г. в аппарате упорно начали ходить слухи, что вот-вот что-то должно случиться. Они были действительно упорными. Но не знали только, кто кого будет свергать. Одни говорили, что Хрущев будет омолаживать Политбюро и вводить новых членов. То ли кто-то будет свергать Хрущева. Я сейчас не будут разводить всякие истории, которые мне известны, только скажу о своем непосредственном участии в этом деле. 13-го, вечером, вдруг меня взывает М.Суслов. Это было неожиданно, для всего отдела – потрясение — я всего-навсего зав.сектором, каких было человек 200 в аппарате, то есть это не очень большая функциональная должность. Суслов был вторым, практически, если не первым иногда. По крайней мере, при Брежневе был первым, фактически. Так вот, он вызывает меня, и как-то очень напряженно, предупредив, что это все должно остаться между нами, говорит, что вот, речь идет о том, что 15-го будет пленум ЦК КПСС – речь идет об освобождении Хрущева от должности. Я уже от этого сообщения малость оторопел, тем более, что продолжал стоять на позициях 20-го съезда, и поддерживал эти принципы, которые там были изложены – по мере возможности и сил. Но Суслов далее продолжал — надо написать в “Правду” статью, 16-го должна появиться статья. Большая, как в таких случаях бывало – развернутая передовица, объясняющая народу, что произошло. А я все никак не могу отойти от оторопи, спрашиваю: “А о чем писать?” Он: “Ну, как о чем? Вы ведь и сами знаете…”. А я про себя думаю: а что я знаю? Кроме слухов и разных разговоров – ничего. “Ну, о волюнтаризме, — медленно сказал он, — ну, вот не всегда хорошо вел себя за границей”. Думаю — о чем речь идет? Наверное, о башмаке в ООН… — “ну, о торопливости”. Потом подумал. Мне показалось, что он думал совершенно о другом, что-то его другое беспокоило – это мое тогдашнее впечатление, и потом, когда я обдумывал наш разговор. – “Ну, вот у него не очень корректное отношение к своим коллегам по Политбюро. Ну, в общем, вы подумайте. Завтра утром приходите ко мне в приемную к 8 часам. Напишите все от руки, никому не показывайте”. Я про себя думаю – когда же я буду это все писать, причем писать, не зная, о чем?” [12].

Все это немного выглядит как непонятный мир странных людей. Тут для полноты картины явно не хватает информации, например, почему вдруг Суслов обращается, раскрывая тайну будущего заговора, к человеку, хоть и подчиненному, но не посвященному. Откуда он знал, что тот тут же не расскажет этого, сорвав заговор. Хотя сын Хрущева тоже предупреждал отца, который на это не среагировал. И если Хрущев все знал наперед, то значит, у него не было выбора – он не имел права сопротивляться. И тогда здесь не хватает еще одной истории…

Начальник охраны Хрущева А. Сальников сказал еще такую фразу: “Хрущёву нравились так называемые комсомольцы, молодые, красивые, которые складно говорили. Но многие из них его и предали: Семичастный, Шелепин, Мжаванадзе. Слишком он уж был уверен в том, что никто его не сдвинет…” [13]. И это странно для “прожженого” партработника, которым был Никита Сергеевич, который и сам участвовал в подобного рода переворотах.

А. Яковлев почему-то был задействован во всех значимых “отклонениях” советского режима. Он был в 1962 на расстреле в Новороссийске,  в 1964 – писал статью наперед о снятии Хрущева, в 1968 – участвовал в подавлении пражской весны. Даже когда его в наказание сослали в Канаду, то на пост посла, хотя он все это время в ЦК был всего лишь и.о., ему никак не хотели убрать эти две буквы перед его должностью, не такой и большой, кстати, чтобы становиться послом, да еще в качестве опалы. Это же надо так пострадать – отправиться в Канаду послом…

Точно так выглядит и непонятное восхождение Горбачева, как и его последующие действия. То есть сложная и не всегда понятная модель движения Горбачева имела под собой основания: это была не просто инерция системы, которую надо было обойти, это была контр-позиция активных людей из старого партийного аппарат, которых надо было вывести их игры.

С.Кургинян видит ситуацию так: “назовем Горбачева Макиавелли своего времени. Оставаясь год от года во все большем меньшинстве, он, манипулируя элитой КПСС, отнимал у нее все новые политические возможности. А она? То, что она не сняла Горбачева на 28 съезде, на последующих пленумах, когда было уже ясно, что он уничтожает КПСС и страну, увы, говорит о многом. – Скольких верных соратников он гениально стравил, “съел”, выкинул с партийного Олимпа. Громыко, Лигачев, Рыжков, Крючков и несть им числа! – А по сколько раз менял обкомовскую номенклатуру?! Не опираясь, как Сталин, на «черные воронки», репрессивный аппарат, обратите внимание. Нет, никакой Горбачев не “слабак”, “Мишка меченый”, “комбайнер”, “вахлак”, “подкаблучник”. Михаил Сергеевич блестящий политик, но совершенно губительный для страны” [11].

По большому счету все они были губительны для той  страны, которая появилась сегодня. Но к этой цели все равно вело множество тропок, превратившихся в конце в единственно возможную дорогу во главе с КГБ и ЦК, главных охранителей от того, чтобы этого не случилось. Парадоксальным образом режим разрушали не диссиденты, а охранители.

Кстати, журналист Е. Черных вспоминает и такой факт: “Горбачев учился на юрфаке МГУ в одной группе с Млынаржем, будущим идеологом Пражской весны, одним из ее лидеров. Они дружили, жили в одной комнате студенческого общежития. В 1967-м Млынарж даже ездил к другу на Ставрополье. Я спрашивал этого ведущего интеллектуала Европы, профессора Инсбрукского университета, почему в августе 68-го, когда советские танки вошли в Прагу, Горбачев, отягченный очень серьезным компроматом – дружбой с ярым антисоветчиком Млынаржем, серым кардиналом Дубчека, назначается секретарем Ставропольского крайкома партии. А затем приходит в Кремль и даже становится лидером страны. Зденек Млынарж ответил, что большую роль в продвижении его однокурсника наверх по партийной лестнице сыграл Андропов, прекрасно знавший про их дружбу и связи” (там же).

Мы видим то, что получилось или получалось на каждом этапе, но планироваться могло совершенно иное. И каждый раз население играло роль “ширмы”, поскольку никаких рычагов воздействия у него не было. И о ГКЧП Кургинян сказал так: “ГКЧП тоже был хитро срежиссирован, чтобы окончательно добить КПСС и не дать провести ревизию партийной кассы. Когда склад пустой, его поджигают” (там же).

ГКЧП также наполнен большим объемом противоречивой информации. В результате и этот шаг оказался бутафорским с резким отличием того, что было на поверхности, от того, что случилось. Людей втянули в него (типа Пуго), а потом им пришлось кончать жизнь самоубийством.

Еще одно воспоминание Кургиняна о ГКЧП: “Я к многим из людей, которые были в ГКЧП, отношусь с глубокой симпатией. Но когда я включил телевизор и увидел, что пустили “Лебединое озеро”, мне стало понятно, что это все. Вы можете себе представить Ленина или Троцкого, которые взяли власть и включили бы “Лебединое озеро”? Да они бы говорили 24 часа в сутки. Партия стала немой. Она не могла ничего сказать. Знаменитые дрожащие руки показали всем и все. Переворот оказался слабым. Люди, которые его начали осуществлять, не взяли на себя историческую задачу крупных репрессий. Они хотели каким-то образом проскочить мимо этого” [12].

Тут можно возразить, что скорее всего молчание вызвано тем, что на сцену были выставлены второстепенные фигуры, и они естественным  образом не хотели особенно активничать в непонятной для них ситуации. Они играли свои роли, как им было сказано, но реальные кукловоды остались за сценой.

Г. Янаев так объяснял, почему у него дрожали руки: “Не от хронической пьянки. Я объявляю о болезни президента, а медицинского заключения у меня нет. Я рассчитывал, что к этому времени эпикриз о состоянии здоровья Горбачева у меня будет на руках. Я же вышел не в цирке шапито выступать, а перед всем миром. Если я говорю, что президент болен, то я должен подкрепить свои слова документом. А когда это сделать нельзя, то не только руки затрясутся, но и другие члены задрожат…” [14].

Сложно пробираться сквозь запутанные нити. Но по факту, по результату, видимо, так оно и было. Все активные участники выиграли. Только почему-то в конце был отодвинут Яковлев. Некоторые другие партийные “телодвижения” см. здесь [15 – 16].

Нельзя обойти вниманием и еще одну ситуацию с Яковлевым. Вот как ее представил В. Фалин: “О том, что Яковлев сидит в кармане у американцев, я узнал ещё в 1961 году. Мне об этом поведал один мой знакомый, работавший тогда в КГБ СССР. Почти 10 лет Александр Николаевич работал послом СССР в Канаде. Он не был американским шпионом в обычном смысле этого слова. К тому времени когда Горбачёв стал генеральным секретарём, Яковлев был в СССР одним из важнейших агентов американского влияния. Отмечу ради правды, он был очень одарённым и умным человеком, на два порядка умнее и талантливее Горбачёва. Впрочем, его хозяева за океаном тоже не были дураками и бездарями и обладали хорошим представлением о том, что творилось тогда в политических верхах СССР. А в Москве в то время председатель КГБ Владимир Крючков, собрав компрометирующие материалы на Яковлева, пришёл с ними к Яковлеву в кабинет. На все расспросы Владимира Александровича Яковлев отвечал молчанием, и Крючков отправился потом на доклад к Горбачёву. Михаил Сергеевич, пожевав губами, вынес поразительное по глубокомыслию резюме. Дескать, у кого не бывает грехов молодости? Яковлев – полезный для перестройки человек, поэтому он нужен стране и его нужно пустить в большую политику. И пустили. Как козла в огород. Восхождение Яковлева началось не по политической линии, а по линии внешнеэкономических связей. Это началось после того, как информация о его шашнях с американцами дошла до Юрия Андропова, и его вернули из Оттавы в Москву с распоряжением «следить, и в ЦК КПСС не пускать». В 1982 году умер Николай Николаевич Иноземцев, директор Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО). Было решено посадить Яковлева в кресло покойного Иноземцева. Пусть сидит в ИМЭМО, занимается научной работой, а мы будем за ним следить. Было важно, чтобы рыба не испугалась, не сорвалась с крючка и не уплыла на дно. В 1984 году умер Андропов, и всем стало не до Яковлева. Когда Горбачёв ещё был в команде Черненко, то Яковлев произвёл на него очень сильное впечатление. Ведь директор ИМЭМО был умён и обаятелен и мог, в случае чего, подсказать много полезного и блеснуть новизной идей и решений. А Горбачёв не отличался особым умом, но был очень восприимчив ко всему новому, даже чересчур. Летом 1985 года, через несколько месяцев после смерти Черненко и своего воцарения, Горбачёв сделал Яковлева секретарем ЦК по вопросам идеологии. Допустил агента влияния до ЦК и усадил в кресло главного идеолога страны” [17].

Горбачеву, вероятно, должны были серьезно рекомендовать Яковлева, в противном случае он не мог бы “прыгнуть” с поста директора академического института на пост секретаря ЦК, в кресло самого М. Суслова. В прошлом ЦК всем было известно, что Брежнев боялся только Суслова. Р. Косолапов произнес даже такую фразу в интервью:  “Когда я работал в аппарате ЦК, то до меня доходили слухи, что роль генсека играл как раз Суслов, а Брежнев был чем-то вроде ширмы” [18].

СССР был идеологическим государством, поэтому и был важен Суслов как главный идеолог, имевший картотеку с цитатами классиков марксизма на все случаи жизни. Конечно, Брежневу, который ничего не читал, это должно было внушать бесконечное уважение.

О работе М. Суслова и мире аппарата пресс-секретарь Горбачева А. Грачев сказал так: “Этот Аппарат и следил за тем, чтобы герметичность советской системы не нарушалась — ни внешними идеологическими вирусами, ни излишними контактами с заграницей, ни информацией о внешнем мире. Парадокс его «невыполнимой миссии» состоял в том, что в такой внешний мир для аппаратного мирка все больше превращалась собственная страна. Поэтому решать эту неподъемную задачу приходилось двояким образом: зажмуриваясь и окружая себя вместо окон зеркалами. Созданием виртуального, «потемкинского» облика страны ведал управляемый всемогущим Михаилом Сусловым Отдел пропаганды ЦК, в чьем ведении находились все средства массовой информации. Тезис Сталина о построении социализма «в одной отдельно взятой стране», свелся к его реализации в «отдельно взятом аппарате». Для самой привилегированной части режим даже выполнил обещание Хрущева о построении коммунизма” [19].

СССР, вероятно, был так велик, что его управление всегда должно было буксовать. Невозможно было рассчитать, что, где и когда и в каком количестве должно было появиться в магазинах. Создатели перестройки еще дополнительно создали дефицит товаров, чтобы население могло спокойно попрощаться со страной.

Их усилиями была достигнута нужная концентрация негатива в одной точке пространства и времени. В физическом пространстве – дефицит товаров, в информационном – была растиражирована антисоветская литература всех времен и народов, в виртуальном – в умах граждан место, которое в прошлом занимал рай при главенстве религии, затем коммунизм при главенстве идеологии, было отдано Западу.

М. Золотоносов акцентирует тот вал вооруженных нарративов, который вдруг заполонил СССР: “Доминировало мнение, что диссиденты добились своего, победили и КПСС и КГБ и развалили советский идеологический монолит. Говорили о победе академика Сахарова над режимом, вспоминали про текст Андрея Амальрика «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года». Однако примечательно, что до страниц «Огонька» этот текст в ходе управляемого процесса гласности добрался только в 1990 году – поближе к действительному демонтажу СССР, когда эта тема начала становиться актуальной для криэйтеров. Скорее всего, КГБ играл на всей этой литературе, как на клавишах органа. Сначала простенькая мелодия «Детей Арбата», потом более сильное сочинение – «Жизнь и судьба» В. Гроссмана («Октябрь», 1988), затем по нарастающей: «1984» Дж. Оруэлла («Новый мир», 1989), «Все течет» того же Гроссмана («Октябрь», 1989). Первые скромненькие публикации Солженицына дружно появились в начале 1989 года: «Нева» (No 1), «Век ХХ и мир» (No 2), рижский «Родник» (No 3). Дружное появление опять же доказывает управляемость. Не менее интересно и другое: в стране вдруг нашлось неограниченное количество бумаги для журналов с миллионными тиражами, вдруг были отменены все ограничения на подписку, существовавшие много лет, то есть предприняты меры к массовому распространению этой литературы” [20].

При этом вовсю заработало психологическое давление на массовое сознание в виде исчезновения товаров с полок магазинов, хотя экономических причин для этой внезапности не было: “Первые два года ушли на болтовню и скрытое от глаз «нравственное очищение партии» (о котором говорили все: от Горбачева до Лигачева), после чего власть наконец на что-то решилась. Первым симптомом решимости стала эволюция цензуры. Поскольку цензурой всегда (до августа 1991 г.) ведал КГБ, то уже одно это обстоятельство намекает на главную особенность тогдашней ситуации – одним из основных инициаторов реформ был Комитет государственной безопасности СССР. Поэтому, кстати, не удивительно, что именно люди из КГБ первыми воспользовались результатами стихийной приватизации и демократизации, после чего КГБ дезинтегрировался и сделался политически невидимым (исчезновение с поверхности политической сцены в декабре 1993 года означало, что Комитет в «видимой части» уже не только не нуждался, но она была для него вредна). Что же произошло в 1987-м? «Домашняя тайна» перестройки заключена в том, что экономических причин для нее не было, хотя Михаил Горбачев потратил немало слов на то, чтобы убедить общество в неминуемом экономическом крахе СССР. Чуть позже, в 1989 – 1990 годах, об отсутствии экономических причин написали зам. зав. отделом политического планирования Госдепартамента США Френсис Фукуяма (я имею в виду его нашумевшую статью «Конец истории?») и международная группа экспертов, руководимая лауреатом Нобелевской премии В. В. Леонтьевым. То есть экономической необходимости не было, но было решение правящей элиты СССР распределить между собой средства производства и сырьевые ресурсы, сделав их частной собственностью. Говоря проще, захотелось владеть заводами, землей, лесом, нефтью, газом” (там же).

Машина государства может порождать как “счастье”, так и “несчастья” в зависимости от поставленных перед ней целей. В данном случае перед ней была поставлена задача доказать свою недееспособность. И она эту задачу, как всегда, успешно выполнила. Доказать, что ты не умеешь работать легче, чем показать умение.

И в заключение мимолетное воспоминание одного человека о дочери Косыгина, подтверждающее и образ самого Косыгина: “Помню, в 1979 году Министерство культуры СССР организовало месячную учёбу работников базовых учреждений культуры союзного значения. Моими соседями в актовом зале Высшей партийной школы оказались научные сотрудники Исторического музея. Они-то мне и шепнули, указав на женщину в нашем ряду: «Это дочь председателя Совмина Косыгина». Я стал наблюдать за ней во время семинарских занятий. Лицом похожа на отца, русоволоса, в сереньком, под цвет глаз, свитере и такой же юбке. Скромна, молчалива, задумчива. Никаких помощников, никакой охраны. После занятий она спокойно шла на остановку, садилась на троллейбус и ехала домой, а утром, как всегда, на общественном транспорте приезжала на занятия. Хотя как директор Государственной библиотеки иностранной литературы могла воспользоваться служебной машиной. Или как супруга академика Д.М. Гвишиани приехать на машине мужа. Но нет! Скромность отца передалась Людмиле Алексеевне. И она вела себя, как все слушатели курсов, помня слова Алексея Николаевича, по-тургеневски наставлявшего: «Доченька, без честности нельзя, как без хлеба» ([21], см. также воспоминания его начальника охраны А. Сальникова, где есть интересная фраза тех времен, когда Тихонов сменил Косыгина на посту премьера: “приехала австрийская делегация во главе с канцлером, поговорили они с Тихоновым, гости садятся в машину, разговаривают. А мой друг-переводчик переводит мне слова канцлера: «Был один настоящий бизнесмен, человек, с которым можно иметь дело, – это Косыгин. Больше таких, наверное, не будет»” [22]).

Многие из нас жили в то парадоксальное время, сочетавшее в себе и лучшие, и худшие черты одновременно. Но люди того времени, несомненно, были сильнее, поскольку должны были выживать в не всегда благоприятных условиях. Но и до перестройки, и после нее массовым сознанием правили нарративы.

Продолжая тему нарратива, вспомним, что Д. Дондурей ввел в обиход понятие “смысловиков” (по аналогии с “силовиками”). Их роль не так заметна, поскольку она работают на глубинном уровне, откуда человек и черпает свое понимание мира вокруг. Именно “смысловики” работают с помощью нарративов, проникая даже в самые отдаленне уголки нашего сознания.

Дондурей, например, пишет: “Считается, что все культурные предрасположенности проникают в наше сознание вместе с исторической памятью, традициями, языком, вместе с воспроизводимостью испытаний – с самим воздухом национальной жизни. Это своего рода генетическая программа, данная нам для выживания здесь еще при рождении. И тем не менее позволю себе предположить, что у нее есть операторы, проводники, специальные службы. Их сотрудников – как анонимных, так и более или менее известных – позволю себе назвать (условно, конечно) смысловиками. Крупнейшее, вездесущее и самое влиятельное производство современного мира – изготовление массовых, элитарных, групповых и индивидуальных представлений о происходящем – многократно усиливается сетевой природой этой деятельности. Тут в одних случаях есть, а в других нет жесткой организационной системы, штатного состава, закрепленных полномочий, процедур утверждения внедряемых идей. Нет субординации при их утверждении. Наряду с министрами и высшими чинами администрации, генеральными продюсерами телеканалов и знаменитыми ньюсмейкерами действует армия профессионалов «на местах»: ученые и прокуроры, журналисты и бизнес-аналитики, сценаристы сериалов и директора школ. Они делают свою работу как с ангажементом, так и без него. Предметы их оценок и суждений совсем не обязательно касаются каких-то глобальных тем. Они могут быть ожидаемыми, обыденными или причудливыми. Профессиональными или полулюбительскими. Прозорливыми, наивными или циничными. Но это всегда в конечном счете способствует созданию целостных «картин мира» у большинства граждан или сопровождает специальные усилия, предпринятые в этом направлении” [23].

Государственное управление смыслами опирается на самые объективные исследования. К примеру, одним из компонентов этого в России является секретная социология, собираемая Федеральной Службой Охраны. Ей и только ей верит первое лицо: “Для чиновников, связанных с политикой, социология от службы охраны давно уже не новость, а инструмент в их работе. По словам близкого к правительству собеседника, ФСО занимается соцопросами уже больше 20 лет. Результаты попадают на стол к президенту Владимиру Путину, им доверяет и секретарь Совета безопасности Николай Патрушев (один из самых влиятельных силовиков в России). «Доверяют им больше, потому что они не за деньги и не за то, чтобы польстить власти, — объясняет источник, близкий к бывшему чиновнику администрации президента (АП). — Считается, что социология ФСО — без корректировок на желание начальника или стремление поддержать тренд». Он отмечает, что технологии и подготовка социологов у спецслужбы похуже, чем у того же Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ, принадлежит государству), зато «доверия им больше». «Задача ФСО для администрации президента — обозначать все потенциальные проблемы, угрозы, негативные тренды. Они с этим справляются», — резюмирует собеседник. «Я обычно делал так: брал опрос ФСО и опрос ВЦИОМ, складывал цифры и делил на два. Так и получился близкий к истине результат», — говорит с улыбкой бывший сотрудник администрации президента. Он считает, что социология от службы охраны дает «мрачную картину, может, даже слишком мрачную»; социология от ВЦИОМа, наоборот, более «радужная». Текущий внутриполитический блок, по словам источника в АП, относится к опросам ФСО примерно так же: «Краски слишком сгущают». Близкий к правительству собеседник говорит, что у спецслужбы «более пессимистичные и усредненно-плохие цифры», чем получаются ВЦИОМ и ФОМ (Фонд общественное мнение, некоммерческая организация, основной заказчик — АП)” [24].

Сам этот труд смысловиков Дондурей видит как работу с мифологемамим миллионов граждан: “Это ведь настоящее творчество, включающее огромную работу с традициями, убеждениями, с мифологемами миллионов. Вот сидели интеллектуалы-теоретики в Женеве, в Лондоне в эпоху расцвета российской империи и готовили только что вышедшее из крепостной неволи население к «диктатуре пролетариата», «классовой борьбе», к жесточайшим преследованиям за «контрреволюцию». А сейчас «революция» – сверхбранное слово” [25].

Новый тип такого коммуникативного управления Дондурей увидел в стремлении победить инакомыслие мягким инструментарием: “Система сложнее устроена. Главное теперь не запретить, а включить в себя — поглотить инакомыслие. Делай что хочешь, но только с благоволения твоего начальника, инвестора, мэра, губернатора. Важно не допустить позитивной селекции, а значит, и неподконтрольного «порядку вещей» механизма отбора: людей, событий, дел, продуктов, помыслов, проектов”.

Сегодняшний мир наполнился фейками и конспирологией, которые несут множество альтернативных картин мира, являясь по сути контр-смыслами. И в мире победа приходит либо той картине мира, которая более соответствует имеющейся традиции, либо более распространенной, способной пересилить традиционную.

Дондурей даже пользуется термином “глубинная госбезопасность”, которым описывает работу “смысловиков”. А работа их такова: “Еще в конце минувшего века госсмысловики совершили открытие. Осознали невероятное: при умелом программировании массовой культуры предоставленные рыночной системой возможности совершенно не опасны для сохранения концепции «особого пути» российского «государства-цивилизации». Частная собственность, подключение к мировой финансовой системе, отсутствие цензуры в ее прежнем виде, подписание множества международных правовых конвенций, наличие элементов гражданского общества и даже допуск определенного объема конкуренции не препятствуют воспроизводству протофеодальных по своим внутренним кодам принципов устройства российской жизни. Оказалось, что теперь можно не наказывать людей за собственнические побуждения, за нелояльные господствующей доктрине мысли, не препятствовать поездкам миллионов граждан за границу. Наоборот, их призывают: добывайте деньги, покупайте, думайте о детях, о своем здоровье, путешествуйте, вкусно ешьте, делайте селфи, как это происходит в любой нормальной стране. Только будьте уверены, что все эти невообразимые для бывшего советского человека возможности вы получили в результате установления «порядка», «стабильности», «справедливости». А также обуздания ненавистных олигархов, восстановления утраченного чувства единства и причастности к великой стране – признанному центру силы и гаранту нового многополярного мира. Рынок оказался спасителем советского типа сознания. Его щедрым кормильцем”  [26].

Нам придется признать, что советская пропаганда была всего лишь арифметикой для мозга, сегодня настало время для алгебры. В первом случае все шаги видны и известны наперед, во втором – они не видны, поэтому трудно выработать заранее реагирование на них. Когда власть перешла от арифметики к алгебре воздействия, население стало еще больше отдаляться от реальности, от понимания того, что власть легко обыгрывает их на каждом шагу, не допуская к реальному влиянию на развитие жизни в стране.

Каждая эпоха опирается на свое любимое пространство в управлении населением. На физическое пространство нацелены репрессии, примером чего было сталинское время, на информационное – опирался СССР до 1968, когда развивалась оттепель, прерванная реакцией на пражскую весну, сделанной инструментарием прошлого физического пространства. Наше время – это время виртуальности, когда сериалы стали важнее новостей, кстати, поэтому и газеты исчезли как ненужные власти. Виртуальность победила реальность. Живи и не мешай жить государству. Если же будешь путаться у него под ногами, государство сразу же в ответ воспользуется возможностями физического пространства для наказания твоего тела, поскольку наказать твой разум уже не может, так как ты давно уже поменял его на телесериалы и видеоигры.

В советское время была прослойка дворников и сторожей, которые уходили от пересечения с доминирующим миром идеологии. До этого в прошлые эпохи юродивые бросали вызов миру религии. В наше время некому бросать вызов, поскольку государство декларирует отсутствие у него и государственной идеологии, и  государственной религии.

Мир усложнился. Но цели его управителей остаются такими же – сделать мир в мозгах как можно проще, чтобы облегчить свою работу по управлению массовым сознанием. Ведь кибернетика утверждает, что субъект управления должен иметь не меньшее разнообразие, чем объект. Отсюда и возникает желание упрощать с помощью перевода разнообразие в ограниченный набор моделей поведения, доступных для граждан, а они уже могут быть разрешенными  или запрещенными.

Литература

  1. Allenby B. What’s New About Weaponized Narrative? https://weaponizednarrative.asu.edu/publications/weaponized-narrative-white-paper-0
  2. Jones R. The Calamity of the Weaponized Narrative https://www.jdsupra.com/legalnews/the-calamity-of-the-weaponized-narrative-73438/
  3. The Seminal Weaponized Narrative White Paper for the Center on the Future of War, March 2017 https://weaponizednarrative.asu.edu/publications/weaponized-narrative-new-battlespace-0
  4. Tamul D. a.o. Exploring Mechanisms of Narrative Persuasion in a News Context: The Role of Narrative Structure, Perceived Similarity, Stigma, and Affect in Changing Attitudes https://www.collabra.org/articles/10.1525/collabra.172/
  5. “Покаяние” Тенгиза Абуладзе https://diletant.media/articles/36136166/
  6. Юрьенен С. “Покаяние” https://www.svoboda.org/a/24204605.html
  7. Покаяние (фильм) https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D0%BE%D0%BA%D0%B0%D1%8F%D0%BD%D0%B8%D0%B5_(%D1%84%D0%B8%D0%BB%D1%8C%D0%BC)
  8. Рощин М. «Покаяние» Тенгиза Абуладзе: грузинский фильм в советском контексте http://www.kavkazoved.info/news/2013/03/04/pokajanie-abuladze-gruzinskij-film-v-sovetskom-kontekste.html
  9. Михаил Полторанин: «12 июня для России не просто «черный день»…». Интервью
  10. https://www.business-gazeta.ru/article/313611
  11. Богомолов А. “Тюремный” чемоданчик Косыгина https://www.sovsekretno.ru/articles/tyuremnyy-chemodanchik-kosygina/
  12. Черных Е. Сергей Кургинян: «Горбачев сознательно развалил КПСС и СССР!» https://www.vrn.kp.ru/daily/25647.4/810668/
  13. Как в России происходят перевороты. “Эхо Москвы”  31 октября 2004 г.https://zonakz.net/2006/02/15/%D0%BA%D0%B0%D0%BA-%D0%B2-%D1%80%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D0%B8-%D0%BF%D1%80%D0%BE%D0%B8%D1%81%D1%85%D0%BE%D0%B4%D1%8F%D1%82-%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B5%D0%B2%D0%BE%D1%80%D0%BE%D1%82%D1%8B/
  14. Богомолов А. Никита Хрущев: “Не приписывайте мне украинского происхождения” https://www.sovsekretno.ru/articles/nikita-khrushchyev-ne-pripisyvayte-mne-ukrainskogo-proiskhozhdeniya/
  15. Млечин Л. Почему аппаратчики-комсомольцы рискнули устроить путч в 1991-м https://www.mk.ru/social/2018/11/05/pochemu-apparatchikikomsomolcy-risknuli-ustroit-putch-v-1991m.html
  16. Филин Г. Период полураспада https://versia.ru/rukovodstvo-strany-utverdilo-plan-razvala-sssr-k-nachalu-80-x
  17. Кургинян С. Судьба гуманизма в XXI столетии https://rossaprimavera.ru/article/88e2be5f
  18. Латунский И. “Банда четырех” и Горбачев. Интервью с В. Фалиным https://www.sovsekretno.ru/articles/banda-chetyryekh-i-gorbachyev/
  19. Огрызко В. Творец аппаратной политики. Беседы с Ричардом Косолаповым о Михаиле Суслове и о руководителях ЦК периодов Леонида Брежнева, Юрия Андропова и Константина Черненко https://litrossia.ru/item/tvorec-apparatnoj-politiki/
  20. Грачев А. Гибель советского “Титаника”. Судовой журнал. – М., 2015
  21. Золотоносов М. Кто придумал перестройку – Горбачев, Чебриков или Крючков? https://gorod-812.ru/kto-pridumal-perestroyku/
  22. Градинаров Ю. О дочери Косыгина бы вспомнили https://lgz.ru/article/12-6546-24-03-2016/o-dochke-kosygina-by-vspomnili/
  23. Богомолов А. Почему Брежнев боялся Косыгина https://www.sovsekretno.ru/articles/pochemu-brezhnev-boyalsya-kosygina/
  24. Дондурей Д. Смысловики могущественнее политиков https://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2016/06/08/644510-smisloviki-moguschestvennee-politikov
  25. Перцев А. и др. Что читает Путин. Важнейшие политические решения в России принимают на основе аналитики, которую готовит ФСО — служба охраны президента https://meduza.io/feature/2020/07/16/chto-chitaet-putin
  26. Дондурей Д. “Главное – не запретить, а поглотить инакомыслие”. Интервью https://novayagazeta.ru/articles/2016/08/26/69674-daniil-dondurey-glavnoe-ne-zapretit-a-poglotit-inakomyslie
  27. Дондурей Д. Российская смысловая матрица https://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2016/06/01/643174-rossiiskaya-smislovaya-matritsa

«Головне  зачепити емоційно – це секрет успіху гарної історії», - розповідає продюсер соціальних мереж Сергій Сєднєв на вебсемінарі Академії української преси "Сторітелінг для початківців. Як створювати вірусний контент", який пройшов 20-21 липня за підтримки Фонду Фрідріха Науманна за свободу.

Ще говорили про таймінг, як привернути увагу в перші декілька секунд, чим закінчувати та як розповсюджувати контент. Вивчали інструменти для розказування історій та на що звертати увагу при описі героя.

"Історії - структурна складова матеріалу, - вважає доктор філологічних наук, професор, президент АУП Валерій Іванов. - Вони не лише подають факти, але й пояснюють мотиви, роз'яснюють події, приводять бекграунд. Кожен так чи інакше вміє розповідати історії знайомим, але ми вчимо це робити в соціальних мережах для великої аудиторії".

Розбір практичного домашнього завдання допоміг на практиці показати як правильно застосувати триактовий сценарний підхід, які елементи історії варто підсилити, а яких позбутися для динамічності розповіді.

Gefördert durсh die Bundesrepublik Deutschland
За підтримки Федеративної Республіки Німеччина

«Мобільна журналіста зовсім не означає, що все має бути знято та змонтоване на мобільний телефон, - вважає тренерка АУП Жанна Кузнєцова. – В першу чергу мова йде про оперативність подачі інформації. Відсутність проміжної ланки попереднього сценарію, прописаних діалогів та акторів. Лише реальні герої та події».

Про це розповідали на вебсемінарі "Мобільна журналістика: оперативно, креативно, відповідально" 16-17 липня, який провела Академія української преси за підтримки Фонду Фрідріха Науманна за свободу.

"В сучасному світі зробити швидко та якісно - базові вміння гарного журналіста. - вважає доктор філологічних наук, професор, президент АУП Валерій Іванов. - Ми показуємо не лише як працювати "в полі", але і як прямо "з поля" передати інформацію для аудиторії".

Учасник вебсемінару розібралися в структурі мобільного сюжету, пройшлися по ключовим елементам матеріалу, спробували свої сили у виконанні практичних завдань.

Gefördert durсh die Bundesrepublik Deutschland
За підтримки Федеративної Республіки Німеччина

Часть 1 (начало)

Памятники стоят на границе между материальным и нематериальным, поэтому они тоже пошли в движение [17 – 18]. Они также стоят на границе прошлого и настоящего. Возникла даже такая ниточка в прошлое как требование репараций потомкам американских рабов [19].

М. Найдорф пишет: “сейчас, в эпоху «после Модерна», на наших глазах дезорганизуется прошлое, казавшееся незыблемым по одной только привычке видеть его каждый день, и проступают черты будущего — неузнаваемые, потому что незнакомые. Шумные американские события, исполненные участниками BLM-движения, вновь привлекли внимание к этой двойственной природе переходного процесса. Вероятно, правы те комментаторы, которые заметили канонические черты нынешних BLM-демонстраций. Со времен распространения телевидения в 1960-х протестные акции обязательно включали столкновение (clash) с полицией, чтобы телевизионщикам было, что показать. Список «сюжетов», разыгранных протестующими на этот раз (включая эпизоды похорон героя, грабежи магазинов, «покорение» полицейской машины и т.п.), легко может построить каждый. Стоит добавить, что умелая провокативность мотивировала их противников тиражировать те же сюжеты — хоть и с возмущением. Но есть нюанс. Движение, «тематически» «черное», на этот раз приобрело значительную поддержку белых американцев. «Расизм отвратителен», — говорят теперь все. Но сейчас преодоление расизма связывают не только с правовыми отношениями (установление равенства в правах — пройденный этап). Речь идет об обновлении культурной системы, где раса — как природный, биологический признак — должна быть радикально элиминирована из смыслового поля. Так же, кстати, как природная заданность биологического пола или биологической структуры семьи. И эстетическая оценка, учитывающая биологически заданные отличия (например, «мужественность» или «женственность»), в этой логике также неуместна” [20].

Причем трансформация символического несет с собой смену терминов:  “В США начались беспорядки — в наш язык вошло слово «лутинг». Лутингом называют грабежи, мародерство и воровство, когда, подобно «экспроприации экспроприаторов», хотят сказать, что «ничего такого» тут нет. Происходит сдвиг в восприятии. Уже не разъяренная толпа громит принадлежащий бизнесмену бар, выносит утварь и взламывает сейф, а «происходит процесс лутинга»” [21].

Все это работа с воображаемым и его трансформацией. Мы скорее живем в мире воображаемого, чем реального. И для государства, кстати, легче управлять воображаемым, чем реальным.  Строительство реального очень затратно, оно требует гораздо больше ресурсов, чем строительство воображаемого.

Памятники рушат для того, чтобы изменить социальную память. Биологически никто уже не был свидетелем событий, но социально они присутствуют, напоминают, восстанавливают прошлое. Прошлое ломают для того, чтобы сделать иным настоящее, а за ним и будущее. Этим серьезно занимался и Советский Союз. Но тогда был период, когда были живы свидетели прошлого. Поэтому были запущены и репрессии, и торжествовал 37 год, поскольку нужно было уничтожить живых свидетелей, которые знали и помнили жизнь до 1917 года.

Мало кто решается не подчиниться, поскольку любое подавление массового сознания делалось с помощью опоры на религию или идеологию. Сегодня точно так происходит со сносом памятников и сменам названий брендов в США. Был один вариант такого сопротивления с названием команды «Вашингтон Редскинс», потому что это оскорбляет индейцев. В ответ возникло коллективное давление не только со стороны заинтересованного населения, но и со стороны финансистов: “Наконец, на команду начали оказывать финансовое давление. После коллективных запросов от своих инвесторов письма с требованием отказаться от названия руководству отправили крупнейшие спонсоры «Вашингтона» — PepsiCo и Nike, производитель одежды также убрал все товары с логотипом «Редскинс» из своего магазина. Вслед за ними с аналогичным призывом выступил FedEx — компания, имя которой носит домашний стадион команды; ее генеральный директор Фредерик Смит также является миноритарным акционером «Вашингтона»” [22]. И клуб дрогнул…

Мы живем в мире, где нами управляют чужие решения. Особенно ярко это проявилось в случае коронавируса, когда рациональность подавили страхом. Так и за памятники никто не будет бороться до последнего. Активное меньшинство везде и всюду побеждает пассивное большинство.

Уже давно исследователи политических систем фиксировали роль воображаемого в нашей жизни: “Новое глобальное воображаемое на подъеме. Оно возникает со все возрастающей частотой внутри и вне привычных национальных рамок, извергая свою огненную лаву во всех географических масштабах. Поддерживаемое, среди  прочего, технологическими изменениями и научным и инновациями, это глобальное воображаемое дестабилизирует основные политические идеологии, созданные социальными элитами во времена наций. Наш меняющийся ландшафт идей тесно связан с силами глобализации, определяемыми как расширение и интенсификация социальных отношений и сознания вокруг мирового времени и мирового пространства. Растущее глобальное воображаемое находит свое политическое выражение не только в идеологических требованиях современных социальных элит, находящихся в привилегированных пространствах наших глобальных городов. Оно также питает надежды, разочарования и требования мигрантов, пересекающих национальные  границы в поисках их части в глобальной перспективе. Глобальное не является чей-то эксклюзивной собственностью. Оно наполняет классы, расы, пол, но не принадлежит никому” [23].

Очень серьезно в эту сторону строительства прошлого смотрел Оруэлл, который писал в эссе “Подавление литературы”: “С тоталитарной же точки зрения историю надлежит скорее творить, чем изучать. Тоталитарное государство — в сущности, теократия, и его правящей касте, чтобы сохранить свое положение, следует выглядеть непогрешимой. А поскольку в действительности не бывает людей непогрешимых, то нередко возникает необходимость перекраивать прошлое, чтобы доказать, что той или иной ошибки не было или что те или иные воображаемые победы имели место на самом деле. Опять же всякий значительный поворот в политике сопровождается соответствующим изменением в учении и переоценками видных исторических деятелей. Такое случается повсюду, но в обществе, где на каждом данном этапе разрешено только одно-единственное мнение, это почти неизбежно оборачивается прямой фальсификацией. Тоталитаризм на практике требует непрерывного переписывания прошлого и в конечном счете, вероятно, потребует отказа от веры в самую возможность существования объективной истины. Наши собственные сторонники тоталитаризма склонны, как правило, доказывать, что раз уж абсолютная истина недостижима, то большой обман ничуть не хуже малого. При этом они твердят, что все исторические свидетельства пристрастны и неточны, да к тому же и современная физика доказала: воспринимаемое нами как объективная действительность — обман чувств, поэтому полагаться на собственное восприятие — значит всего лишь впасть в примитивное филистерство. Если когда-нибудь где-нибудь бесповоротно восторжествует тоталитарное общество, оно, вероятно, учредит некий шизофренический образ мышления, допускающий опору на здравый смысл в повседневной жизни и в некоторых точных науках и предполагающий отказ от здравого смысла в политике, истории и социологии. Уже появилась масса людей, у которых фальсификация научного учебника вызовет возмущение, но в фальсификации исторического факта они не видят никакого преступления. Именно в точке пересечения литературы и политики тоталитаризм оказывает на интеллигенцию самое большое давление. Ничего подобного точным наукам в настоящее время не грозит. Это можно отчасти объяснить тем, что в любой стране ученым легче, чем писателям, выстраиваться в затылок своему правительству”  [24].

Он забывает напомнить, что точные науки еще дополнительно и любимы правительствами, поскольку они работают на оборону. В свое время, например, Ландау вытащили из-под ареста за анти-сталинскую листовку, просто сказав, что он нужен для атомного проекта. С гуманитарными науками такие фокусы бы не прошли.

Б. Стефенс вспомнил это эссе Оруэлла в своей статье в New York Times за 4 июля 2020 г., то есть в день независимости, где он пытается защитить свободу слова в современном мире: “Идея того, что люди, которые не могут говорить свободно, не смогут и думать свободно, и ни одно общество не будет долго процветать, если люди, думающие по иному, будут рассматриваться как еретики. Эта идея, давняя, как Сократ, имела в прошлом сильных институциональных защитников  в виде университетов, новостных медиа, издателей книг, групп, борющихся за свободу слова, филантропов. Но эти защитники на основе того или иного предлога капитулировали перед людьми, которые требуют свободы слова для себя, но не для других, которые верят, что старые патриархальные иерархии должны уйти, чтобы возникли новые “межсекторальные” иерархии, которые в вечном пыле переписывания прошлого, чтобы лучше контролировать будущее, и требующие подобострастных публичных извинений от тех, кто нарушил даже более радикальный идеологический стандарт, хотя эти извинения не спасают их от увольнения. Как и во многом другом Джордж Оруэлл был в этой проблеме до нас. В связи с недавним вандализмом по отношению к памятникам и разрушению статуй возвращается замечание из “1984” – “каждая книга была переписана, каждая картина нарисована заново, каждая статуя, улица, дом были переименованы”, каждая дата поменялась” [25].

В принципе мы можем объяснить это тем, что идеология ломает любые преграды, еще точнее можно сказать, что это делают люди, которые вооружены идеологией и которые хотят управлять другими людьми. Им для этого подойдет любая идеология или политика. Они вдруг становятся выше, имея эту дополнительную сакральность, привнесенную или религией, или идеологией.

Это позволяет нам вновь вспомнить Оруэлла с еще одним его эссе “Писатель и Левиафан”, где он анализирует то, как политика “подминает” под себя литературу: “Мы живем в век политики. Война, фашизм, концлагеря, резиновые дубинки, атомные бомбы и прочее в том же роде — вот о чем мы размышляем день за днем, а значит, о том же главным образом пишем, даже если не касаемся всего этого впрямую. По-другому быть не может. Очутившись на пароходе, который тонет, думаешь только о кораблекрушении. Но тем самым мы не просто ограничиваем свой круг тем, мы и свое отношение к литературе окрашиваем пристрастиями, которые, как нам хотя бы порой становится ясно, лежат вне пределов литературы. Нередко мне начинает казаться, что даже в лучшие времена литературная критика — сплошной обман, поскольку нет никаких общепринятых критериев, реальность не дает никаких подтверждений оценкам, по которым вот эта книга «хорошая», а та «плохая», и выходит, что всякое суждение основано лишь на том или ином своде правил, призванных обосновать интуитивные пристрастия. Истинное восприятие книги, если она вообще вызывает какой-то отзвук, сводится к обычному «нравится» или «не нравится», а все прочее — лишь попытка рационального объяснения этого выбора. Мне кажется, такое вот «нравится» вовсе не противоречит природе литературы; противоречит ей другое: «Книга содержит близкие мне идеи, и поэтому необходимо найти в ней достоинства». Разумеется, превознося книгу из сугубо политических соображений, можно при этом не кривить душой, искренне принимая такое произведение, но столь же часто бывает, что чувство идейной солидарности с автором толкает на прямую ложь. Это хорошо известно каждому, кто писал о книгах в периодике с четкой политической линией. Да и вообще, работая в газете, чьи позиции разделяешь, грешишь тем, что ей поддакиваешь, а в газете, которая по своей ориентации тебе далека, — тем, что умалчиваешь о собственных взглядах. Так или иначе, бесчисленные произведения, в которых твердо проводится определенная агитация — за Советскую Россию или против, за сионизм или против, за католическую церковь или против и т. д., — оказываются оценены еще до того, как их прочтут, собственно, до того, как напишут. Можно уверенно предсказать, какие отклики будут в этой газете, а какие в другой. И при всей бесчестности, которую уже едва осознают, поддерживается претензия, будто о книгах судят по литературным меркам. Понятно, что вторжение политики в литературу было неотвратимым. Даже не возникни особый феномен тоталитаризма, оно бы все равно свершилось, потому что в отличие от своих дедов мы прониклись угрызениями совести из-за того, что в мире так много кричащих несправедливостей и жестокостей, и это чувство вины, побуждая нас ее искупить, делает невозможным чисто эстетическое отношение к жизни. В наше время никто не смог бы так самозабвенно отдаться литературе, как Джойс или Генри Джеймс. Но беда в том, что, признав свою политическую ответственность, мы отдаем себя во власть ортодоксальных доктрин и «партийных подходов», хотя из-за этого приходится трусливо молчать и поступаться истиной. По сравнению с писателями викторианской эпохи нам выпало несчастье жить среди жестко сформулированных политических идеологий, чаще всего наперед зная, какие идеи представляют собой ересь. Современный писатель постоянно снедаем страхом — в сущности, не перед общественным мнением в широком смысле слова, а перед мнениями той группы, к которой принадлежит он сам. Хорошо хоть, что таких групп, как правило, несколько и есть выбор, однако всегда есть и доминирующая ортодоксия, посягательство на которую требует очень крепких нервов и нередко готовности сократить свои расходы вполовину, причем на много предстоящих лет. Всем известно, что последние полтора примерно десятилетия такой ортодоксией, особенно влиятельной среди молодежи, является «левизна». Для нее самыми ценными эпитетами остаются слова «прогрессивный», «демократический», «революционный», а теми, которых приходится пуще всего страшиться, — «буржуазный», «реакционный», «фашистский»: не дай бог и к тебе могут прилипнуть эти клички. Ныне чуть не все и каждый, включая большинство католиков и консерваторов, «прогрессивны» или хотят, чтобы о них так думали. Мне неизвестно ни одного случая, когда бы человек говорил о себе, что он «буржуазен», точно так же как люди, достаточно грамотные, чтобы понять, о чем речь, ни за что не признают за собой антисемитизма. Все мы славные демократы, антифашисты, антиимпериалисты, все презираем классовые разделения, возмущаемся расовыми предрассудками и т. д.” [26].

Сегодня возникли системы подавления другого, которым не нужна для этого политики или идеология. Это произошло вполне естественно в связи с определенным “увяданием” религии и идеологии в современном мире. Прошлые властители дум уступили свое место технологиям, которые вроде бы безлики, но за ними все равно стоят люди, жаждущие управлять нами. Технология пытается казаться нейтральной, но ее создают не нейтральные люди, которые программируют ее соответствующим образом.

Big data подарила новые возможности по управлению индивидуальным и массовым сознанием. При этом и здесь алгоритмы привнесли предубеждения создателей этих систем в саму систему. Иронично прозвучало на днях и то, что Россия запустила систему отслеживания в 43 тысячах школ, которую назвали Оруэлл [27]. И вот описание этой идиллии: “с помощью системы можно контролировать нахождение на территории образовательного учреждения только авторизованных посетителей и моментально реагировать на появление нежелательных и незнакомых лиц как в здании, так и на территории. Потенциально систему также можно использовать для ведения учета рабочего времени сотрудников и вместо произведения переклички в классах, а еще – интегрировать с цифровым дневником, оповещать родителей о приходе и уходе учащихся” [28].

Нас теперь видят даже тогда, когда мы не знаем об этом. Мы перестали быть свободными в физическом пространстве, во многом давно потеряв свою свободу в пространствах информационном и виртуальном, где все наши интересы продиктованы извне. Производители продукта должны быть уверены, что мы его обязательно прочтем или посмотрим, в противном случае его незачем выпускать.

М. Гессен пишет об этом же эссе Оруэлла “Подавление литературы” в NewYorker: “Оруэлл был прав. Тоталитарный режим базируется на лжи, потому что они лживы. Субъект тоталитарного режима должен принимать их не как правду, не должен фактически верить им, но признавать их как ложь и как единственно возможную реальность. Верить не следует ничему. Как и предсказывал Оруэлл, со временем тоталитарный режим разрушает само понятие, саму возможность правды. Х. Арендт определяла это как один из результатов тоталитарной пропаганды: она делает все возможным, поскольку “ничего не является правдой”” [29].

В нашем странном сегодняшнем мире мы хорошо не видим последствий наступления технологий. И это даже не разрушение приватности. Это определенное разрушение свободы человека, которое делается под самыми благими намерениями.  Более того, мы сами согласимся, чтобы нас так спасли от преступности или от коронавируса. Но мир под надзором всегда будет другим. В ключевых точках он уже давно под надзором: на улицах, в аэропортах и под. Но он будет таким всюду, завершаясь появлением камер наблюдения в квартирах, где их обоснуют необходимостью спасения от домашнего насилия или квартирных краж. Но где-то это позволит определять, сколько времени человек уделил молитвам, где-то – читал ли он запрещенную литературу. А то, что он смотрит в  интернете, уже давно известно…

Г. Павловский  увидел близкий феномен в имитации правды: “Триумфализм — это единственная идеология Кремля, потому что у нас есть три власти в стране: формальная (которая перечислена в законах и Конституции), неформальная (та, которая осуществляется по телефонному звонку) и демонстрационная. Последняя непрерывно имитирует мощь, победу и триумф. Она дорого стоит и включает в себя «Останкино», RT, все то, что называют кремлевской пропагандой. Все вместе сводится к одной простой функции — имитирующая машина должна изображать то, чего нет, но что нужно в данный момент. Нужно изобразить военную силу? Мы изобразим. Нужно изобразить конфликт с Западом? Мы изобразим и его. Надо изобразить ценности, в которые эти люди ни в грош не ставят? Изобразим! Так эта демонстрационная власть существует, но ветшает, распадается и плохо работает. Путин, кстати, лишь проекция этой имитационной машины, он тень на стене Системы” ([30], см. также [31]).

Ложь, имитация, фейки – все это обвиняющий набор слов. Но этот феномен носить столь распространенный характер, что видимо избрать для него более нейтральное имя. Им может быть искусственная реальность. Искусственной реальностью занимаются не только политики. Искусственную реальность строит кино. Практически все сериалы о будущем рисуют дистопию, то есть будущее страшит сценаристов и режиссеров.

Искусственную реальность строила на закате СССР интеллигенция, разочаровавшаяся в единственности марксизма-ленинизма. Произошел всплеск интереса к паранормальным явлениям. Это была эпоха Чумака и Кашпировского, которые управляли массовым сознанием серьезнее, чем ЦК КПСС.

Н. Митрохин пишет: “Распространение верований в среде интеллигенции в Советском Союзе важно и интересно не только как самостоятельный и замкнутый на себе процесс. Строгий контроль руководства КПСС за всеми сторонами общественно-политической жизни страны делал процесс распространения верований значимой частью вопроса о политической власти. Отказ от «магистральной» идеологии, базирующейся на «вере в коммунизм», и отсутствие серьезных репрессий повлекли за собой создание непрерывно увеличивавшегося количества групп по интересам. В рамках воспринятых или выработанных ими идейных и вероучительных концепций они стали искать и мобилизовать сторонников, институциализироваться и получать свои кусочки власти над умами, а как следствие и действиями людей. Общество становилось все более плюралистичным, и постепенно обнаруживалось, что ни одна идеология, претендующая на абсолютную власть, не может в реальности на нее рассчитывать. Что и было продемонстрировано в ходе начатой М. Горбачевым «перестройки»” [31].

Правильные мысли порождают правильные поступки, неправильные – неправильные. Это истина всех времен и народов. Только в каждый исторический период отсутствует объективный подход к определению этой правильности. Это делают жрецы каждой эпохи: от древнеегипетских до инструкторов ЦК КПСС. Их функция полностью однотипна – скорее казнить, чем миловать за любые заблуждения, которые именуются где-то святотатством, а где-то отклонением от генеральной линии партии. А население каждый раз оказывается под катком этой машины, требующей покорности. Сегодня на эту роль претендует искусственный интеллект [32].

Идеология или религия – это такой генератор социальных правил, защищающий сам себя. В этой роли, условно говоря, мог бы выступить любой сериал, если бы ему дали сакральность, что предполагает ненастоящесть любых других сериалов, которые должны быть “заглушены”. При этом сакральным может становиться все. Тема мигрантов или ислама выводила на улицы американских граждан в период президентских выборов 2016 года, которые грозили кулаками в сторону своих ролитических противников.

Такая же ситуация складывается в мире в отношении ЛГБТ-сообщества. В США по соцопросам 72% принимают это, хотя еще в 2007 так считали 49%. Центр Пью провел свой опрос по всему миру [33 – 34]. Получили самый большой рост в Южной Африке – плюс 21% с 2002 года, в Южной Корее – плюс 19%. Индия плюс 22% с 2014 года. При этом Россия законодательно закрыла нетрадиционные браки, введя такой запрет даже в конституцию [35 – 36].

Признание/непризнание гомосексуальности коррелирует с уровнем достатка в стране. Швеция, Нидерланды, Германия, где уровень ВВП на душу населения выше 50 тысяч долларов, наивысший уровень принятия гомосексуальности среди 34 исследованных стран. Нигерия, Кения и Украина, где уровень ВВП на душу ниже 10 тысяч, меньше 2 человек из десяти готовы признать гомосексуальность. Соответственно, влияют возраст, уровень образования, политические предпочтения, отношение к партиям-популистам,  религия, например, католики сильнее признают гомосексуальность, чем протестанты.

Мир не стоит на месте. Новые правила яростно захватывают новые территории. Г. Павловский говорит о ситуации пандемии: “Когда в феврале – марте 2020 года всюду в мире установился новый порядок, его никто никому не диктовал. Правительства с легкостью принимали незаконные решения, и общества злобно им подчинялись. Газеты и телепрограммы мигом сменили содержание. Контентом стала статистика смертей и споры медицинских экспертов о той же статистике. Новости стали однообразны, но завораживали историями пациентов и их врачей, захлебывающихся в ужасе больниц. Те, кто болел чем-то своим, страдали и умирали молча, не попав в статистику. Смерть, не помеченная значком «Covid-19», была не важна. Пандемия стала главной темой и всем содержанием жизни здоровых. Новые нормы вводились с оглядкой на соседей, и одно это казалось достаточным основанием. Демократические правительства, не став диктатурами, становились режимами. Международные соглашения перестали действовать, о них забыли. Границы схлопнулись, обратившись в суверенные «железные занавески». Самолеты больше не летали в чужие страны. Но суверенные власти действовали не национально – они правили именем глобальной, не знающей границ пандемии” [37].

Мы видим, что новое внешнее создает в результате новое внутреннее.

Пришла пора смены иерархий. П. Бурдье в свое время видел подобные ситуации так: “Доминирующий класс является местом борьбы за иерархию принципов иерархизации. Фракции доминирующего класса, чья власть базируется на экономическом капитале, пытаются навязать легитимность своего доминирования или с помощью своего собственного символического производства, или с опосредованной помощью консервативных идеологов, которые никогда не служили интересам доминирующего класса, кроме как сопутствующего эффекта и которые всегда угрожали использовать в своих интересах полномочия задавать социальный мир, которым они владеют. Доминирующая фракция (клерики или “интеллектуалы” и “художники”, в зависимости от периода времени) всегда старается разместить тот специфический капитал, который обеспечивает им их положение, на вершине иерархии принципов иерархизации” [38]

       Мы не любим новое, но оно все равно, не спрашивая нас, приходит. Мы начинаем сопротивляться, но оно все равно рано или  поздно нас побеждает.  В этой борьбе спасает смена поколений, поскольку старые поколения помнят, как это было раньше, зато новые встречают на ура то, что грядет.

       Памятники уничтожаются тогда, когда этому не мешают, когда срочно надо изгнать прошлое из настоящего, чтобы изменить память (см., кстати, список уничтоженных памятников, который просто огромен [39]). А. Гержгорин пишет о неслучайности этих процессов так: “мы видим эту армию в действии. За ее слаженными и умелыми действиями явно просматривается высокий профессионализм, на который случайные люди не способны. У теневого правительства со штаб-квартирой в двух милях от Белого дома сотни офисов по всей Америке. И тысячи нитей, ведущих в самые недоступные кабинеты. С ним, этим самозванным правительством, многочисленные губернаторы и мэры, на него работают известные юристы, ему благоволят респектабельные судьи, его поддерживают серьезные сенаторы и конгрессмены и дружно восхваляют ведущие средства массовой информации. В их руках мощная пропагандистская машина. А полное вымывание мозгов всегда начинается с их легкого промывания. Да, переименованные площади и скверы со снесенными памятниками или изъятые фильмы и книги, признанные всемирной классикой, не говоря уже о разгромленных и разграбленных магазинах – не лучший аргумент в защиту вакханалии. Но умелой агитацией можно убедить не только льстецов и подлецов, что разгон негуманной полиции, а вслед за ним и упразднение коррумпированных судов – не такая уж и плохая идея. А там и до “правильных” законов, перед которыми все равны, но кто-то все-равно равнее – один шаг” [40].

       Мир всегда будет меняться. Но это можно легче и быстрее сделать, если внутренним изменениям будут помогать внешние, например, от катастрофы до пандемии.

Литература:

  1. Зубов А. О новой исторической статье г-на Путина https://newtimes.ru/articles/detail/195739?fcc
  2. Месежников Г. Фантомные битвы России https://reform.by/138531-fantomnye-bitvy-rossii
  3. Федянина О. Побочные художественные явления. Советско-­германский культурный обмен между августом 1939­-го и июнем 1941­-го https://www.kommersant.ru/doc/3060057
  4. Хаксли О. Окончательная революция https://politcom.org.ua/oldos-haksli-okonchatelnaja-revoljucija
  5. NYT будет писать слово «черный» с заглавной буквы https://iz.ru/1030264/2020-07-01/nyt-budet-pisat-slovo-chernyi-s-zaglavnoi-bukvy
  6. Milan A. Why white voice actors are quitting non-white TV roles https://metro.co.uk/2020/06/27/why-white-voice-actors-are-quitting-non-white-roles-12910375/
  7. Woodcock Z. BoJack Horseman creator reflects on ‘racist error’ of white actor voicing Asian character https://metro.co.uk/2020/06/26/bojack-horseman-creator-reflects-racist-error-white-actor-voicing-asian-character-12906490/
  8. Sisario B. The Music Industry Is Wrestling With Race. Here’s What It Has Promised https://www.nytimes.com/2020/07/01/arts/music/music-industry-black-lives-matter.html?action=click&module=Top%20Stories&pgtype=Homepage
  9. Twitter удаляет термины “хозяин”, “раб” и “черный список” из кодов https://ria.ru/20200703/1573834939.html
  10. В Балтиморе протестующие сбросили памятник Колумбу в залив https://iz.ru/1031673/2020-07-05/v-baltimore-protestuiushchie-sbrosili-pamiatnik-kolumbu-v-zaliv
  11. Портякова Н. Каменные преткновения: почему темнокожие громят памятники в США и Европе https://iz.ru/1022462/nataliia-portiakova/kamennye-pretknoveniia-pochemu-temnokozhie-gromiat-pamiatniki-v-ssha-i-evrope
  12. Панкина М. Джоан Роулинг обвинили в трансфобии http://www.spletnik.ru/buzz/chronicle/96841-dzhoan-rouling-obvinili-v-transfobii.html
  13. Абаринов В. Трансгендер страны Оз. Феминистская утопия Фрэнка Баума https://www.svoboda.org/a/30698626.html
  14. Harry Potter fan sites distance themselves from JK Rowling over transgender rights https://www.theguardian.com/world/2020/jul/03/harry-potter-fan-sites-distance-themselves-from-jk-rowling-over-transgender-rights
  15. Крутов М. “Незаметно рекламируют”. Путину пожаловались на радужное мороженое https://www.svoboda.org/a/30705021.html
  16. Цвет мороженого “Радуга” не имеет отношения к ЛГБТ, заявил производитель https://ria.ru/20200703/1573872564.html
  17. Черчилль, Рузвельт, Колумб: какие памятники хотят снести активисты BlackLives Matter? https://www.bbc.com/russian/features-53001025
  18. Козловский В. Кто и почему объявил в США войну статуям конфедератов https://www.bbc.com/russian/features-40984503
  19. Дуарте Ф. Требования репараций потомкам африканских рабов звучат все чаще. Но кому платить и как посчитать размер выплат? https://www.bbc.com/russian/features-53280839
  20. Найдорф М. Культура не терпит пустоты https://www.koine.community/marknaidorf/%D0%BA%D1%83%D0%BB%D1%8C%D1%82%D1%83%D1%80%D0%B0-%D0%BD%D0%B5-%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%BF%D0%B8%D1%82-%D0%BF%D1%83%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%82%D1%8B/
  21. Тарасюк А. “Лутинг” и “экспроприация экспроприаторов”: почему люди борются за язык и причем тут философия https://www.koine.community/ant-tarasyukgmail-com/%d0%bb%d1%83%d1%82%d0%b8%d0%bd%d0%b3-%d0%b8-%d1%8d%d0%ba%d1%81%d0%bf%d1%80%d0%be%d0%bf%d1%80%d0%b8%d0%b0%d1%86%d0%b8%d1%8f-%d1%8d%d0%ba%d1%81%d0%bf%d1%80%d0%be%d0%bf%d1%80%d0%b8/
  22. Политики, спонсоры и журналисты требуют сменить название команды «Вашингтон Редскинс», потому что оно оскорбляет индейцев Владелец клуба обещал, что никогда этого не сделает https://meduza.io/feature/2020/07/03/politiki-sponsory-i-zhurnalisty-trebuyut-smenit-nazvanie-komandy-vashington-redskins-potomu-chto-ono-oskorblyaet-indeytsev
  23. Steger M. Political Ideologies and Social Imaginaries in the Global Age // Global Justice. – 2014. – Vol. 2 https://www.theglobaljusticenetwork.org/index.php/gjn/article/view/13
  24. Оруэлл Дж. Подавление литературы https://www.orwell.ru/library/essays/prevention/russian/r_plit
  25. Stephens B. Reading Orwell for the Fourth of July https://www.nytimes.com/2020/07/03/opinion/orwell-fourth-of-july.html?action=click&module=Well&pgtype=Homepage&section=OpEd%20Columnists
  26. Оруэлл Дж. Писатели и Левиафан https://www.orwell.ru/library/articles/leviathan/russian/r_wal
  27. Pero J. Russia to roll out facial recognition system named ‘Orwell’ that will monitor children in 43,000 different schools across the country https://www.dailymail.co.uk/sciencetech/article-8433065/Russia-use-facial-recognition-named-Orwell-monitor-children-43-000-schools.html
  28. Кинякина Е. Умные камеры будут следить за российскими школьниками https://www.vedomosti.ru/technology/articles/2020/06/15/832652-umnie-kameri-budut-sledit
  29. Gessen M. How George Orwell Predicted the Challenge of Writing Today https://www.newyorker.com/news/our-columnists/how-george-orwell-predicted-the-challenge-of-writing-today
  30. Павловский Г.  «Трансфер не отменился, он ускорился. И Путину не удастся это остановить». Интервью https://www.business-gazeta.ru/article/473779
  31. Митрохин Н. Советская интеллигенция в поисках чуда: религиозность и паранаука в СССР в 1953—1985 годах https://www.nlobooks.ru/magazines/novoe_literaturnoe_obozrenie/163_nlo_3_2020/article/22225/
  32. Marcellino W. a.o. Human–machine detection of online-based malign information. – Santa Monica, 2020
  33. Poushter J. a.o. The Global Divide on Homosexuality Persists https://www.pewresearch.org/global/2020/06/25/global-divide-on-homosexuality-persists/
  34. Masci D. a.o. 5 facts about same-sex marriage https://www.pewresearch.org/fact-tank/2019/06/24/same-sex-marriage/
  35. Полонская Г. ЛГБТ вне конституции повлияют на представителей ЛГБТ https://ru.euronews.com/2020/06/25/galina-s-report-on-anti-lgbt-amendment
  36. Красноперова А. «С новой Конституцией ЛГБТ-пары окончательно потеряют шансы на базовые права граждан России» — юрист https://theins.ru/obshestvo/205567
  37. Павловский Г. Сто дней без Ватерлоо. Россия между пандемией и Конституцией https://carnegie.ru/commentary/82242
  38. Bourdieu P. Language and Symbolic Power. – Oxford, 1991
  39. List of monuments and memorials removed during the George Floyd protests https://en.wikipedia.org/wiki/List_of_monuments_and_memorials_removed_during_the_George_Floyd_protests
  40. Гержгорин А. Америка в управляемом хаосе http://newconcepts.club/website/articles/4086.html

Впевнені, що кожен потрапляв чи ставав свідком ситуацію, відео якої хотів би поширити та розказати знайомим у соцмережах. Ми навчимо як не боятися телефону, врахувати особливості відео- та аудіозапису та покажемо що робити на місці події. Мобільна журналістика – всі навички, які вам необхідно знати, щоб створити матеріал прямо з місця.

Академія української преси спільно з Національною спілкою журналістів України (НСЖУ) за підтримки Friedrich Naumann Foundation Ukraine and Belarus запрошують на вебсемінар «Мобільна журналістика: оперативно, креативно, відповідально».

Подія відбудеться 30-31 липня 2020 року. До участі запрошуються журналісти, викладачі журналістики, студенти-журналісти та блогери.

За два дні ви спробуєте:

- Знайти історію і героїв для мобільного сюжету.
- Оперативно розкажете про ситуацію на місці подій.
- Спробуєте монтажні програми, озвучку, побачите лайфхаки для роботи.
- Напишите структура мобільного сюжету з урахуванням побудова та послідовності кадрів, планом зйомки і сценарним планом.

Переглянути програму можете ось тут

Щоб зареєструватися, будь ласка, заповніть АНКЕТУ >>>

Участь є безкоштовною.

Необхідно завантажити та встановити безкоштовний додаток Zoom (https://zoom.us/). Бажано завчасно розібратися з особливостями користування та в налаштуваннях, вибрати правильний ракурс для камери.

Мати ноутбук/мобільний із зарядним пристроєм (тривалість вебінару майже 5 годин), обов’язкова наявність веб-камери (вбудованої камери ноутбуку, камери смартфону) та мікрофону. Зверніть увагу на стабільність інтернет з’єднання.

Відбір відбуватиметься на конкурсних засадах, відібрані учасники отримають запрошення.

Кількість місць для вебсемінару обмежена.

Учасникам, яких буде відібрано до участі, прийде повідомлення на електронну пошту або за вказаним під час реєстрації номером телефону.

Юлія Кулик, 050-734-45-79, info@aup.com.ua

Gefördert durсh die Bundesrepublik Deutschland
За підтримки Федеративної Республіки Німеччина

«Мультимедійне онлайн-медіа «АУП-info»
(ідентифікатор в Реєстрі суб’єктів у сфері медіа: R40-00988)
envelopemagnifiercrosschevron-uparrow-right