Георгий ПОЧЕПЦОВ
Религия и идеология любят иерархии, в них всегда есть более важные и менее важные объекты. Объекты самого высокого уровня начинают носить сакральный характер. К ним запрещено применять негатив. Такие сакральные объекты центральны для системы, остальные можно выводить из них.
Коронавирус отменяет часть иерархий. Так, украинские депутаты, прилетевшие из Куршавеля с подозрением на коронавирус, попали в простые палаты на несколько человек. В ответ началось переоборудование под ВИП-палаты. Странным совпадением стало и то, что в это же время в СИЗО стали делать ВИП-камеры...
Религия и идеология возвращают логику в наш сложный мир, полный странностей и случайностей, лишающий его понятности. Они дают максимы типа - сейчас плохо, но в раю в религии (или коммунизме в идеологии) будет хорошо. Это позволяет "гасить" напряжение и неприятие реальности в современности, поскольку справедливость все равно будет. Они же "структурируют" календарный год, создавая в нем праздники. Причем религиозных праздников очень много. Исследователи подчеркивают: "В православном календаре практически каждый день отмечен каким-либо праздником, а чаще всего сразу несколькими" [1].
Гражданских праздников резко меньше. И даже небольшое их количество все время подлежит реформированию, поскольку они жестко привязаны к идеологии и политике, причем в основном к не столь давнего прошлого, как праздники церковные.
Примером такого "динамического" праздника является 9 мая. Это - сложный праздник. С одной стороны, во всем мире он празднуется 8 мая. С другой, ему надо было пережить смену системы, в результате которой Германия уже не является врагом, а другом. Лишь с 1965 года он стал нерабочим праздничным днем.
И даже при Сталине день Победы менял "свое обличье". В 1947 г. он перестал быть выходным, вместо него нерабочим стал Новый год. Считается, что Сталину не по душе пришлась популярность маршала Жукова, что внезапно привело к отмене нерабочего статуса данного дня. В 1965 уже Брежнев сделал эту дату нерабочей, поскольку настал юбилей победы [2].
Церковные праздники, кстати, тоже претерпевали множество изменений: "Продолжительность празднования церковных праздников также претерпела эволюцию. Сначала все праздники были только однодневными, но постепенно длительность их возрастала. Появились дни, когда Церковь начинает готовиться к празднованию, то есть предпразднство (вариант написания предпразднество), и дни после праздника, когда вспоминается праздник. Такие дни получили название попразднство (попразднество). Последний день попразднства получил название отдания. Не для всех праздников и не одновременно в Уставе были закреплены попразднства. Так, в Студийском уставе только Рождество Христово, Богоявление, Сретение, Благовещение и Успение получили их. В позднейших списках Студийского устава попразднства имеют уже все 12 великих праздников. Эортология как наука о церковных праздниках развивалась, опираясь на исторические документы, по которым можно судить о возникновении, постепенном развитии и изменениях в церковных празднествах. К таким источникам относятся богослужебные книги разных эпох, акты церковных соборов, различные послания епископов, календари, месяцесловы, мартирологи, прологи, четьи-минеи, типики. В них виден процесс постепенного обогащения церковного года разного рода памятями святых и праздниками. Древнейшие богослужебные месяцесловы Запада относятся к V веку, а восточные – не ранее VIII века. Архиепископ Сергий (Спасский) на основании сопоставления большого числа доступных древнейших документов Византийской эпохи постарался восстановить календарь первых веков христианства. В результате в 1901 году в свет вышло три тома «Полного Месяцеслова Востока»" [1].
Праздник - это реализация идеологии или религии в живом контексте. По этой причине он должен затрагивать чувства людей, опираться на ключевые точки массового сознания с прогнозируемой реакцией на такое действие. И одновременно это один из "блоков", из которых строится официальная сторона государства, его парадная картинка. В празднике очень важна его визуальная составляющая, где массы в парадах и демонстрациях идут на поклонение "живым богам", стоящим на трибуне.
Советский праздник сам по себе нес идеологическую функцию, пытаясь удержать в массовом сознании ключевые аспекты общественного бытия советского человека. Он как бы задавал матрицу его публичного существования: зачем он рождается и зачем живет. Все это цели внешние, но их стараются интернизировать, ввести внутрь массового и индивидуального сознания, Все это ведет к тому, что советский человек имеют внутри себя другую матрицу, чем все страны вокруг него, что дает возможность реинтерпретировать все события в соответствии со своей собственной матрицей.
Исследователи акцентируют: "Идеологическая функция заключается в том, что праздник всегда способствует продвижению какой – либо идеи в сознании людей. Чем сильнее идея, тем более яркие эмоциональные переживания она вызывает, создавая матрицу эмоциональных стереотипов праздника" [3].
П. Штомпка ввел существование не только психологической, но и культурной травмы. Он предлагает целый список возможных травмирующих событий: революция (удавшаяся или нет), государственный переворот, уличные бунты; крах рынка, кризис фондовой биржи; радикальная экономическая реформа (национализация, приватизация и т.п.), иностранная оккупация, колониальное завоевание; принудительная миграция или депортация; геноцид, истребление, массовые убийства; акты терроризма и насилия; религиозная реформация, новое религиозное пророчество; убийство президента, отставка высшего должностного лица; разоблачение коррупции, правительственный скандал; открытие секретных архивов и правды о прошлом; ревизия героических традиций нации; крах империи, проигранная война [4 - 5].
Он уточняет свой список такими словами: "Травматические события вызывают нарушение привычного образа мысли и действий, меняют, часто трагически, жизненный мир людей, их модели поведения и мышления. Конечно, это лишь некоторые возможные социальные изменения, способные вызвать травмы. Часть из них больше соответствуют нашему описанию, чем другие. Этот перечень предложен лишь для передачи основной идеи концепции в моем представлении. Подчеркну три момента: во-первых, не все подобные события неизбежно ведут к травме (хотя при определенных условиях они все могут, а некоторые реально ведут к ней); во-вторых, возникающие травмы могут обладать разными силой, продолжительностью и значением; в-третьих, культурная травма возникает не всегда (следствия травматических событий могут не достигнуть уровня культурной травмы или превысить его)".
Культурная травма, как видим, не поддается исправлению, это то, что уже имело место и принесло свои непоправимые последствия. Но она все равно будет открываться, реализовываться в других сферах, к примеру, в литературе. Можно вспомнить потерянное поколение, тексты которого появились после первой мировой войны. Или тексты писателей-фронтовиков, которые государство всячески ретушировало, поскольку это была война глазами солдата, а не генерала.
О текстах В. Астафьева говорилось так: "Это уже не военная проза – она откровенно антивоенная. И тогда, и сейчас далеко не все согласны с тем, что именно так надо рассказывать о войне. Звучали негодующие обвинения в его адрес: с таким настроением мы не победили бы в войне" [6]. Или Ю. Бондарев, еще один писатель-фронтовик, так сказал в своем "Горячем снеге": "За неуспех и успех на войне надо платить кровью, ибо другой платы нет" [7].
То есть можно, наверное, утверждать, что было две войны - одна официальная с генералами и другая настоящая с солдатами. Официальная война будет продолжать жить, поскольку она стала частью пропаганды, а настоящая война обречена умирать, поскольку ушли уже практически все ее свидетели. Для государства важна официальная война, она записана в учебниках и ее можно повторять на парадах с трибунами.
С травмой все наоборот. А. Браточкин пишет: "Травма не поддается репрезентации, и наша реакция на травматические события (например, на войну) часто выражается в «молчании», так как то, что мы хотим выразить, требует слишком большого количества слов и эмоций. Мы не знаем, как и что сказать, поэтому память о травме выражается в таком ритуале, как «минута молчания» [8].
Но можно выдвинуть и такую гипотезу, что советский праздник на самом деле "прячет", трансформирует какую-то важную культурную травму. Тогда мы получаем, что 9 мая - это одновременно, если не в первую очередь блокировка негативного опыта военных поколений. 7 ноября - такая же блокировка негатива, пришедшего со сменой власти и приходом большевиков. У людей в головах изменили компас, по которому оценивается их жизнь. Это травма, поскольку жизнь многих была сломлена, например, дворяне как высший слой прошлого стали в первые советские годы"лишенцами", то есть не имели права голосовать на выборах.
Праздник как знак: на поверхности его радость, а в глубине - горе. Чем более сильно эксплуатируется и создается/воссоздается радость, тем сильнее прячется горе.
Тогда может праздник победы - это попытка закрыть травму войны, спрятать ее в глубины сознания, в результате чего травма как негативное событие получает новое напластование над собой - счастье праздника.
Война несомненно была суровым испытанием для населения. Убитые и раненые, жизнь в оккупации, инвалиды, разорванные войной судьбы, неродившиеся дети, распавшиеся браки... И все же основное в этом не радость, поскольку война это в первую очередь смерть. Государство пытается обосновать это служением народу, но физиологически смерть очень трудно представить благим делом, особенно если это касается твоих близких.
П. Штомпка говорит о заживлении травм при переходе к посткоммунистической ситуации: "Если мои теоретические выкладки по этиологии посткоммунистической травмы значимы, возможны три варианта ответа. 1. Травмирующие ситуации, воспринимаемые как непосредственные факторы травмы, исчезают или, по крайней мере, видоизменяются, теряя значимость. 2. Необходимо показать, что стратегии преодоления травмы, или, по крайней мере, некоторые из них, действительно обладают исцеляющим действием. 3. Необходимо показать, что культурная амбивалентность или раскол между наследием блоковой культуры и возникающей демократической и капиталистической культурой более не актуален, а культурные определения "мук переходного периода" как травматических поэтому маловероятны" [5].
Интересно, что при этом переходе разрушилось и большинство советских праздников, поскольку принципиально изменилась и картина мира, которая их отторгла. Правда, они все еще могут сохраняться в быту типа 8 марта, но без господдержки они уже не могут занять прошлую нишу.
Я. Шемякин говорит о «карнавалах власти», используемых при цивилизационных переходах: "Главное содержание данного феномена: власть узурпирует карнавальную символику, язык, способы поведения и самовыражения с целью установления тотального контроля над обществом в условиях перехода от одного этапа цивилизационного развития к другому. Как подчеркивал Н.А. Бердяев (а вслед за ним и многие другие авторы), в условиях России подобный переход неизменно приобретал характер кардинальной ломки сложившегося социокультурного строя, которая вела к обрыву линии исторической преемственности. В подобной ситуации власть использовала смех и связанные с ним карнавальные формы в качестве орудия дискредитации старого порядка и его сторонников и утверждения новой модели человеческого общежития, навязываемой сверху в качестве общеобязательной. Примеры «карнавалов власти» в русской истории: деятельность и поведение Ивана Грозного, «реформа веселья» Петра I, сталинский «карнавал власти». Наличие аналогичных по сути явлений и в других культурных средах (прежде всего в Латинской Америке). Однако в российской истории феномен «карнавалов власти» проявился с наибольшей силой и ясностью" [9].
У него также есть своя интерпретация пограничных цивилизаций: " «пограничные» цивилизации характеризуются доминантой принципа многообразия, который преобладает над принципом единства. Цельная, относительно монолитная духовная основа в этом случае отсутствует. Религиозно-цивилизационный фундамент состоит из нескольких качественно различных частей, разделенных глубочайшими трещинами, вследствие чего основание всей цивилизационной конструкции внутренне неустойчиво. К этому цивилизационному типу исторически принадлежали эллинистическая и наследовавшая ей византийская цивилизации. В настоящее время цивилизационное «пограничье» представлено Россией-Евразией, Латинской Америкой и Балканской культурно-исторической общностью. Вплоть до второй половины XX в. к типу «пограничных» образований полностью принадлежала и Пиренейская Европа. В последние десятилетия XX – начале XXI в. определяющей тенденцией ее цивилизационного развития стал процесс интеграции в западную субэкумену, который, однако, отнюдь не завершен: наблюдается и контртенденция к сохранению и воспроизведению «пограничного» цивилизационного качества" ([10], см. также [11 - 12]).
Отсюда можно сделать несколько выводов. С одной стороны, конструкция культуры пограничья как выстроенная на многообразии интересна и для Украины, которая исторически все время находится в подобной ситуации. С другой стороны, в этой культуре не будет "жесткой ломки", ведущей в травме, при смене социальной системы, поскольку она не просто разрешает, но и, вероятно, стимулирует разнообразие.
Вернувшись к праздникам, напомним нашу концепцию, что праздник блокирует реальный негатив той точки истории, которую выносит на пьедестал почета. Он замещает травму празднеством, который уводит массовое сознание от мыслей о негативности этого прошлого. Прошлое, построенное на негативе, никому не нужно. Все хотят иметь красивое, если не сказать, лакированное прошлое.
Нужное для официальной истории прошлое тиражируется и изучается в школах и университетах. И это тиражируемое прошлое полностью заслоняет ту реальность, которую видел на войне солдат. Это прошлое, увиденное генералами, но не солдатами. Или его можно увидеть по результатам обыска маршала Жукова, который был проведен 5 января 1948 г. на квартире Жукова в Москве [13 - 15].
Это был негласный обыск, проведенный, когда Жукова не было в Москве. В результате увидели такое: "Так как на даче не было обнаружено ничего, что говорило бы о политической неблагонадежности полководца, то Сталин его простил. Конечно, всем было понятно, что весь этот обыск — комедия. Весь все знали, что советские полководцы вернулись с войны не с пустыми руками. К примеру, маршал Конев увез с собой часть знаменитой Дрезденской галереи. Кроме Жукова, трофеи в несметных количествах нашли и конфисковали у его друзей, генералов Телегина и Крюкова. Их обоих, а также супругу Крюкова, певицу Лидию Русланову, арестовали, «роя» под Жукова яму. В ЦК маршалу «влепили» выговор за незаконное награждение Руслановой орденом Отечественной войны. О семи «жуковских» вагонах, которые из Германии отправились к ему на дачу, в МГБ знали еще с 1946 г. и доложили тов. Сталину. Но лишь в 1948 г. это дело «раскрутили». Помимо обыска, был арестован адъютант маршала, Семочкин, подтвердивший, что Жуков привез в СССР горы трофеев. Протокол обыска, формально устроенного ради поиска незаконно вывезенных из Германии драгоценностей, Абакумов тоже отправил Сталину" [16]. Правда, был еще чемодан с драгоценностями, но с ними никогда не расставалась жена Жукова, поэтому в протокол его содержимое не попало.
И подобные истории есть о многих. О маршале Коневе бытует такая история: "В сорок пятом году один советский маршал навестил Дрезденскую галерею. На правах победителя — отобрать себе картинок для гостиной. Директор галереи, дрожа, спрашивает маршала: «Живопись какой школы вы предпочитаете?». Переводчик переводит вопрос. «Ну я люблю, чтобы были бабы и лошади», — отвечает маршал. «Товарищ маршал предпочитает фламандскую школу», — переводит переводчик" [17]. Правда, дети маршалов обиделись на сериал о Жукове [18].
Люди на трибуне - другие, чем о них пишут. Это тоже одна из защитных функций государства, когда все плохое о руководителях старательно замалчивается. Когда такая информация просачивается, она начинает гулять хотя бы в виде слухов.
Слухи как раз и отражают несоответствие официальной и неофициальной картины мира. П. Штомпка писал: "культурная травма обычно возникает, когда какое-то значительное событие (воспоминание о подобном важном событии прошлого) бьет по самым основам культуры, точнее, интерпретируется как абсолютно несоответствующее ключевым ценностям, основам идентичности, коллективной гордости и т.д. Поражение в войне, подавление народного восстания, крах империи, преследование религии, делегализация традиционных форм семьи, резкая девальвация валюты, невыплата государством иностранного или внутреннего долга - примеры событий, могущих интерпретироваться как нарушения прежней культуры. Другая разновидность травмы этого типа вызвана памятью о коллективных грехах, совершенных общностью, к которой принадлежишь; широким распространением чувства стыда и вины, вызванным воспоминанием о деяниях прошлого, оскверняющих принятые культурные принципы. Яркие примеры - память о Холокосте, чрезвычайно важная для евреев, но вызывающая чувство вины и у современных поколений немцев, потомков реальных преступников; или история рабства, до сих пор преследующая общество США. Короче: во всех подобных ситуациях травма возникает в результате конфликта между фактами настоящего или прошлого, интерпретированными как несоответствующие базовым основам культуры" [4].
Он говорит, например, о поражении в войне, но, получается, и победа в войне несет одновременно массу негативных фактов, которые, к примеру, только сегодня после смены советской системы стали проявляться. Таких фактов сегодня несть числа. К примеру, не было "Молодой гвардии", не было 28 панфиловцев и под, - все это оказалось изобретением пропаганды, сверхнужное тогда и не имеющее смысла сегодня. И далекое событие тоже может служить примером. Александр Невский, например, глорифирован за подвиг, которого тоже не было. Да и сам он не столь однозначно хорош, поскольку собирал дань для Орды.
По поводу 28 панфиловцев объективная информация такова: "бой, в ходе которого 28 красноармейцев во главе с политруком Клочковым остановили более 50 немецких танков, был выдуман журналистами - корреспондентом, а потом литературным секретарем газеты "Красная звезда". В докладе прокуратуры отмечалось, что число 28 было произвольно выбрано в редакции, а на поле боя после скорого освобождения этого района были найдены всего трое погибших" [19].
Взамен реальности даже сегодня был создан фильм о подвиге. Фильм должен и стать реальностью, если его поддержат учебниками и романами. То есть "умножение виртуальности" дает на выходе реальность, с которой не поспоришь.
И. Чубайс, например, говорит так: "Дело в том, что в Советском Союзе была идеология коммунистическая, которая оправдывала существование власти, поскольку строили самый передовой строй, то руководители этого строительства самые прогрессивные, почти святые. Был миф о Великом Октябре, о начале истории. Миф о Великом Октябре рухнул, а власть, номенклатура осталась, поэтому ей надо как-то держаться. И вместо мифа о Великом Октябре появился миф о Великой Победе. Причем Мединский совершенно прямо говорит, высказывание для историка, для ученого чудовищно звучит, он сказал: "Неважно, была битва, были панфиловцы или нет, священный миф, мы не позволим к нему прикасаться". То есть он и не пытается искать истину, он говорит о том, что в это надо верить" [20].
Реальность это или нет решает идеология. Сакральное в любой культуре не нуждается в проверке на достоверность. Раньше сомневающиеся просто исчезали, сегодня их голос может быть услышан.
По поводу "Молодой гвардии" та же ситуация, нельзя найти в архивах ни одного упоминания о "Молодой гвардии": "Музеем "Молодой гвардии" в Краснодоне заведовал Анатолий Григорьевич Никитенко, он с 1974 года по 2013-й им руководил. Так вот, я у него лично спрашивал: "Если бы существовала такая организация, какие должны были быть документы? Ну, во-первых, документы самой "Молодой гвардии" – существуют такие в природе?". "Нет, – говорит, – не существуют". Есть письма из тюрьмы арестованных якобы молодогвардейцев, но никаких документов непосредственно "Молодой гвардии" нет. Часть их арестовали в Краснодоне, некоторых – Любовь Шевцову и Олега Кошевого – взяли в Ровеньках, в другом районе. Есть ли документы в материалах дел, которые вела полиция, или гестапо, или СД? Нет таких документов. И третье. Голофаев сумел убежать и обосноваться аж в Бразилии. Он и подобные ему могли оставить воспоминания, что они знают о "Молодой гвардии", о том, как они боролись с подпольщиками. Но и этого нет. И только дела НКВД, МГБ, ну, и громадный музей в Краснодоне – тысячи посетителей в месяц" [21].
Пограничные культуры интересны тем, что разрешают существование нескольких систем, по крайней мере, у них нет желания их разрушать. Но есть еще различие двух систем - ориентированной на индивида и ориентированной на коллектив. Война - это убийства родных и близких. В индивидуально ориентированной системе - это плохо. В коллективистски ориентированной - это вполне оправданно.
Есть изложение разговора Жукова и Эйзенхауэра, где отличие этих двух систем проявляется очень четко. В советском случае жизнь человеческая не принимается во внимание: "Со слов Эйзенхауэра, Жуков объяснил, что на подходе к минному полю он бросает вперед пехоту — она идет так, словно никаких мин и нет. «Мы считаем, что потери от противопехотных мин равны потерям, которые мы получили бы от пулеметно-артиллерийского огня, если бы немцы решили защищать этот участок хорошо вооруженными войсками, а не минами». При этом пехота в силу недостаточного веса благополучно минует места залегания противотанковых мин, которые затем обезвреживают саперы, проделывая проходы для танков и техники. Эйзенхауэру сложно было понять, как прославленный полководец может разбрасываться жизнями своих подчиненных. Трудно представить, что заявили бы американские или британские солдаты, если бы мы проделали с ними нечто подобное, рассуждает генерал. Он приходит к выводу: «Американцы измеряют цену войны человеческими жизнями, а русские — общими расходами нации»" [22].
И еще одна цитата из разговора: "В беседе с русским генералом я упомянул о трудной проблеме необходимости заботиться о большом количестве немецких военнопленных — проблеме, с которой нам приходилось сталкиваться в различные периоды войны. Я упомянул, что мы выдавали немецким пленным тот же самый рацион питания, что и нашим собственным солдатам. «Зачем Вы это делали?» — с изумлением воскликнул Жуков. Я ответил, что во-первых, моя страна обязывалась к тому условиями женевских соглашений. Во-вторых, в немецком плену находились тысячи американских и британских военнослужащих, и я не хотел давать Гитлеру предлога обходиться с ними хуже, чем он это уже делал. Жуков был поражён этим ответом еще больше и воскликнул: «Но что вам за забота до солдат захваченных немцами?! Они попали в плен и уже всё равно не могли дальше сражаться!»" [23].
Победа - вещь жестокая. Она достигалась тогда, когда не думали о жизни солдат. День победы - это в первую очередь день смерти тех, кто эту победу принес. Генералы готовы поднять их на пьедестал почета только тогда, когда они уже мертвы. Государства же старательно блокируют не ту память о войне фанфарами побед. Этим государство защищает себя, а не погибших.
А их было много. По одним данным 80% всех советских мужчин 1923 года рождения погибли во время Второй мировой войны [24]. По другим данным (число погибших по возрастам): 17-20 лет – из 1 миллиона 560 тысяч мобилизованных не вернулись домой с фронта 18 %, 21-25 лет – из 1 миллиона 907 тысяч человек погибли 22 %, 26-30 лет – из 1 миллиона 517 тысяч человек погибли 17,5 %, 31-35 лет – из 1 миллиона 430 тысяч человек погибли 16,5 %, 36-40 лет – из 1 миллиона 40 тысяч человек погибли 12 %, 41-45 лет – из 693,5 тысячи человек погибли 8 %, 46-50 лет – из 433,4 тысячи человек погибли 5 %, 51 год и старше – из 86,7 тысячи человек погиб 1 % [25].
Праздник - это глорификация подвига для следующих поколений. Чем больше проходит времени, тем меньше остается реальных свидетелей. Поэтому уже некому рассказывать правду, а не пропаганду. Так что славы тем больше, чем мы дальше от этой точки истории.
Литература
За підтримки Федеративної Республіки Німеччина
Якщо вам сподобалася стаття – читайте схожі публікації в блогах на сайті АУП – https://www.aup.com.ua/category/blog/
Академія української преси в партнерстві з Міжнародною неурядовою організацією Internews оголошує результати конкурсу на отримання мініпроектів, що сприятимуть розвитку медіаграмотності під час інфодемії.
Засідання щодо обговорення заявок конкурсу мініпроектів «Інструменти медіаграмотності під час інфодемії» відбулося 29 квітня 2020 року. До складу журі увійшли: голова Комісії з журналістської етики, голова правління Громадського радіо Андрій Куликов, менеджерка медіаосвітніх програм Академії української преси Оксана Волошенюк, головний спеціаліст Директорату шкільної освіти Міністерства освіти та науки України Раїса Євтушенко та директорка Центру неперервної культурно-мистецької освіти НАКККіМ Ірина Шевченко. Також на засіданні був присутній програмний менеджер Internews in Ukraine Антон Іванов та координатор проектів Академії української преси Юлія Гуза.
Проекти були оцінені за наступними критеріями:
У результаті із 59 заявок, що були надіслані на конкурс мініпроектів «Інструменти медіаграмотності під час інфодемії» журі обрали переможцями 5 організацій (загальний бюджет – 14714,02 доларів США):
| № | Організація | Назва проекту |
| 1. | Ініціативна група «Лідери освітніх ініціатив» | «Бібліотека громади: інструменти медіаграмотності VS інфодемія» |
| 2. | ФОП Бікла Олена Володимирівна | «Форум – театр на протидію інфодемії: інноваційний засіб у роботі публічних бібліотек малих міст Полтавської і Київської областей» |
| 3. | Громадська організація «Дитячий телевізійний театр «Юрашки» | «Створення на базі Львівської обласної бібліотеки для дітей «Школи медіаграмотності для старшокласників» |
| 4. | ФОП Усмєнцева Катерина | Пізнавальна гра “Я — медійник”» |
| 5. | Громадська організація «Центр аналітики і розслідувань» – фактчек-медіа проект «БезБрехні» | «Інтерактивні квізи, як інструмент медіаграмотності для протидії фейкам і дезинформації про COVID-19» |
Дякуємо усім, хто зацікавився конкурсом та надіслав пропозиції проектів. Ми сподіваємося, що вони будуть підтримані та реалізовані у майбутньому.
При виникненні запитань звертайтесь до асистента проектів АУП Валерії Рябик за телефоном 067-372-27-33 або за електронною адресою valeriark@aup.com.ua
Проведення цього заходу стало можливим завдяки підтримці американського народу, що була надана через проект USAID «Медійна програма в Україні», який виконується міжнародною організацією Internews. Зміст матеріалів є виключно відповідальністю Академії української преси та необов’язково відображає точку зору USAID, уряду США та Internews.
У цьогорічний Всесвітній день свободи преси українські журналісти та ЗМІ, як і наші колеги у інших країнах, тривожимося насамперед про загрози, які нашій професії принесла епідемія коронавірусу.
Як уберегти своє здоров’я, своїх колег та рідних, продовжуючи виконувати професійний обов’язок? Як забезпечити аудиторію оперативною та перевіреною інформацією, так важливою у часи надзвичайної ситуації? Як вижити самим редакціям ЗМІ, яких уже «косить» вірус, що спричинив і надзвичайну економічну кризу?
а підстави тривожитися за захист своїх прав, свободи слова та незалежності у українських журналістів є не лише через нові виклики, що постали у ці два місяці карантину.
Всесвітній день свободи преси, як зазначає Комісар Ради Європи з прав людини Дуня Міятович, є приводом, «щоб зробити паузу та висловити подяку журналістам та медіа-професіоналам за їхню неоціненну працю задля загального блага. Ми повинні визнати, що вони жертвують собою та своїми сім’ями заради нас».
Але 3 Травня – це і нагода визначити «ворогів преси».
«Ворогами» можуть бути конкретні посадовці (наприклад, 10 років тому президента Віктора Януковича було визнано «Ворогом преси №1 у 2010 році»), а можуть бути і явища чи негативні фактори. Все, що демонструє очевидну ворожість, зорієнтованість на послаблення журналістської професії.
Отже, сім фігурантів, з яких Національна спілка журналістів України укладає власний
АНТИРЕЙТИНГ «ВОРОГИ ПРЕСИ – 2020»:
Професія журналіста в Україні небезпечна для здоров’я та життя. Про це можуть свідчити десятки і сотні моїх колег, побитих при виконанні професійних обов’язків. І мова не про виняткові обставини і глобальні непередбачувані події, як масові побиття при висвітленні протесту на Майдані у Києві у 2013-2014 роках чи поранення або полон журналістів на Донбасі. Щомісяця в мирній Україні б’ють журналістів. Минулого року «Індекс фізичної безпеки журналістів України», який укладає НСЖУ спільно з партнерськими ГО, зафіксував 75 випадків застосування сили до працівників ЗМІ. У 2018 році їх було 86, а з початку 2020 року – майже 30. Не погроз, не онлайн-образ і цькування у соцмережах, а накидання на журналістів з кулаками. Вадима Комарова у Черкасах рік тому було убито! Тепер ось в Україні епідемія, то змушені фіксувати напади громадян на журналістів, які просто виконують свою роботу, розповідаючи про дотримання чи недотримання карантину.
Неприпустимо високий рівень фізичної агресії в Україні можливий через відсутність прецедентів вагомого покарання за злочини проти журналістів. Справи або не доходять до суду, або тягнуться роками, або злочинці відбуваються легким переляком. Адже серйозним покаранням не можна сприймати штрафи у кілька сотень гривень або визнання винуватості з одночасним звільненням від покарання через закінчення строків давності. У листопаді 2019 року уперше за 10 років таки відбулися спеціальні парламентські слухання з фізичної безпеки журналістів. Фактично, це був форум постраждалих журналістів. І проведення таких слухань, які попередній парламент роками відмовлявся проводити, це реальна заслуга нової Верховної Ради. (Щоправда, досі це єдина заслуга ВР щодо підтримки журналістів та медіа…). Так само від моменту слухань керівництво МВС та Національної поліції суттєво змінили підхід до реагування на повідомлення про перешкоджання журналістській діяльності. І принаймні зараз порушення проваджень за «журналістськими» статтями Кримінального кодексу відбуваються оперативно. У окремих резонансних справах, як-от підпал у січні цього року у Львові авто журналістки «Радіо Свобода» Галини Терещук, правоохоронці звітують про встановлення виконавця та замовника злочину. Але цього недостатньо, щоб не говорити про системну безкарність…
Автор скандального законопроекту, який передбачав кримінальну відповідальність для журналістів та запровадження державних органів цензури, – очевидний фаворит Антирейтингу «Ворогів преси». Попри те, що пана Бородянського відправлено у відставку, його відверті наміри втручання у журналістську діяльність, декларуючи «боротьбу з дезінформацією», спричинили тривалий негативний ефект. І у вигляді критики міжнародних організацій, і у вигляді тотальної недовіри журналістів до інформаційної політики Уряду та Міністерства культури. Це треба було додуматися, щоб у країні, яка за всіх Президентів гаряче відстоювала право вільно говорити, пропонувати посилати журналістів на виправні роботи чи у в’язницю!
Багатьма новими політиками в Україні свобода слова оцінюється як технологія, а не демократичне благо. І захищати вони хочуть «свою» владу та повноваження, а не «чиюсь» свободу. Як результат, у нинішньому парламенті суттєво послаблені можливості ефективного захисту прав журналістів та ЗМІ. Монобільшість зберегла у цьому скликанні декоративний (лише 5 народних депутатів) Комітет свободи слова, але наділила його мінімальними повноваженнями. Тепер інформаційна політика у Верховній Раді «потонула» у глобальній гуманітарній політиці. Відповідно, замість ініціатив на підтримку та розвиток незалежних ЗМІ, пріоритетом обрано посилення медіарегулювання (через проект Закону «Про медіа»). Так само Комітет з гуманітарної та інформаційної політики не поспішає заповнювати вакансії у складі Національної ради з питань телебачення і радіомовлення. Цим демонструє, що для нього регулятор – це політичний актив влади, а не незалежний арбітр медіасфери. І у нинішній час економічної кризи, викликаної епідемією, у парламенті та уряді, на відміну від Великобританії, Іспанії, Канади, Литви не втілюються ініціативи, спрямовані на виживання медіа. Частково про ЗМІ йдеться у глобальному пакеті з підтримки креативних індустрій, який напрацював Голова Комітету з гуманітарної та інформаційної політики Олександр Ткаченко, але журналісти та редактори, особливо місцевих ЗМІ, себе у цих пропозиціях не бачать. В країні не вирішується навіть елементарне питання дозволу для роботи газетним кіоскам під час карантину (про це майже два місяці просять видавці із Запоріжжя, Херсону, Чернівців. Торгівля пресою дозволена навіть у найбільш постраждалих від коронавірусу Великобританії, Італії, Іспанії…). Та яка там економіка. В Україні навіть ніхто з топ-урядовців не подякував журналістам за ту важливу роботу, яку вони, ризикуючи здоров’ям, виконують у час епідемії. Ми ж не Великобританія, де уряд відносить професію журналіста до категорії «ключових працівників», а Міністр культури особисто пише листи до 100 найбільших брендів із закликом розміщувати рекламні бюджети у національних та місцевих медіа…
Топ-чиновники, захоплені перемогами цифрових технологій, відверто зізнаються, що журналісти їм не потрібні. Цей сигнал підхоплюють чиновники на місцях. Відповідно, ігноруються журналістські запити і розслідування. Формується окрема реальність: журналісти та їхня аудиторія (тобто, більшість українців) окремо і окремо – безвідповідальні політики. Така байдужість чиновників послаблює демократію в країні, адже преса не здійснює дієвого громадського контролю. Також і громадяни недостатньо демонструють усвідомлення місії професії журналіста та до ЗМІ демонструють винятково споживацьке ставлення.
У одній з найбідніших країн Європи, якою є Україна, ЗМІ є або дотаційними, або бідними. «Журналістика перестала бути «кормящєй» професією», – так кілька місяців тому під час дискусії в Полтаві прокоментував жебрацький рівень зарплат у ЗМІ перший заступник головного редактора газети «Полтавський вісник» Віталій Скобельський. Журналісти у регіонах отримують низьку зарплату – 4-6 тисяч гривень, поширеним є безробіття.
Недостовірна інформація, маніпуляції або поверхова і непрофесійна журналістика – ще один ворог преси. Дезінформація підриває довіру до ЗМІ і журналістів та негативно впливає на суспільне життя. Але боротьбу з фейками, яку мають вести уряди, в авторитарних країнах чи незрілих демократіях, таких як Україна, чиновники використовують для боротьби із неручними журналістами.
Всесвітній День свободи преси зустрічаємо в умовах пандемії та карантину. COVID19 посилює «ворогів преси» та вимагає від журналістів згуртованості та сили волі для виживання професії та себе у ній.
Як зазначає Міжнародна федерація журналістів, «З самого початку пандемії журналісти довели важливу роль для суспільства — обробляючи нескінченний потік даних, пояснюючи наукові терміни і, що найважливіше, контролюючи дії політиків, ставлячи їм незручні питання та викриваючи інституційні невдачі. Завдяки їхньому запалу, журналістика, як суспільне благо, продовжувала процвітати, забезпечуючи основу нашої демократії».
Шановні колеги! З Днем свободи преси! Ганьба – ворогам! Подяка усім журналістам та медіа-професіоналам, що працюють на захисті правди та справедливості!
Сергій Томіленко, голова Національної спілки журналістів України, член виконкому Європейської федерації журналістів
Джерело: http://nsju.org/novini/vorogy-presy-ukrayina-2020/
Як знайти експерта, які запитання поставити, як сформулювати тему і що може зацікавити аудиторію - вивчали на дводенному вебінарі "Стандарти журналістики в умовах пандемії та кризи" 29-30 квітня, яку провела Академія української преси за підтримки Фонду Фрідріха Науманна за Свободу.
Координатор проектів фонду Володимир Олійник відзначив роль журналістів у формуванні демократичного суспільства, створенню плюралізму думок та втіленню ліберальних цінностей в умовах демократичного розвитку України. А також наголосив, що фонд намагається гнучко реагувати на сучасні виклики, зокрема, підтримує ініціативи АУП в сфері підвищення кваліфікації журналістів та блогерів, щодо відповідального висвітлення теми пандемії, дотримання прав людини та журналістських стандартів.
Президент АУП, доктор Валерій Іванов вважає, що сьогодні не існує альтернативи дотримання професійних та етичних стандартів у роботі журналіста.
- Тільки ґрунтовна підготовка матеріалу, посилання на перевірені та верифіковані джерела, розділення особистої думки чи припущень від реальних фактів - запорука підтримки високої довіри аудиторії до медіа, - вважає Валерій Іванов.
На другий день вебінару розглядали в яку сторону відрізняється висвітлення медичних тем в медіа, коли мова йде не про взагалі медичну тематику, а стосується пандемії.
З однієї сторони журналіст розривається між правом суспільства знати, а з іншої - правом людини на збереження медичної інформації про стан здоров’я (факт звернення до лікаря теж належить до конфіденційної).
Крім того, 30 квітня на вебінарі розглядали за якими етичними принципами будувати журналістську роботу в умовах емоцій, політичного популізму, страху за життя знайомих та рідних. Вивчали кейси роботи журналістів в різних країнах та як журналістська етика трактує право повідомляти навіть конфіденційну інформацію в інтересах аудиторії.
Експерт з питань розвитку Директорату медичних послуг МОЗ України Євген Гончар розповів про стан другого етапу реформи, протоколи лікування covid-19 та основні ресурси, де журналіст може отримати офіційно підтверджену інформацію.
Учасників цікавили практичні речі: чи можливо вимагати від сімейного лікаря змінити курс лікування або назначити додаткове обстеження, якщо лікар вважає, що не треба; куди скаржитися в разі надання медичним закладом неповної інформації про процедуру чи місце обстеження чи лікування; які кроки втілює МОЗ України, враховуючи перебіг захворювань на коронавірус та багато інших.
Завершився вебінар груповою роботою зі створенню шаблонів матеріалів на медичну тематику. Зізнаємося, котики не лише допомогли створити перший матеріал, але й накидали теми на наступні три матеріали.
Автор: Лаура Маргарян
Фейки, маніпуляція, правда, вірусні перепости, неповнота інформації та спеціальне спотворення - щоб не загубитися у сучасному просторі інформації про covid-19 Академія Української Преси за підтримки Фонду Конрада Аденаура запрошує на вебінар “Школа фактчекерів: викривати фейки, протидіяти дезінфоромації”. Вебінар відбудеться 28-29 травня 2020 року.
За два дні ми:
– покажемо, чим живиться фейк;
– розкажемо про побутові фейки та маркери їх розпізнавання;
– навчимо спростовувати фейки: структура матеріалу, на які джерела та експертів можна і треба посилатися;
– роз’яснимо основні критерії споживання інформації;
– виконаємо практичні завдання з підготовки журналістських матеріалів.
Переглянути програму ви можете ось ТУТ >>>
Щоб зареєструватися, будь ласка, заповніть АНКЕТУ >>>
Участь є безкоштовною.
Необхідно завантажити та встановити безкоштовний додаток Zoom (https://zoom.us/). Бажано завчасно розібратися з особливостями користування та в налаштуваннях, вибрати правильний ракурс для камери.
Мати ноутбук/мобільний із зарядним пристроєм (тривалість вебінару майже 5 годин), обов’язкова наявність веб-камери (вбудованої камери ноутбуку, камери смартфону) та мікрофону. Зверніть увагу на стабільність інтернет-з’єднання.
Відбір відбуватиметься на конкурсних засадах, відібрані учасники отримають запрошення.
Кількість місць для вебінару обмежена.
Учасникам, яких буде відібрано до участі, 27 травня о 17:00-18:00 прийде повідомлення на електронну пошту або за вказаним під час реєстрації номером телефону.
______________
Контактна особа:
Юлія Кулик, 050-734-45-79, info@aup.com.ua
1. Природа фейків. Вірусні пости (в основному відео). Спростування фейків, які розходяться по інтернету і репостяться блогерами-мільйонниками.
2. Де брати достовірну інформацію? Верифікація джерел, фактчекінг наявної інформації.
3. Сила заголовків/тем. Робота з неймінгом. Як називати матеріали, щоб викликати довіру, але й завойовувати аудиторію?
4. Пошук тем і героїв для матеріалів/постів в умовах карантину. Як перевести роботу онлайн? Про що писати, знімати?
Переглянути програму можете ось тут
https://www.aup.com.ua/wp-content/uploads/2020/04/program_23-24.04.20_ukr_2.docx
Георгий Почепцов
Любая власть любят управлять мозгами своих граждан, но некоторые власти любят это больше других. Советский человек сталкивался с идеологией в школе и институте, в кино и театре, но в физическом мире это были праздники, которые также, как памятники и названия улиц и площадей, тоже руководились идеологией. Советская идеология, будучи новой в момент своего появления, нуждалась во внешних реализациях физического порядка для того, чтобы более явственно закрепиться в массовом сознании. Необходимость в них была еще сильнее по той причине, что происходила смена символической системы: дореволюционную заменяла советская. Новый год исчез после 1917 года, но потом вернулся, и это был, наверное, единственный советский праздник не имевший идеологического наполнения. Но календарно он был очень точен, знаменуя приход нового цикла.
Праздники должны способствовать объединению внутри страны, поскольку способны генерировать (или имитировать) согласие по поводу ее идеологических мифов. Они манифестируют это согласие демонстрациями и парадами, по сути демонстрируя подчиненность человека новым ритуалам.
Официальные ритуалы, как и неофициальные, манифестируют единство поведения, соответствующее идеологическим требованиям времени. Ритуал очень важен, поскольку незнание ритуального поведения выводит человека из круга "своих".
Советская идеология разделила календарный год на праздники, как до этого это делали и народная культура, и религия. Новые праздники наполнили новым содержанием. 1 мая крепил солидарность с рабочим классом за пределами страны, 9 мая - демонстрировало силу и мощь страны, разгромившей внешнего врага. Это были официальные праздники, как и еще более важный праздник 7 ноября, который выступал как день рождения страны и скромно подавался как начало новой эры для всего человечества.
8 марта было самым последним во времени из возникших праздников. Его как очередной "красный день календаря" предложили спичрайтеры Л. Брежнева в поисках "изюминки" для доклада, который в этот момент писали. И поскольку новый праздник приносил и новый выходной, эта инициатива из уст вождя была воспринята населением на "ура". При этом данный праздник стал именоваться "международным женским днем" с отсылкой на Клару Цеткин, которая так назвала его, чтобы женщины всего мира могли собираться на митинги, чтобы привлечь внимание к своим проблемам. Но реально он стал просто женским, как 23 февраля из дня защитника отечества стало просто мужским праздником. В результате 8 марта мужчины поздравляли женщин, а 23 февраля - женщины мужчин. Все это вносило определенный колорит в будни советских служащих. Таким образом идеологическое наполнение этих праздников массовое сознание заменило бытовым. И под соусом официального праздника, включавшего и праздничный "Голубой огонек", люди дома праздновали нечто трансформированное из официального в домашнее, даже подарки дарили, что в принципе было бы невозможным, если воспринимать этот праздник чисто официально.
Другие идеологические праздники, не прошедшие такой трансформации, не только во временном плане делили год, но и акцентировали свою политическую составляющую. 1 мая, например, было днем солидарности трудящихся.
Но это было условное наполнение. Какая могла быть солидарность с рабочими всего мира? Тем более с миром, закрытым железным занавесом. Например, реальную солидарность мы могли увидеть только сейчас для случая коронавируса, когда разные страны массово включились в помощь друг другу.
Идеология всегда будет сильнее отдельного человека. Он может ее отвергать на внутреннем уровне, но на внешнем уровне он все равно находится внутри, подчиняясь ей, он же не будет приходить на работу в день, который страной признан как выходной.
Слова как символы - это триггеры того или иного поведения. Они нужны, чтобы предопределять физическое поведение. По этой причине, например, так называемый рефлексивный контроль в случае информационной войны становится управлением восприятия. Этот способ управления дает нужные изменения поведения. Самым известным примером стали "зеленые человечки" ("ихтамнеты"), которые хоть и держали в руках автоматы, но блокировали ответные действия. Крым оказался потерянным в том числе и из-за такого рефлексивного управления.
История любой страны становится историей побед над врагами. Чем сильнее враг, тем громче победа. Так формируется виртуальная модель мира, которая более важна, чем модель физического порядка.
"Враг" никогда не может победить, ибо тогда он перестает быть "врагом" и становится "другом", так как меняется точка отсчета.
Пропаганда порождает множество мыслей и слов, делая это на большом повторе, еще и потому, что не хочет оставлять человека наедине со своими мыслями. Пропаганда же хочет, чтобы транслируемые ею мысли стали в центре вселенной человека. Тогда "чужим" мыслям негде будет приткнуться.
Есть чисто психологический феномен, которым никто не объяснял роль пропаганды, но он несомненно работает. Человек считает истинными те мысли, на понимание которых затрачивается наименьший объем времени. Если пропаганда, особенно тоталитарная, характеризуется максимальным повтором, то и пониматься ее истины будут быстро, словно таблица умножения.
Человек любит праздники еще и потому, что они становятся временем, которое как бы принадлежит ему самому. К примеру, в Киеве, правда, в дочернобыльские времена 1 и 9 мая были началом купального сезона на Днепре и озерах вокруг.
Но праздники играют и большую системообразующую роль. В прошлом они четко соответствовали религии или идеологии. Условно "дикий мир" в нашей голове становился понятным и предсказуемым. Как говорилось в сатирических стишках: "Прошла зима, настало лето, спасибо партии за это". Это как бы утрированная форма пропагандистской максимы, отражающая связь всего со всем, но под руководством КПСС.
Однотипно несла в мир осмысленность и религия, у которой тоже не бывает исключений. В. Багдасарян, например, так говорит о роли религии: "Средневековое общество являлось обществом религиозным, и Церковь играла в нем Системообразующую роль. Отношения в общине верующих предполагало участие в религиозных ритуалах, что подразумевало коллективность и контакты" [1]. Можно, описывая советское общество, повторить эту фразу, заменив слово "церковь" на "партия", а "общество религиозное" на "общество идеологическое". И это будет описывать ситуацию, где реакции общества будут детерминированы идеологическими соображениями, а не реальностью. И все это вытекает из смены модели мира - религиозная модель становится идеологической. Меняются и боги и жрецы, но сохраняется сакральность, которая становится тем серьезнее, чем выше мы поднимаемся вверх по иерархической лестнице.
Ответить на вопрос "кто ты", можно с помощью праздников, которые ты признаешь. Хотя и человек живет не в мире праздников, а в мире будней, идеологические и религиозные праздники создавали годичный цикл, важный в своих повторах со времен существования человечества.
Т. Томас определяет советский (российский) рефлексивный контроль следующим образом как "способы передачи партнеру или оппоненту специально подготовленной информации, предназначенной для того, чтобы он добровольно принял предопределенное решение, нужное инициатору действия" [2]. По сути это информационное управление путем информационных интервенций в модель мира. В результате объект воздействия начинает видеть мир так, как это нужно, делая соответствующие этому миру действия. То есть идет, например, перекодировка информационных действий в физические, нужные субъекту воздействия.
Но ведь праздники это тоже вариант рефлексивного контроля поведения внутри страны, поскольку человек ставится в такие условия, что ему легче подчиниться коллективным требованиям, чем бороться с ними.
Истоки рефлексивного контроля находят в более далеком советском прошлом: "рефлексивный контроль, который лишь недавно было формализован в научно обоснованную теорию, существовал и использовался на практике всю советскую историю; рефлексивный контроль представляет собой интегральный аспект советского цикла принятия решений, являясь отражением советского акцента на целевом контроле среды для увеличения предсказуемости и создания "нужных условий"" [3].
Определенная правда в этом утверждении есть. Можно вспомнить, что любая кампания в СССР типа антиалкогольной обязательно начиналась с писем трудящихся, которые начинали печатать центральные газеты. То есть на следующем витке она развивалась на уже подготовленной почве. А набор писем трудящихся при многомиллионном населении можно найти в редакции на любую тему.
И еще одно мнение по сути опровергающее доминирующее представление о рефлексивном контроле как о менеджменте восприятия: "Многие люди рассматривают рефлексивный контроль как "менеджмент восприятия", но по моему мнению, это непонимание того, как трактовать восприятие, раскрывающее то, почему мы плохи в этом, а они хороши. Они [русские] даже реально не задумываются о восприятии, их волнуют реакции, которыми они хотят управлять, или контролировать, наши реакции. Заставьте вашего противника принимать решения не в его интересах, а в ваших, и вы победите без войны" [4].
Это говорит американский специалист по психологическим операциям С. Пури. То есть он говорит о предварительной смене контекста принятия решений вашим противником, подталкивающим его к принятию нужного для вас решения.
Пропаганда, если всмотреться в ее долголетнюю работу в СССР, тоже занималась контекстом. С одной стороны, она занимала место в головах своими максимами типа "Слава КПСС", что не позволяла занять там место другой максиме, поскольку наша память и внимание ограничены в объемах. Это чисто количественная работа. С другой стороны, касаясь содержательной работы, она создавала логически замкнутый и понятный мир. В нем незаполненной конкретикой была только функция врага, которая могла все время меняться. И враг, как это ни странно, тоже позволял решать нужные проблемы. Это и мобилизационная экономика, и мобилизационная политика, когда людям предлагалось потерпеть до наступления лучших времен. Лозунг "Все для фронта, все для победы" прекрасно работал и в мирное время, и даже лучше, чем в военное.
СССР был страной с усиленным контролем над населением, базой которого была признана идеология. Идеологию мы можем определить как виртуальную (ментальную) картину мира, акцентирующую те или иные характеристики мира, делая их доминирующими. Из этих базовых понятий выстраивались остальные как дружеские или враждебные им.
Советская идеология акцентировала как основной класс - рабочий, выстраивая вокруг него все остальные классы. Интеллигенция даже не дотянула до отдельного класса. Классы прошлой дореволюционной идеологии подвергались негативизму, к примеру, дворяне и некоторые другие были лишены права голоса.
Довоенная Германия в качестве точки отсчета взяли национальность и расу. Здесь однотипно "чужие" подвергались давлению. Это было также достаточно серьезное давление, например, к 1933 г. в Германии практически уничтожили коммунистическое движение.
В наше время само слово "пропаганда" стало нехорошим, его заменили модные слова типа информационных войн и операций, психологических войн и операций, когнитивных войн и операций. Правда, есть и существенное отличие. Пропаганда, как правило, была направлено на собственное население, которое по сути не могло уклониться от нее, поскольку куда бы не смотрел человек, всюду он видел информация из одного и того же источника. Вышеназванные современные подходы ориентированы больше на воздействие на чужое население. Пропаганда системно охватывала всю жизнь человека, информационные и другие операции реализуются в виде отдельных интервенций. Они не имеют возможности удерживать внимание населения все время. Пропаганда имеет такую привилегию.
Вот еще одно сопоставление современных подходов и советской пропаганды: "В отличие от пропаганды советских времен, которая была однонаправленным, идущим сверху вниз феноменом,современная информационная война охватывает мировую аудиторию, которая основана на нарратива и может их развивать. Домашняя, диаспорная и иностранная аудитории взаимодействуют с текущими событиями в реальном времени, проходя по онлайновым платформам типа социальных медиа. Эта динамика ставит задачу перед пропагандистами по предсказанию того, как и где нарратив будет изменяться, и до определенной степени существует возможность понять, как определенные политические группы будут интерпретировать нарратив и как они будут описывать его своим последователям" [5].
Но в принципе все это воздействие на массовое сознание, призванное создавать и удерживать в головах людей нужную модель мира. По сути в пропагандистской войне, как и информационной целью является превосходство: в информационной войне - информационное, в пропагандистской - пропагандистское.
Пропаганду движет идеология, которая задает ее ключевые положения. Если в давней картине мира год членился на отрезки с точки зрения природных и сельскохозяйственных особенностей, то религия накладывает на эту периодизацию цикл с ее точки зрения сакральных событий, давая свой собственный календарь. Он может давать "сбой" при климатических несовпадениях. Таким являются январские погружения, хотя исходно это были омовения в реке Иордан, где нет холодной погоды.
Праздники, дата их могут внезапно меняться в идеологической модели. Россия в 2020 году вдруг решила изменить дату окончания второй мировой с 2 на 3 сентября: "Именно Сталин лично в 1945 году определил этот день для празднования конца Второй мировой. Хотя в этот день ничего не произошло: капитуляция была подписана накануне (в том числе, российским генералом) в 9 утра по Токио, что и в Москве, думаю — разница 6 часовых поясов, то есть, в крайнем случае, в Москве было раньше, 1 сентября. Единственное, что произошло — Сталин выступил по поводу подписания акта о капитуляции. То есть, празднуется не само окончание войны, а выступление вождя по поводу окончания войны. Это ещё раз наглядно показывает, что празднование дня «победы» 9 мая это не результат разницы во времени между Москвой и Берлином. Это своеобразный хронологический барьер, железный хронозанавес, который был призван отделить подданных Кремля от остального мира" [6].
Праздники прошлых веков несли мистическую составляющую, в рамках них шло погружение в мифологию далекого прошлого. Советский праздник также шел по подобному пути возрождения прошлого, поскольку 7 ноября в колонне могли идти революционные матросы, а 9 мая - солдаты времен войны. Все это должно было "обновлять" социальную память, делать ее приближенной к новым поколениям.
Исследователи пишут: "Советские праздники стали столпами конструирования новой социальной реальности. Их основное значение заключалось в фиксации наиболее значимых достижений, утверждение положения СССР в мире. Несмотря на то, что после Великой Отечественной войны День Великой Октябрьской революции, казалось, стал менее значимым по сравнению с Днем Победы, этот праздник долгое время выполнял функцию формирования новой социальной идентичности советского народа" [7].
Человек строится не только на порывах, но и на уступках и подчинении. Идеологическими праздниками государство тестировало его на лояльность. Собственно говоря, так действует и религия, создавая массу запретов и предписаний, выполнение которых обязательно. Ученые предположили, что это работает против выхода из данной религии, поскольку тогда многолетниек усилия, затраченные на выполнение этих ограничений, пропадут.
Кстати, 23 февраля как праздник все время меняло свой смысл. С 1922 г. это был "День Красной армии", с 1946 г. - "День Советской армии", с 1949 по 1992 гг. - "День Советской армии и Военно-морского флота" [8]. А поскольку Советский Союз достаточно серьезно относился к войне и армии, то и праздник это был серьезный.
И самое главное то, что праздник как "красный день календаря" был свободным временем советского человека, поскольку на работу идти не надо было. А кто откажется от возможности не выходить на работу?
Однако все эти праздники по сути рухнули с приходом перестройки. Оказалось, что красивый "пластмассовый" мир строился на неправде, которую подгоняли под правду. Вот мнение Ю. Афанасьева и Г. Явлинского о том, что же такое была перестройка [9]:
- Ю. Афанасьев: "Вся современная Россия во всей своей феноменологической целостности и социокультурной системности, вместе со всей нашей историей, включая и протоисторию, есть ложь, миф, фальсификация, призрак, фантом. Нет ни одного существенного факта, события, явления, процесса в прошлом России и в ее настоящем, которые не были бы фальсифицированы или не представляли бы собой миф",
- Г. Явлинский: "Разговоров было очень много, но по существу смысл того, что тогда произошло, был исключительно в одном: на высшем уровне было принято решение, что люди могут говорить публично то, что они думают, и их за это не только не уничтожат и не посадят, но даже не уволят с работы. Этого никто не ожидал, ничего подобного не было с октября 1917 года. Появилась свобода слова, и ушел страх. Все. Остальные процессы развивались как следствие. Поскольку вся политическая система была построена на лжи, элемент правды оказал на эту систему сокрушительное влияние, и она развалилась".
И система потеряла свою устойчивость, признав роль неправды в ней, а вместе с ней рухнули и праздники. Они могли быть какими угодно хорошими, но за ними если не стояла прямо, то пряталась в тени неправда.
Литература
За підтримки Федеративної Республіки Німеччина
Якщо вам сподобалася стаття – читайте схожі публікації в блогах на сайті АУП – https://www.aup.com.ua/category/blog/
