Георгий Почепцов, rezonans.kz
Мы живем в мире, в котором человечество никогда раньше не обитало. В далеком прошлом оно всегда жило в физическом мире. Потом информационная революция переселила его в мир информационный. Сегодняшняя революция развлекательности отправила его в мир виртуальный. Был скачок по производству информационного продукта, в результате информации стало больше, чем возможностей по ее потреблению. Пришлось вводить новых специалистов по привлечению и удержанию внимания, ибо в противном случае информация не доходит до потребителя.
В виртуальном пространстве в прошлом родились два самых важных сакральных инструментария: религия и идеология. Они были направлены не только и не столько на унификацию поведения людей, как на унификацию того, как они думают. Залогом выживаемости больших массивов людей в прошлом всегда было одинаковое поведение и одинаковое мышление, только такой тип человек был предсказуем настолько, что с ним рядом мог жить другой. И он же не представлял опасности для власти.
Виртуальность, даже развлекательная, а не только сакральная, позволяет решать нужные типы задач, в первую очередь по воздействию на других. Например, специалист по разведке, профессор Букингемского университета Энтони Глис обращает внимание на мульфильм “Маша и Медведь”: «Маша бывает дерзкой, даже несносной, но также и решительной. Она пытается прыгнуть выше головы. Не будет преувеличением сказать, что она ведет себя по-путински» [1].
Сочетание пропаганды и развлекательности есть сегодня, но еще сильнее это было развито раньше. Это был один из основных инструментов тоталитарных государств, поскольку в кино или театр человек идет сам, его туда не надо загонять как на уроки политпросвещения. В результате он получает ту же информацию, что и на уроке только в мягкой форме, которая не вызывает отторжения.
Китай запретил два популярных мультфильма на своей территории [2]. Это фильм о Винни-Пухе, поскольку первое лицо пародируется именно так в интернет-мемах. А Пеппу Пиг запретили тоже за продвижение гангстерской психологии, поскольку в Китае именно наколки с ней стали популярны в соответствующей среде [3].
Литву тоже волнует “Маша и Медведь”: и политики, и госбезопасность, и даже президент, – все увидели там закодированный политический месседж [4]. Китай обеспокоил Винни-Пух после встречи председателя Си и Обамы. Тогда и возникла эта визуальная ассоциация [5].
В тоталитарных государствах искусство естественно сочеталось с пропагандой. Не умолкают, например, по сегодняшний день споры о Лени Рифеншталь. Одна из сегодняшних книг о ней начинается с интервью Л. Рифеншталь 1937 года одной из американских газет: “Для меня Гитлер – самый великий человек, который когда-либо жил на Земле… Он красивый, умный, обаятельный. У всех великих мужей Германии – Фридриха Великого, Ницше, Бисмарка – были какие-то недостатки. Есть они и у соратников Гитлера. У него одного их нет” [6].
Тоталитарное время прошло. Сегодняшняя пропаганда, вероятно, должна ориентироваться на другие ценности. Тоталитарная пропаганда демонстрировала мощь и величие. Это легко отобразить физически, что было важно, поскольку тогда и враги, по сути, были физическими. Сталинские высотки и метро тоже были такой физической демонстрацией мощи, которую мог прочувствовать каждый.
Сегодняшние государства видят свою силу в интеллектуальном развитии, в опережении других в мозгах. П. Щедровицкий говорит, что Силиконовая долина “выполнила свою основную функцию — создала условия для «застройки» первого технологического коридора новой промышленной революции. Помните: все «в цифре». Это во многом результат работы Силиконовой долины за 30 — 40 лет. Она отработала свою роль, причем хорошо отработала. Сейчас это очень дорогая территория. Поскольку были созданы основные разработки в области цифровизации, там теперь живут богатые люди” [7].
И еще о будущем: “Прежде всего непонятно, какая социальная группа сформируется и станет локомотивом новой промышленной революции. Потому что нулевая промышленная революция — это, конечно, буржуазия. Первая промышленная революция — это рабочий класс, рабочее движение. Вторая промышленная революция — это условно менеджер, организационный класс. А вот третья — непонятно. Пока нет ответа на этот вопрос, а ведь политика, институты — это в большей или меньшей степени всегда инструмент доминирующего класса. Поскольку непонятно, какой будет доминирующий класс, то непонятно, какие инструменты ему понадобятся, как он будет обращаться с существующими институтами, как он будет их трансформировать” (там же).
А также о роли свободы для развития: “Есть даже такая разумная теория, что тот факт, что в Европе было много маленьких государств и они между собой конфликтовали, к тому же светская власть в целом конфликтовала с церковью, создал эти микропространства для свободы, которые потом приобрели сетевой характер.
Если бы у Колумба не было возможности поехать из Португалии в Испанию, получить деньги на свою поездку, то никуда бы он не поплыл и ничего бы не открыл. Свобода — это эффект многообразия и наличия там незастроенных мест для нового. Маркс не случайно поехал в Лондон из Германии и там — в центре современного капиталистического мира — критиковал капитализм. А они смотрели на него и говорили: «Смотрите, у нас живет главный критик капитализма»” (там же).
Система страха как основа управления массовым сознанием ушла в современных государствах. Якобы существующее “кольцо врагов” еще есть, поскольку оно позволяет объединять граждан вокруг лидера. Если система страха ушла, то осталась система обмана, которая была столь же значимой в прошлом.
Любые войны, горячая или холодная, губят человеческие ресурсы, но развивают интеллект, являясь стимулом, например, для создания новых технологий, включая и новое оружие, что автоматически ведет к развитию науки и образования, как это было в Советском Союзе. Сегодня без реальных врагов все это деградирует. Даже медицина росла и развивалась из страха, что надо будет спасать раненых, поэтому развивалась в первую очередь хирургия, а заодно с ней и другие сферы.
Главное, чем занято государство, это управление врагами. Их может и не быть в реальности, но они очень необходимы для поддержания баланса любви к власти. Враг всегда будет хитрым и коварным, а граждане беззащитными, чтобы они могли ощутить необходимость существования государства как защитника.
Сужение возможностей по применению физического насилия к гражданам со стороны государства, пришедшее в наше время, выдвигает на первое место другие варианты упорядочивания коммуникаций и поведения граждан, поскольку проблема лояльности граждан не только сохраняется, но даже усиливается. Государство как главный игрок все равно требует унификации слов и поведения, правда, не в тех масштабах, которые были в прошлом, например, в сталинское время. Тогда система была построена на трансляции и повторе ограниченного набора месседжей. Сегодняшняя система, когда из-за снятия запретов число возможных информационных вариантов стремится к бесконечности, реализует другой вариант управления.
Одним из его вариантов является порождение большого числа правильных высказываний, которых должно функционировать больше, чем высказываний “неправильных”. Это происходит, когда государство пытается удерживать нужную ему точку зрения, задействуя для этого множество голосов. В этой функции выступают не только журналисты, а бесконечное число комментаторов, политологов, блогеров. Перестройка как раз была примером обратного свойства, когда контр-системные голоса, которых стало больше, победили системные.
Телевизионное вещание остается на постсоветском пространстве либо государственным, как в России, либо зависимыми от государства, которое может влиять на собственников каналов. При этом следует напомнить, что в США, например, в принципе нет государственных СМИ, кроме тех, что вещают на зарубеж.
Телевидение раньше других открыла врата в визуальную цивилизацию и визуальные коммуникации, которые стали сегодня во многом доминирующими. Визуальная коммуникация во многом носит облегченный характер в сравнении с прошлой вербальной, так как существенная часть информации считывается глазами, что не требует языка для кодировки и раскодировки этой информации. Во всех масштабных воздействиях в истории человечества визуальное имело более массовый характер. Это, к примеру, парады и демонстрации, которые всюду и везде прославляют власть. Например, по числу плакатов, посвященных тому или иному персонажу истории, можно определять линию “любви государства” на данный момент наиболее точно. Сегодня такую функцию стрелки “политического компаса” выполняют политические ток-шоу. Они лучше всех знают список врагов. Причем именно данного момента, поскольку в турбулентные времена истории политика меняется быстрее, чем это успевает сделать массовое сознание. Этот разрыв объясняется тем, что массовое находится во вчерашнем дне, а политики успевают ускользнуть в завтрашний.
Возникают разного рода несоответствия между мозгами элиты и населением, например, С. Митрофанов отмечает: “Если Россия на стороне своего христианского сателлита Армении, то почему она называет нынешнее политическое руководство Армении «мразями»? Притом, что слово «мрази» или выражение «соросовские мрази» звучат в эфире многократно. Таким образом, получается не очень понятно, был ли у России энтузиазм защищать «мразей» и почему «соросовские» – от имени американского миллиардера и мецената Джорджа Сороса – имеет безоговорочно негативную коннотацию? В частности, пропагандисты Сороса обвиняют в том, что: «Фонд Джорджа Сороса, которого называют крестным отцом «цветных революций», начал работать в Армении с 1997 года и выделил свыше 48 млн долларов США более чем 200 организациям. Это сразу было похоже на часть более крупного плана. Так, Фонд Сороса инвестировал 5 млн долларов в средства массовой информации, под предлогом развития независимых СМИ Армении. Это большая цифра для страны, где более 23% населения живет в бедности».
На самом деле, в 90-е Фонд Сороса раздавал деньги в том числе и в России на российские гуманитарные инициативы, притом, что сам Сорос ничего не проверял и на чем не настаивал, не говорил «идите и чего-то подожгите», и что-то не слышно было, что эти дотации кому-то мешали. Конечно, Сорос – рыночник и либерал и поддержал инициативы рыночные и либеральные. Каюсь, я сам получил небольшие деньги в размере 1000 долл. на развитие исторического сайта, которые помогли пережить дефолт 1998 года (*смотрите: от России дефолт, от Сороса помощь, но «мразь» почему-то Сорос), и выражение «соросовские мрази» меня коробит” [8].
Мы живем в эпоху не только избытка информации, но и в эпоху информационного дефицита, поскольку многое все еще прячут от нас. Приведем такой пример из современной статьи о Ленине: “Я побывал в “скромных” 4-комнатных квартирах в Париже: в чудесной квартире на Rue Beaunier и в не менее прекрасной на Rue Marie Rose. Кстати, Ленин даже в ссылке в Шушенском занимал целый дом из трех комнат и имел прислугу. A про то, что подавали “пролетарскому вождю” к столу, я узнал от своего научного консультанта, хозяйки “конспиративной” квартиры Ленина в Петрограде Маргариты Васильевны Фофановой. По ее свидетельству, Ленин, к примеру, без водки и пива за стол не садился. Даже приведенные факты дают основание для вывода: мы знали о Ленине не более того, что считал нужным довести до широкой общественности идеологический аппарат ЦК КПСС. Между тем многие документы, относящиеся к личностной и политической биографии Ленина, десятилетиями оставались засекреченными” [9].
Давайте признаем себе честно, мы живем в мире не реальности, а “снов/мечтаний”, поэтому мы потребляем такое бесконечное количество виртуальной продукции. Люди все больше живут в виртуальном мире, чем в настоящем. Первым примером такого рода стала японская молодежь, где люди могут месяцами не выходить из дома, погруженные в видеоигры.
Видеоигра – один из инструментов визуального мира с высокой степенью вовлечения аудитории. Книгу можно отложить, видеоигру – никогда. Поэтому зрители не отходят от экрана телешоу, ведь там работают не только социологи и психологи, но сегодня появились и новые специалисты по удержанию внимания. Точно так история повторяется и в случае телевизионных ток-шоу, от которых тоже зритель не может оторваться.
Видеоигра строится на активности игрока, он выбирает варианты своего поведения, но поскольку он должен выигрывать, а не проигрывать, эти варианты детерминированы. Телезритель привязан к телевизору, казалось, что у него вариантов немного: слушать или выключить, переключить на другую программу, но мы забываем, что не слушать он не может. Это зритель, который уже смотрел предыдущую программу, и на последующую приходит сознательно, поскольку хочет получить те же эмоции.
Видеоигра имеет четкие параметры цели. К этой цели может стремиться игрок, но ею косвенно можно увлечь и зрителей. Для живых зрителей нужны такие же живые враги или их олицетворение в студии в виде неправильных экспертов. Тогда нудный политологический материал превращается в живую схватку хороших и плохих. Зритель всегда любит быть на стороне победителей.
Телевизионные политические ток-шоу построены так, что эксперты все время потрясают кулаками, обвиняя врагов государства. Здесь надо также моделировать случайный, а не запрограммированный процесс. Именно так готовят сюжет такой передачи. Судя по зарплатам и журналистов, и “мальчиков для битья”, которые представляют “нехорошие страны”, это весьма важный виртуальный щит государства, воспитывающий граждан в нужном направлении. В свое время всех шокировал уровень зарплат этих пропагандистов [10]. Откуда миллионы в не столь богатое время? Источник один – расходы бюджета на поддержку СМИ в 2021 году увеличиваются на 40% [11]. И среди получателей “иностранные мальчики для битья”: “Ковтун является «самым дорогим» гостем эфиров. «Его месячный заработок со всех шоу и каналов — от 500 до 700 тысяч рублей. Иногда до миллиона в месяц». И: «Примерно столько же получает Майкл Бом. У американца вообще есть эксклюзивный контракт и ставка. Он обязан посещать определенное число эфиров»” [12].
Когда ты смеешься над другим, над иной страной, это явно поднимает тебя выше объекта смеха. Тебя подняли эмоционально, и никакая рациональная мысль не сможет убить это ощущение.
Эти передачи направлены на тот тип врага, которого видит в этот момент власти России. Нам представляется, что все началось раньше, с более мягкого варианта смеха в передаче “Прожекторперисхилтон” [13]. Но и тогда смеялись и язвили по поводу стран Балтии и Беларуси. Команда сценаристов обслуживала нескольких ведущих, которые сами из себя даже шутки не могли выдавить. Но это был более юмор, чем политика. То есть мягкая сила, теперь же эта сила расцвета и стала жесткой. Как оказалось, мягкая сила не особенно интересна государству при разговоре с массовой аудиторией.
Закрытие программы “Прожекторперисхилтон”, случившееся в 2017 году, С. Светлаков объяснил цензурой: «Остроты на телике абсолютно нет, потому что форматы телеканалов не позволяют это делать. «Прожекторперисхилтон» закрылась именно из-за того, что нам помешал формат, и мы не захотели выглядеть идиотами. Мы какие-то вещи не освещаем в стране, а говорим про то, что в Норильске суслик родил еще одного суслика. И про это шутим»[14].
Цензура – это чисто по-ленински. В теории одно, в реальности – другое. Сегодняшние исследователи акцентируют: “Сын учителей, Ленин верил в трансформирующую силу идей настолько, что считал образование может произвести “нового человека”. В этом отношении он был более гегельянцем, чем марксистом, ставя политику над экономикой, а сознание над классовой позицией. Он выступал за общую грамотность, общественные школы и бесплатные общественные библиотеки. <…> В царской России существовала цензура. Как журналист Ленин с ней многократно сталкивался. В своих дореволюционных работах он не защищал цензуру. Однако после революции 1917 он сразу же ввел цензуру как “временное средство”[15].
Вот, что рассказывает один из авторов шуток для “Прожектораперисхтилтон”: “Платили там очень хорошо. Это тоже влияло на представление о том, что ты занимаешься работой мечты: Первый канал, бешеная зарплата. Самые сильные авторы получали до 10 тысяч евро в месяц. И это все равно для сценариста не основной заработок, главные деньги — это халтуры, когда ты пишешь сценарии дней рождения, церемоний и т.д. Там за один вечер можно было месячный заработок поднять. На Первом, конечно, ты не мог шутить про понятные вещи. Но это и хорошо, с другой стороны, когда у тебя есть такая цензура, — обходя ее, придумывая двухэтажные шутки, получается гораздо тоньше и круче, чем когда шутишь просто в лоб. К тебе никто не приходит и не говорит: так нельзя. Вся цензура в тебе происходит, ты сам понимаешь, что такую-то шутку можно не сдавать, потому что ее не утвердят или потом вырежут.
Нет никаких партсобраний, где говорят: «Ребята, давайте хорошо пошутим про Путина». В России 91 процент населения черпает информацию из федеральных каналов. Я вообще не представляю, какой была бы программа «Прожектор», если бы она выходила сейчас, во время Крыма и Украины. Это был бы … [крах]. Ну или она бы не выходила из-за траурных мероприятий. Так что хорошо, что ее не стало” [16].
Никакой зритель не задумывается над тем, что его просто обводят вокруг пальца, создавая шуточки про бывших соседей: сначала это была Прибалтика и Грузия, потом Украина и Беларусь, теперь будет и Молдова…
А то, что это во многом ложь, становится не так важно. Специалисты по загрязнению информационного пространства говорят так: “Самой явной проблемой с любым типом информационного загрязнения является то, что это тип лжи для политических целей. Но рассматривая вопрос только в терминах лжи недооценивает и неверно характеризует более грандиозные обманы, которые увековечиваются в зеркальном домике веселья Интернета. Ложь является не тем же, что и обман. Ложь – это сознательное говорение того, что вы сами считаете неправдой с целью ввести в заблуждение вашу аудиторию. Я могу сделать это без лжи (молчание в ключевой момент, например, может быть обманным). И я могу лгать вам без обмана. Это может быть, когда вы скептичны и не верите мне, но это может быть и потому, что то, что я говорю, непреднамеренно верно. Другими словами, вы врете, но не обманываете. Это тогда предполагает, что обман имеет место, когда кого-то реально заставили поверить в то, что является неправдой. Обман, как считают философы, это термин успеха. Обман может произойти даже без неверных представлений” [17].
В основе всей этой системы обмана лежит мягкая сила, поскольку люди получают приятную для них модель мира. Конечно, она будет расходиться с реальностью, но это уже становится не так и важным. Если в физическом пространстве все живут по-разному, то в виртуальном – общая благодать. По этой причине человек берет вину за свою плохую жизнь на себя, отодвигая государство из числа виновных.
М. Шевченко говорит еще так: “Российские власти стали просто глиняным гомункулом, из которого вытащили волшебную бумажку! Они живут по инерции, двигаются по инерции — у этой политической системы нет никаких перспектив и стимулов! Наши власти полагают, что они антизападные. На самом деле — западные. Вся их мечта — быть частью Запада, их просто туда не взяли. Не взяли этих, но возьмут кого-то других. Между тем, смысл России — быть вообще не-Западом, быть иным пространством. А они не справились с той задачей, с той возможность, которая им выпала судьбой. Они — это власть имущие. Они хотели войти в мировое цивилизованное пространство на каких-то своих основаниях — не получилось.
В итоге, Россия разорена, народ живет кое-как, правящая элита фантастически богата, везде процветают коррупция, хищения вскрываются на миллиарды рублей. Это полная деградация, полный распад системы. Конечно, в этой ситуации — только полицейщина, только фашизация, только террор. А что еще остается правящей верхушке, которая не может дать народу никакого будущего?!” [18].
Кто же эти эксперты, преодолевающие страны и расстояния ради того, чтобы покрасоваться на чужом экране? Это совершенно разные люди, но они обладают одной общей чертой – странными биографиями, которые в норме вообще не дали бы им возможности приблизиться к аудитории, прикрываясь неопределенным словом “эксперт”. Причем часто он прилетает из другой страны, но почему-то хорошо говорит по-русски. Начнем удивляться… Всех расположим по одной схеме: Имя + Информация. И ничего лишнего…
Яков Кедми: “Вообще-то, изначально его звали – Яков Иосифович Казаков. Родился он в 1947-ом году в славном городе Москве, в семье обычных советских инженеров. Успешно закончил среднюю школу. Устроился на завод бетонщиком-арматурщиком. Учился заочно в МИИТе. Обычная советская биография, короче говоря. Скромная и достойная…. Но в феврале 1967-го года Яков приходит (совсем не скрываясь, средь бела дня) в израильское посольство и заявляет, что хочет иммигрировать в Израиль. Естественно, что израильские дипломаты решили, что имеет место быть коварная провокация со стороны советского КГБ, и Якову Иосифовичу в просьбе было отказано. Кедми (Казаков) настаивал. Но ему не верили. Через некоторое время Яков незаметно(!) пробрался (!) в американское посольство (!) и потребовал (!) у американского консула (!) выезда в Израиль. Какой напор, какая потрясающая целеустремлённость…. В мае 1968-го года Яков пишет официальное письмо в Верховный Совет СССР, в котором красочно осуждал политику антисемитизма, отказывался от советского гражданства и провозглашал себя (в одностороннем порядке) гражданином Израиля…. Но с израильским гражданством всё было совсем непросто. Не было, как на зло, у Якова родственников в Израиле. Ни ближних, ни дальних.
То есть, о «воссоединении семьи» и речи быть не могло. Ситуация с отъездом в Израиль снова зашла в тупик…. А тут настойчивым гражданином Казаковым и КГБ, наконец-таки, заинтересовалось. Начались многочасовые встречи/беседы/допросы. И так Яков был убедителен, так «достал» обычно невозмутимых «кэгэбешников», что в феврале 1969-го его, всё же, выслали из России. Мол, себе дороже – с такими связываться…. Вот, такой он, Яков Кедми, настойчивый и упрямый…. Но на этом дело не закончилось. Отнюдь. Он то в Израиль прибыл, а его родителям в выезде из СССР было отказано. Но Яков же – упорный. Полетел в США и прямо перед знанием ООН устроил образцово-показательную голодовку. Поднялся скандал и власти СССР сдались: выпустили родителей Якова из СССР. Вот так вот….” [19].
Евгений Сатановский:
Чем дальше страна, тем более странными оказываются обстоятельства непреодолимой силы, которые ведут “эксперта” к телепередаче, собственно говоря, они и делают из него вдруг “эксперта”. И не меньшее количество людей хочет поделиться с нами рассказом о нем.
Грег Вайнер:
Все это, как видим, якобы очень иностранные эксперты, правда, почти за каждым из которых есть другая его фамилия и даже хорошее знание нашей нецензурной лексики.
Но есть и, наверное, единственный человек, вероятно, под своей фамилией – Майкл Бом, который тоже попадает в разные ситуации:
Не забудем и украинского эксперта, не столько известного в Украине, как в России – Вячеслава Ковтуна. Иногда его даже бьют, но это, видимо, входит в ту сумму, которую он получает, а это до десяти тысяч долларов в месяц. За ним тоже тянется шлейф событий:
Кстати, есть еще один украинец, хотя он и менее активен в плане попадания в скандальные ситуации – В. Трюхан [34 – 37].
Каким бы ни был сильным политологом человек, но, когда он попадает в руки сильного медиа-игрока, которого обслуживает вся инфраструктура телеканала, любой оппонент всегда проиграет. Его не только обсмеют, но и побить могут.
Кроме профессиональных “американца” и других, есть еще профессиональный “прибалт” – Андрис Лиелайс. Как и все другие, абсолютно все из перечисленных, он тоже никакой не политолог, а актер, которого, кстати, тоже коснулось выставление из студии [38].
Андрис Лиелайс:
Одни и те же люди шагают по всем каналам, поскольку других-то нет: “С 2014 года Андрис Лиелайс стал завсегдатаем политических ток-шоу на российских телеканалах. Он частый гость в программах Владимира Соловьева, Романа Бабаяна, Ольги Скабеевой и Евгения Попова. Выступает как эксперт в политических дискуссиях. По большей части высказывается о конфликте между Западом и Прибалтийскими республиками и Российской Федерацией” [40].
Такая же управляемая ситуация существует и в новостях. Они важны, поскольку к ним в первую очередь обращается человек, чтобы понять сегодняшний день. Причем сегодня создана еще одна линия, интересующая всех. Это Ковид в ее конкретной ежедневной реализации: ежедневное число заболевших, число умерших. То есть информация может забрать у нас больше внимания, чем раньше.
Управление текущими ситуациями на экране и с экрана всегда сложно. Уследить за происходящим дано не всем. Власть ведь тоже не может давать ежесекундной интерпретации. Реальность всегда будет ее обгонять. А за ошибки бьют…
Вот, что говорит один из редакторов: “Идеологическую повестку нам, шеф-редакторам, не формулировали, мы двигались в общем русле. У многих интуиция на таком уровне, что без указания сверху мы всё правильно даём в эфир. Помню, кстати, как президент и премьер-министр сделали противоречивые заявления по поводу Химкинского леса. Премьер дал один комментарий, президент другой. Воронченко, которая в тот момент была на Дальнем Востоке, вообще слилась: «Выкручивайся сам». В общем, сделал все правильно – противоречий между словами президента и премьера в эфире не было… Проблемы возникают редко, потому что нам заранее говорят, что не давать в эфир. Например, прошлым летом арест ректора Дальневосточного университета. Замдиректора «Вестей» сказал «не давать». Выяснять причины я не стал. Иногда бывает, что вводные меняются несколько раз в течение дня, ситуация же развивается, бывает, что и в течение получаса приходится, что называется, в прыжке переобуваться. Со временем формируется профессиональная интуиция, ты понимаешь сам, что дать в эфир, что не дать. Советуешься, если сомнения” [41].
Телевизионные политические ток-шоу вообще говорят сразу обо всем, ведь врагов много, и они все разные: «Кто против?» – еще один гремучий компот из дискуссии о Сирии, Украине и автокефалии. Цель этих передач одна: использовав любой предлог, обострить конфронтацию между Москвой и Киевом. А предлогов, к сожалению, хватает. В студии новой программы Соловьева – те же самые эксперты (Вячеслав Ковтун и Ко). Дежурная агитбригада, которая делает вид, что разбирается во всем (от Ближнего Востока до истории дипломатии). А на самом деле эти «эксперты» не разбираются ни в чем. Сегодня на ТВ не нужны специалисты – достаточно кричать, нагонять жути и недолюбливать США и Украину» [42].
За всем этим стоит серьезная организация всего, множество экспертов, обилие тем, обеспечение нужной реакции аудитории: “Сама структура работы следующая: всего в программе трудится пять или шесть бригад, состоят они из 3-4 человек – это белая кость. Шеф-редактор бригады, человек, отвечающий за видео, человек, отвечающий за предварительную подготовку сценария. И два стада: одно – побелее, редакторы по статусным экспертам, на них общение с випами; и второе стадо – это уж совсем работа для рабов, так называемые редакторы по репликантам. У меня эта должность ассоциируется с доисторическими животными. Что такое редактор по репликантам? Более стремную работу найти невозможно – это человек, отвечающий за вскакивающих и тянущих руку людей из народа, их даже не подписывают титрами, они лишь вставляют свои реплики” [43].
Общая картинка, получаемая в результате, такова: “Типичное ток-шоу на федеральных каналах российского ТВ выглядит сейчас так: десяток и больше «экспертов» одновременно кричат на человека, осмеливающегося высказывать альтернативную точку зрения. Вырос спрос на тех экспертов, которые кричат громче других и готовы занимать радикальные позиции в рамках текущей генеральной линии, — на их фоне официальные сторонники умеренности выглядят вполне здравомыслящими людьми. Телезритель привыкает, что с экранов телевизора вполне можно рассуждать о «радиоактивном пепле», затем жестокость и агрессия переносятся в повседневную жизнь” [44].
С одной стороны, телевизор моделирует жизнь, с другой – жизнь моделирует телевизор. Ведущему надо создавать “слаженно играющий оркестр” из разных экспертов, поэтому они повторяются, так как с новым человеком работать тяжело. Более того, одни и те же люди переходят с канала на канал.
И, напоследок, вернемся к идее видеоигры, которую напоминает ток-шоу. Получается, что это в принципе самый распространенный тип видеомышления граждан: “Чуть ли не каждого второго жителя РФ причислили к геймерам. Их расходы на видеоигры в этом году могут превысить 1 млрд долл. Разработчики видеоигр способны внести вклад в цифровую экономику, но эта индустрия не включена в повестку цифрового развития страны, обратили внимание в Аналитическом центре при правительстве. Драйвер игровой индустрии – мобильные игры. Если добавить к расходам граждан на игры покупку мобильных устройств, то выяснится, что эти затраты сопоставимы с расходами на основные продукты питания” [45].
Развлекательность пришла в политическое вещание. С одной стороны, от эксперта требуется, как говорят за кулисами, “оручесть”, с другой, он должен уметь удерживать внимание даже с помощью краткой реплики. Часть из них выступают в роли политических клоунов, которых разрешено высмеивать.
То есть перед нами типичный вид мышления. По этой причине и другие видеопродукты, чтобы достичь успеха должны моделировать определенные его характеристики. Ток-шоу – это еще одна видеоигра, но сразу для всех граждан, призванная не только нести, но и активировать вновь и вновь правильные с точки зрения государства мысли в головах граждан.
В этой кукольной пьесе все действия распределены между друзьями и врагами, поскольку пропаганда пытается управлять массовым сознанием с помощью образов врагов в головах граждан. Социологи в свое время говорили, что они проверяют не само массовое сознание, а телевизор, так сильна управляющая суть телевизора. Сегодня Левада-центр дает такое расположение врагов: 70% считают врагом России США, 14% – Украину, 10% – Великобританию, по 7% – Евросоюз и Польшу.
Но враги должны что-то делать, чтобы быть признанными таковыми. Поэтому точкой отсчета являются нарративы о врагах. Враг все время должен делать что-то нехорошее, чтобы он не ушел из поля внимания.
Враги редко меняются: “Если Беларусь стала одним из объектов пристального внимания российских СМИ в последние месяца три, то Украина вызывает особый интерес уже не первый год. В сюжетах, посвященных Беларуси, регулярно присутствует Украина и для демонстрации контраста отношений Беларусь-Украина и Беларусь-Россия, и для формирования образа врага в лице Украины. Один из нарративов, который сформирован для российского зрителя – Украина по указке и при поддержке Запада участвует в подготовке и реализации беларусского майдана. Российские СМИ обыгрывают ими же созданный ранее миф об угрозе беларусской власти со стороны Украины, о «фашистском» режиме и прочие страшилки. Зрителю транслируют нарратив, что беларусский народ мирный и лояльный к российскому, беларусские протесты в массе своей ненасильственные, но из Украины забрасывают специально подготовленных при участии ЦРУ лидеров для радикализации мирных протестов и формирования антироссийских настроений” [46].
Появился Байден, телевизор обсуждает его недостатки, мол, стар он очень. И еще “недостаток Байдена – что у него собирается служить некий демонический Тони Блинкен, ведущий родословную своих предков из Российской империи, отчего фамилию «Блинкен» у нас переводят как «Мерцающий» (сродни «Клетчатому» из «Приключений принца Флоризеля»). При этом сам Блинкен Телевизором назначен главным русофобом по некогда сказанной им фразе (*приблизительно): «В 2012 году мы думали, что Путин заинтересован интегрироваться с Западом, а теперь видим, что он возглавляет российскую клептократию, которой такая интеграция нафиг не нужна». Отнесение российской элиты к клептократии Телевизором воспринимается как злостный навет, но ведь ни для кого не секрет, что точно так же считают и значительный процент россиян, и даже целая системная политическая партия – коммунисты. О клептократизме элиты свидетельствуют также и бесчисленные аресты функционеров, хотя тут можно и возразить, что это идет «самоочищение». Во всяком случае, Блинкен, кажется, ничего клеветнического вроде пока не сказал” [47].
И. Яковенко обращает внимание на то же – телевизор сразу невзлюбил Э. Блинкена:
При этом и зрители, и эксперты, и ведущие все прекрасно понимают, играя заданные извне роли, нужные для пропагандистского воздействия. Враг должен быть страшен, но над ним можно и посмеяться. А на следующей неделе все вновь повторится. Снова врага поставим на колени. Но это кукольный враг с кукольными страстями…
Тот же В. Соловьев высказывается так: «Мне кажется, что в вопросах идеологии, идеологического переосмысления, поисков смыслов мы оказались в межвременье. Нам необходимо продумать структурно, системно и финансово иные подходы к развитию. Нам надо не бояться мыслить. Есть же задачи, которые перед нами стоят, мы видим, как на нас наступают страны НАТО, как они приближаются к нашим границам, как происходит битва смыслов. При этом мы видим образ будущего, которое рисуют американские, европейские фонды, которые не имеют никакого отношения к реалиям, но они привлекательны, это как продукция Голливуда, которая далека от реальной жизни в Америке, но замечательно продается. Но мы же в ответ на это не предлагаем ничего» [49].
И еще один из российских политологов С. Караганов говорит об идеологическом обеспечении российской политики, а точнее о ее отсутствии: “Российская линия страдает важной слабостью. Мы постоянно отбрехиваемся, играя, таким образом, на предлагаемом поле. Мы по привычке, унаследованной от прошлой “холодной войны”, доминирования Запада, уделяем ему слишком много внимания. Мы давно не проигрываем. Мы уже давно не так бедны и несвободны. А оборонительность сохраняется. То, что мы находимся в идейной сфере в обороне, вполне соответствует российской стратегической традиции – перед тем как победить, сдали Москву Наполеону, отбивались от Гитлера до Волги. А от кого мы сейчас защищаемся? От пигмеев по сравнению с теми чудовищами. Оборонительная традиция неуместна в нынешнем мире, ведет к потере куража и у элит, и у общества. А без него в России побед не бывает. Нет у нас и позитивной идеологии для самих себя, новой русской идеи. А без таких идей все великие державы рушатся или перестают быть таковыми. Мир усеян их могилами или развалинами” [50].
И практически о том же, то есть в головах витают те же идеи, говорит то ли историк, то ли идеолог В. Мединский: “Своё видение мировой истории США трактуют с момента рождения и назойливо распространяют всеми инструментами — и «мягкой», и самой жёсткой силы. США не борются, как мы, с фальсификациями истории. Они попросту беззастенчиво насаждают свою точку зрения на историю — всюду и всеми доступными средствами. От Facebook до Голливуда, от Twitter Белого дома и учебников Сороса до своих говорливых вассалов: евродепутатов, политиков государств-«лимитрофов» и прочих. Посему я бы вообще предложил постепенно отойти от позиции борьбы с «фальсификациями». Хватит оправдываться — надо насаждать, надо продавливать свою точку зрения. Тем более нам много легче, чем нашим «оппонентам». Мы говорим правду, а потому в собственной лжи, в «показаниях» никогда не запутаемся. Нам сверять свой взгляд на историю с последними «методичками из центра» не нужно. Мы оперируем только фактами, цифрами, хроникой и архивными документами. Только исторической правдой. И мы верим в то, что делаем. Мы понимаем: «борьба за историю» сегодня — это просто часть конкурентной борьбы государств, дело обыденное, пропагандистское, ведущееся осознанно” [51].
Хоть Мединский говорит “хватит оправдываться”, но оправдываться приходится, поскольку налицо отставание и в уровне жизни, и в уровне технологического развития. По этой причине и пришлось вернуться к модели “кольца врагов”, когда внутренние причины пытаются разрешить внешними. Вообще каждое выступление Мединского вызывает просто бурю отрицательных эмоций [52].
Идеология никуда не уходила. Она ждала своего часа, чтобы возродиться вновь. И в этом нет ничего плохого, если она не является агрессивно ориентированной. Но если ты видишь вокруг в своей голове “кольцо врагов”, рано или поздно это проявится и в жизни. Кстати, в Беларуси отделы идеологии есть на каждом предприятии, и вряд ли это облегчило политическую жизнь.
Все это прямые и косвенные приметы того, что мир вступает в новый период того, что обозначается в истории как долгая война. И опыт долгих войн показывает, что в этом случае нужна идеология. Без нее долгой войны не бывает, долгая война – это обязательно и одновременно идеологическая война.
Опыт таких войн хорошо изучен, поскольку мы прожили в рамках них достаточный период истории. С идеологией в голове пришлось идти на войну: “За короткий XX век в мире расцвели и угасли два «Великих нарратива»: фашизм и коммунизм. Хотя говорить об их полном исчезновении пока рано, поскольку активно действуют как ультраправые, так и левые силы. Тем не менее III Рейх и СССР, которые олицетворяли эти две идеологии, прекратили свое существование, что дало повод говорить о пресловутом «конце истории», поскольку альтернатив западной «демократии» не осталось и восторжествовал «презентизм» <…> Даже люди, причастные к созданию или поддержанию «Великих нарративов», начинают преподносить их как заранее неосуществимые проекты. Такая судьба постигла и проект «развернутого строительства коммунизма», который, наряду с насаждением кукурузы и освоением целины, стал негативным символом хрущевского десятилетия” [53].
Но население практически никогда не живет в построенном и реализованном, власть всегда отправляет его строить и реализовывать нечто будущее, но не жить в настоящем. Цели “жить” как-то не было в Союзе, она каждый раз откладывалась ради построения будущего.
В свое время поездка Хрущева в США открыла ему глаза: “Определенную роль в демонстративном соревновании мог сыграть визит Н. С. Хрущева в США, где он мог своими глазами взглянуть на «загнивающий Запад». Несмотря на всю идеологическую критику западного образа жизни, очевидных преимуществ в его уровне не заметить было нельзя. Недаром одним из самых популярных призывов того времени был «Держись, корова из штата Айова!», поскольку, как отмечали современники, все хотели перегнать Америку по мясу, молоку и прогрессу на душу населения. Можно предположить, что коммунизм представлялся как американский уровень благосостояния в сочетании с советской политической системой” (там же).
Однако Советский Союз погибает и при наличии хороших идей, и своего видения будущего, то есть уровень информационного и виртуального пространства был высок, чего нельзя было сказать о физическом пространстве. Западная картинка мира резко отличалась в этом плане от советской. И хоть советский человек видел только кино, а не реальность, он автоматически переносил это на якобы реальную американскую жизнь. Кстати, сегодня мы даже не знаем и не задумываемся над тем, какой трансформирующий потенциал заложен в телесериалах, которые безотрывно смотрит все человечество, причем одно и то же во всех странах.
В. Познер говорит: “американцы, когда открыли у нас свою выставку – я это очень хорошо помню, в 1959 году, когда с конной милицией надо было сдерживать толпы, смотревшие на простые вещи в общем-то. На американскую кухню с холодильником и стиральной машиной. Когда драки шли за пластмассовые пакеты, на которых было написано «Пепси-кола»… Драки, настоящие! Потому что таких пакетиков пластмассовых у нас не было. И оказалось, что вот такие вещи абсолютно простые, домашние, ежедневные производят более сильное впечатление и влияние на мозги, чем замечательный актер или ансамбль…” [54].
Вернувшись в наше время, мы опять видим существенный разрыв в физическом пространстве, но теперь к нему добавился и разрыв в виртуальном пространстве, поскольку уже нет своего видения мира, а есть только западное. Но оно же одновременно считается враждебным. Образуется какая-то политическая шизофрения.
Одновременно возводятся информационные и виртуальные “валы”, призванные защищать от Запада, притом, что вся техника, мода, кино – западные. И это не только весь технический инструментарий, но и практически вся виртуальная продукция: от телесериалов до видеоигр. И в них человечество проводит большую часть своего времени. Оно живет в виртуальности, одновременно незаметно для себя впитывая предлагаемую там модель мира.
Редакция сайта «Проект» считает, что эти защитные сооружения, на которые, как и на силовиков, тратятся большие бюджетные суммы, имеют вполне конкретные цели: “Главная идея, которая руководит лидером России все 20 лет, — прятать, перепрятывать и затуманивать высокими словами свое прошлое и настоящее. Уже из этой идеи рождается все остальное: конфронтация с другими странами, ориентированная на друзей экономика, скрепы, дело ЮКОСа, отравление Алексея Навального и все прочее вплоть до нелепых мелочей вроде нарощенных каблуков или фотографий с голым торсом” [55].
И еще оттуда же: “Этический облик президента не выдерживает критики, и в стране, где существуют политическая репутация и честные выборы, это непременно осложнило бы ему нахождение во власти на протяжении 20 лет. Все эти годы в стране с привлечением тысяч государственных служащих и частных лиц проводилась операция прикрытия: фиктивные должности для женщин президента, тайные резиденции и другое незаконно полученное имущество, спрятанное от общества силами государственных СМИ, спецслужб, кадастрового ведомства и множества других людей, получающих именно за это зарплату”.
В такой борьбе виртуальность призвана заменить реальность. Она всегда будет ярче и красивее реальности. По этой причине телезащита власти не умрет в ближайшее время. Никакие соцсети не могут передать это ощущение единой толпы, когда зритель ощущает себя плечо к плечу стоящим на экране персонажем. Все телешоу действуют как “Голубой огонек” советского времени, объединяя ” своих” в противостоянии “чужим”. Правда, в “Голубом огоньке” было больше объединения и меньше противостояния. Он должен был успокаивать, а ток-шоу должны будоражить.
Построенный виртуальный щит действует по известному принципу, что лучшая защита – это нападение. Модель “кольца врагов” – универсальна, она позволяет давать ответ на любую проблему, являясь средством объединения страны вокруг своего лидера. Но следует помнить и то, что разные медиаотражения мира – это не сам мир. Медиа просто удерживают наше внимание на том, что в первую важно для других.
Физическая действительность отлична от виртуальной. Живя в виртуальной, мы начинаем видеть то, чего нет в реальности, и не видеть того, что там есть. Мы становимся рабами медиаотражений, отсюда такое внимание к ним у В. Путина, а также многомиллионные затраты на воспроизводство медиакартинок в каждой квартире.
В. Илларионов, признав Познера многолетним пропагандистом, переходит к характеристике первого лица: “Сравнение между стратегиями и тактиками, присвоение Путину качества тактика и отказ ему в качестве стратега происходит в основном от западных лидеров – европейских, американских. Но у них понимание стратегии заключается в другом. В понимании большинства из этих людей, главной стратегической целью является укрепление собственной страны, повышение благосостояния собственных граждан. И с этой точки зрения недостижение этих целей свидетельствует о том, что человек не является стратегом. Им очень трудно понять, что у лидера государства главными могут быть другие цели – личные, друзей или создание империи” [56].
Результаты, достигнутые Путиным, глазами самого Путина по мнению Илларионова выглядят так: “Он уже меньше думает о том, что напишут о нем в учебниках истории, за исключением только того, что касается воссоздания так называемой исторической России – имперского проекта, который действительно ему очень дорог. А в остальном то, что отметят, как он ему кажется, идет со знаком “плюс”. Это аннексия Крыма, попытка установления контроля над Беларусью, операция против Грузии по захвату Южной Осетии и Абхазии. Может быть, первые полгода так и будет – до тех пор, пока во власти будут находиться люди, которые следуют курсу Путина. Но в исторической перспективе это будет черной страницей российской истории, которую придется пересматривать, изменять. Российские войска все равно рано или поздно уйдут из оккупированного Крыма, Донбасса, Южной Осетии и Абхазии, они будут выведены из Приднестровья. Это совершенно очевидно. И любое сколько-нибудь ответственное правительство у нас (не только либеральное) будет делать все возможное для восстановления международно признанных границ России по состоянию на декабрь 1991 года. Если, конечно, дальнейшее развитие страны не приведет к тому, что границы РФ изменятся еще, и не в ее пользу” (там же).
Для защиты себя государство и создало Комитет виртуальной безопасности в лице гостелевидения. Но это защита от собственного населения, поскольку никто другой эти передачи не смотрит. Там можно найти правильные ответы даже на неправильные вопросы.
Интересно, что и для британцев тоже телевидение остается основным источником новостей, хотя ему на пятки наступают соцмедиа [57 – 58].
Известный исследователь телевидения Д. Дондурей говорил, что глубинная госбезопасность – это охрана понимания жизни. Тех специалистов, которые занимаются мозгами граждан он назвал “смысловиками” по аналогии с “силовиками”. И те, и другие важны и необходимы: “Еще в конце минувшего века госсмысловики совершили открытие. Осознали невероятное: при умелом программировании массовой культуры предоставленные рыночной системой возможности совершенно не опасны для сохранения концепции «особого пути» российского «государства-цивилизации». Частная собственность, подключение к мировой финансовой системе, отсутствие цензуры в ее прежнем виде, подписание множества международных правовых конвенций, наличие элементов гражданского общества и даже допуск определенного объема конкуренции не препятствуют воспроизводству протофеодальных по своим внутренним кодам принципов устройства российской жизни. Оказалось, что теперь можно не наказывать людей за собственнические побуждения, за нелояльные господствующей доктрине мысли, не препятствовать поездкам миллионов граждан за границу. Наоборот, их призывают: добывайте деньги, покупайте, думайте о детях, о своем здоровье, путешествуйте, вкусно ешьте, делайте селфи, как это происходит в любой нормальной стране. Только будьте уверены, что все эти невообразимые для бывшего советского человека возможности вы получили в результате установления «порядка», «стабильности», «справедливости». А также обуздания ненавистных олигархов, восстановления утраченного чувства единства и причастности к великой стране – признанному центру силы и гаранту нового многополярного мира. Рынок оказался спасителем советского типа сознания. Его щедрым кормильцем” [59].
И еще: “Шаг за шагом, терпеливо и системно, смысловики сохраняли у строителей капитализма советский (российский трансисторический) тип сознания. Не позволили снять ни одного сериала о «красном» терроре, насильно переселенных народах, об ужасах жизни в ГУЛАГе, о массовом доносительстве, разбирательстве в парткомах интимных семейных отношений или преступности обладания иностранной валютой. На опрос «Левада-центра» «Как следует относиться к своей советской истории?» 76% россиян ответили, что «с гордостью». Вопреки всем идеалам действующей Конституции трое из каждых четырех граждан нашей страны спустя четверть века не принимают рыночные отношения и частную собственность! Они убеждены, что государство – это вовсе не система институтов, как думают бездушные экономисты. Государство – это народ, язык, культура, общая история, друзья, родители. Это, конечно же, родина и отчизна. А ныне действующая «администрация» (у нас вместо этого понятия используется более привычное – «власть»), естественно, неотъемлемая часть родины. Люди выучили, что сегодня важно противостоять любым попыткам зарубежных «партнеров» подчинить нас глубоко чуждым – нероссийским – ценностям и тем самым лишить реализации национальных интересов, а следовательно, и суверенитета. Так думать, безусловно, намного проще, чем переживать за низкую производительность труда, воспитывать анонимную ответственность или отвагу рисковать в качестве предпринимателей. Импортозамещение – вот наш концептуальный ответ на современные цивилизационные вызовы, такие как участие в трансгосударственной кооперации, в сложных производственных цепочках, умножении интеллектуальной части человеческого капитала, совмещении ценностных и моральных взглядов населения разных стран, без чего вскоре будет невозможно создавать конкурентоспособные продукты вторичной обработки” (там же).
Нам встретился и такой достаточно острый взгляд на результат всех этих в первую очередь ментальных процессов: “сегодняшняя РФ – не наследник исторической России, а осколок Советского Союза. Разумеется, со значительными модификациями. Меритократия наоборот, всевластие чиновников и силовиков, фиктивная демократия (в СССР – «социалистическая демократия»), экспортно-сырьевая экономика, доминирование крупных госкомпаний – всё это является фундаментом как советской, так и нынешней системы. Так же и оппозиция имеет соответствующие особенности. Ключевую роль и тогда, и теперь играет идеология агрессивного милитаризма и великодержавного шовинизма. Не этнического, а государственного, бюрократического. Который сейчас упрощён и избавлен от осточертевших сказок о «добром дедушке Ленине» и «комиссарах в пыльных шлемах». А заодно от революционно-освободительной романтики, которая так сильно подставляла идеологов КПСС. Теперь вся идеология с полной откровенностью посвящена культу начальства. Агитпроп восхваляет и сталинизм, и самодержавие, и крепостное право. Любой деспотизм, подчас до Батыя включительно. Российское общество, довольно сильно изменившееся после 1991 года, сохраняет принципиальные советские черты. Жёсткая социальная дифференциация. «Самоизоляция» элиты на властном олимпе. Почти полное отсечение масс от принятия политических решений любого уровня. Этот феномен, свойственный слаборазвитым странам и называемый в Латинской Америке «исключённостью» (exclusion), в СССР принял огромные размеры. И после 1991-го перекочевал в современное российское общество” [60].
Начиная с Крыма, Россия начала решать свои внутренние проблемы во внешнем мире. Но это все победы территориальные, никак не связанные с развитием страны. В этом плане они количественные, а не качественные. Это победы генералов, которые водят указкой по карте мира, а не победы для старушек, живущих от пенсии до пенсии. Это как победы Селима I, строителя оттоманской империи, которые отвлекли время и энергию католических иерархов, дав возможность поднять голову Лютеру. В результате не Селим, а Лютер стал тем, кто сделал следующий шаг в развитии человечества. Не захват территорий, а захват мозгов движет вперед мир. Мозги должны побеждать грубую силу, поскольку за окном другой век…
