Георгий Почепцов, rezonans.kz
Советская пропаганда обогатилась опытом западного пиара, создав новый тип инструментария. Над ним в России работали два специалиста, имевшие в прошлом активный ПР-опыт. Это В. Сурков и В. Мединский. Поэтому лозунг типа “вышли мы все из пиара” очень хорошо описывает суть произошедшего, когда внешние параметры воздействия уводят от содержательных. При этом очень сложно привнести изменения, ничего не меняя. А именно таков, видимо, заказ власти. В результате происходит все большее погружение в прошлое в отличие от движения в будущее.
Мы можем построить такую таблицу направленности пропагандистских усилий, добавив туда и сегодняшний третий этап:
| Этап | Создатели | Цели |
| I | В. Сурков | создание будущих смыслов (например, суверенная демократия) |
| II | В. Мединский | защита старых смыслов (например, 28 панфиловцев и под) |
| III | телепропагандисты (В. Соловьев и др.) | борьба с текущими “врагами” (например, с А. Навальным) |
То есть эта система естественным образом выстроилась по своей ориентации на разные временные периоды.
Сегодня мы попали в век пропаганды с человеческим лицом, которая как бы стоит между жесткой сталинской пропагандой и сегодняшним телесериалом. Она как мягкая сила Дж. Ная должна привлекать, а не заставлять, поскольку у нее уже нет такого ресурса как аресты недовольных, который активно использовался в сталинское время, а травма от него хранится в головах по сегодняшний день.
Пропаганда с человеческим лицом носит долговременный характер по своему воздействию, поскольку направлена на изменение мозгов. Сложность состоит только в том, что в сталинское время вес видели вокруг одно и то же, тем самым повышая эффективность той пропаганды. Сегодня все видят вокруг разное и часто то, что не укладывается рассказы пропагандистов.
Советский стиль управления массовым сознанием любил и жаловал цензуру. Это метод негативного отбора, негативной селекции, когда населению закрывают информационные и виртуальные потоки, способные бросить тень на властные слова и дела.
Цензура и враги народа – из одного лукошка. Они видят то, что нельзя увидеть, а увидев – нельзя повторить вслух. Население погружается в розовый мир вокруг. Вблизи, лично у тебя, он может быть и плох, но в целом, особенно там, где тебя нет, он идеален. Владение цензурой – это счастье для государства, никто не может его упрекнуть в чем-то плохом, оно уже по определению все делает хорошо и правильно.
И. Курилла разъясняет: “Слово «цензура» имеет и точное значение, и расширенное. В точном смысле цензурой может заниматься только государство. Либо предварительная цензура, которая запрещает публикации, как это было в советское время. Либо военная цензура, которая отслеживает информацию в переписке. Либо цензура постфактум, которая наказывает за уже опубликованное мнение. Во всех этих случаях цензурой называлось только то, что делает государство, у которого есть ресурсы для отслеживания и для наказания. В этом смысле США, наверное, единственная страна в мире, где никогда не было цензуры (кроме военной во Вторую мировую). Там с самого начала существования была «первая поправка», защищающая свободу слова от государственных запретов. Однако если мы говорим о цензуре как об ограничениях на высказывания в целом, без привязки к государству, то мы видим, что есть ещё два вида ограничения права на свободу слова. Один из них – мощное общественное мнение. Другой – корпоративная цензура, когда корпорации лишают пользователей возможностей высказываться на своих платформах. Это то, что сделали сейчас Twitter и другие” [1].
Оруэлл давно отметил способность тоталитаризма менять единственно верные истины одну на другую, не особо замечая противоречий. Вчера было правильным одно, сегодня совершенно противоположное, но оба являются единственно верными.
Оруэлл писал: “Отлаженное вранье, ставшее привычным в тоталитарном государстве, отнюдь не временная уловка вроде военной дезинформации, что бы там порой ни говорили. Оно лежит в самой природе тоталитаризма и будет существовать даже после того, как отпадет нужда в концентрационных лагерях и тайной полиции. Среди мыслящих коммунистов имеет хождение негласная легенда о том, что, хотя сейчас Советское правительство вынуждено прибегать к лживой пропаганде, судебным инсценировкам и т. п., оно втайне фиксирует подлинные факты и когда-нибудь в будущем их обнародует. Мы, думаю, можем со всей уверенностью сказать, что это не так, потому что подобный образ действий характерен для либерального историка, убежденного, что прошлое невозможно изменить и что точность исторического знания — нечто самоценное и само собой разумеющееся. С тоталитарной же точки зрения историю надлежит скорее творить, чем изучать. Тоталитарное государство — в сущности, теократия, и его правящей касте, чтобы сохранить свое положение, следует выглядеть непогрешимой. А поскольку в действительности не бывает людей непогрешимых, то нередко возникает необходимость перекраивать прошлое, чтобы доказать, что той или иной ошибки не было или что те или иные воображаемые победы имели место на самом деле. Опять же всякий значительный поворот в политике сопровождается соответствующим изменением в учении и переоценками видных исторических деятелей. Такое случается повсюду, но в обществе, где на каждом данном этапе разрешено только одно-единственное мнение, это почти неизбежно оборачивается прямой фальсификацией. Тоталитаризм на практике требует непрерывного переписывания прошлого и в конечном счете, вероятно, потребует отказа от веры в самую возможность существования объективной истины. Наши собственные сторонники тоталитаризма склонны, как правило, доказывать, что раз уж абсолютная истина недостижима, то большой обман ничуть не хуже малого” [2].
Странно и парадоксально, но всю идеологическую модель России В. Путина выстраивали два бывших пиарщика – В. Сурков и В. Мединский. Полученный результат можно описать как микс советской и антисоветской моделей. Отсюда создаются такие идеологические кентавры как: Сталин в мозгах есть, но на официальном уровне его как бы и нет. Но он приходит из массовой культуры, поскольку, к примеру, он может появиться в фильме о войне, но будет запрещен к прокату в случае сопутствующей отрицательности, как в случае “Смерти Сталина”. Государство как куратор мозгов граждан все время занято разрешениями и запретами тех или иных идей.
В. Суковатая видит также как “пробивается” в сегодняшний день и дореволюционная ментальность: “обращение к дореволюционному и досоветскому прошлому обусловлено отсутствием позитивных образцов в настоящем и надеждой установить связь между позитивными ценностями российского дворянства и постсоветского общества. В частности, «ностальгическая» маскулинность воспроизводит потребность общества после слома советской империи в поиске идеала в жизни «дворянских гнезд», «больших семейств», разоренных репрессиями 1930-х. Яркими примерами «ностальгической» маскулинности могут служить главные герои фильмов «Сибирский цирюльник» (1998), «Утомленные солнцем» (1994), «Адмиралъ» (2008), в которых мужчины репрезентируют «идеальные» качества русского офицера-дворянина, ностальгически выраженные в стихах Марины Цветаевой: «очаровательные франты минувших лет»” [3].
Получается, что идеология, которая как бы отсутствует, на самом деле жива и вытаскивает из истории то, что может быть использовано как доказательство силы и мощи, и прячет то, что будет демонстрировать слабости. Или идеология реинтерпретирует многие фигуры под этим углом зрения, закрывая глаза на отрицательные моменты. Так произошло с фигурой Александра Невского, который совмещает в себя противоположные ипостаси: отважного воина и сборщика дани для Орды. Понятно, что в идеологию отбирается то, что ей соответствует и прячется все то, что противоречит.
В советское время аксиомой было то, что идеология предопределяет правильные поступки, хотя точнее, наверное, сказать, что идеология задает идентичность, а идентичность порождает поступки. Когда идеология отрабатывала ситуацию “если завтра война”, она создавала нужных под нее типажи героев.
Пропаганда как бы отправляет нас жить в мир завтрашнего дня, потому что то, о чем она так активно рассказывает, чаще всего отсутствует сегодня. Благодаря пропаганде оно есть в информационном и виртуальном пространствах, но реально отсутствует в пространстве физическом. Например, все вражеские ярлыки, которыми оперируют пропаганда, есть только на экране телевизора, но не в реальности. Зато из них, как из конструктора Лего, легко складывать картинку нужного мира.
Причем во внутренней политике тексты могут существовать отдельно от их “спонсоров”, во внешней политике тексты начинают функционировать вместе с людьми, подталкивающим их, облегчающие их вхождение в чужое информационное пространство. Можно назвать это инструментарием проникновения, который продумывается вместе с текстом, зачастую даже раньше самого текста.
Мы прошли через несколько смен государственных режимов. И только Советский Союз системно и сознательно менял прошлую модель мира. Правда, он имел для этого достаточное количество времени, когда в конце концов и внизу, и наверху оказались люди, выросшие в рамках работающей советской идеологической машины.
Действительно, никакой программы смены ментальности на постсоветском пространстве типа той, которая была в Германии, не было. Все думали, что плохое умрет, а хорошее прорастет. Но прорастает и то, и другое.
Поэтому понятна критика фильмов, которым патронировал В. Мединский, будучи министром культуры, чье министерство распределяет деньги на кино, поскольку они несут в себе прошлый вариант идеологии как более стройный и крепкий для разговора власти с массовым сознанием. Массовое сознание ждет от власти четких сигналов, но, как правило, власть это делает редко, перекладывая все разговоры с населением на телепропагандистов. Они выступают в роли религиозных проповедников или партийных агитаторов.
Вот один из таких фильмов “Танки”, о котором глава гильдии кинокритиков В. Матизен рассказывает так: “Владимир Мединский похвалил им же инициированную картину, снятую при поддержке министерства и под эгидой РВИО, сказав, что ее сценарий «привлекает внимание достоверностью сюжета, в котором «ничего не выдумано», и подчеркнув, что это «очень правильное кино». И в самом деле, «Танки» – идеальный для него пропагандистский опус в духе «Танкистов» 1939 года, готовивших советских людей к легкой короткой и победной войне. В иных одобрительных отзывах отмечалось, что «Танки» – хороший фильм для молодого поколения, «очень простой и патриотичный», что герои «показаны «достойными и сильными людьми, которые сплочены общей идеей во благо страны и народа любой ценой пригнать танки», и вспоминалась песня тех лет: «пусть помнит враг, укрывшийся в засаде, мы начеку, мы за врагом следим». Температура отрицательных откликов намного выше. Одни возмущались тем, что реальная история перегона танков, во время которого Кошкин заболел воспалением легких и вскоре умер, превращена в фарс, что главным героем фильма является не конструктор, а сопровождающий его команду чекист, благодаря которому танки пробиваются к Москве и триумфально въезжают на Красную площадь, другие называли фильм «аттракционом невиданной глупости», издевательски спрашивали, что курили авторы, выдумывая сюжет фильма, и какой дурак из Минкульта выдал на него деньги. Словом, как констатировал Антон Долин, на выходе получился саморазоблачительный автопортрет Министерства, озабоченного отмыванием Сталина и героизацией НКВД” [4].
О нашумевшем (негативно) фильме “Крымский мост” кинокритик В. Матизен говорит так: “Что же касается «Крымского моста», то положительные отзывы на него на редкость бессодержательны: «закаты, рассветы на побережье, любовь, юмор», а отрицательные так же резки, как и приведенные выше: «пошлость и подхалимство», «мизогиния, расизм, шовинизм, фальшивый патриотизм», «образчик кумовства и бездарности», «культ личности вождей и Сталина» (один незримо стоит за великой мостостройкой, а другого неустанно поминает добрым словом герой фильма, крымский татарин, одобряющий депортацию собственной семьи). При этом противоположные взгляды на присоединение Крыма нередко приводят к одинаковому неприятию «Крымского моста» – конъюнктура претит независимо от политической ориентации. И, наконец, часть зрителей резонно возмутилась тем, что «навязчиво эротическому фильму, в котором содержатся откровенные сексуальные сцены», а «сам Крымский мост — не что иное, как визуальная метафора к долгожданному геополитическому совокуплению России и Крыма», присвоен возрастной ценз «12+». Что, между прочим, происходит регулярно – министерские надсмотрщики занижают проходной возраст для «своих» фильмов и завышают для «чужих»” (там же).
В принципе государственная система не может производить фильмы, которые ей будут противоречить, и это правда. Но пропаганда тоже не может быть настолько прямолинейной, чтобы зрители начинали от нее отворачиваться. В высших своих проявлениях пропаганда становится искусством, настоящим искусством.
Даже Геббельс говорил о фильме С. Эйзенштейна “Броненосец Потемкин” перед своими собственными пропагандистами такие слова: “Это чудесный фильм, равных которому нет. Причина – в его силе убеждения. Всякий, у кого нет твердых политических взглядов, может обратиться в большевика после просмотра этого фильма. Он предельно ясно показывает, что искусство может быть тенденциозным и успешно распространять даже худшие из идей, если это делается с выдающимся мастерством” [5].
О периоде “любви” между Германией и СССР известно такое: “В обеих столицах пришли к выводу, что идеологические противоречия двух режимов следует приглушить и взять курс на культурное сближение. В Германии сняли с проката “Броненосец “Севастополь”. В СССР исчез из кинотеатров “Александр Невский” Эйзенштейна, в котором русское войско громит Тевтонский орден. Перестали показывать и все перечисленные выше антинацистские картины. На двусторонних переговорах то и дело заходит речь о том, что неплохо было бы подписать соглашение о культурных обменах” (там же).
А при приближении к войне два диктатора все еще пытались обмануть друг друга: “7 февраля 1940 года в Берлинской государственной опере состоялась премьера – “Жизнь за царя”. Опера Михаила Глинки после революции не ставилась у себя на родине 22 года. С ее монархическим сюжетом не знали, что делать. Пробовали перенести действие в обстоятельства советско-польской войны 1920 года. Наконец, новое либретто написал поэт Сергей Городецкий: теперь поляки ищут не юного царя Михаила Федоровича, укрывшегося в монастыре, а дорогу на Москву. Ликующий хор в финале поет вместо “Славься, славься, наш русский царь” – “Славься, славься, ты Русь моя”. В этой версии опера была поставлена на сцене Большого театр” (там же).
А Эйзенштейн поставил Валькирию в Большом театре. Ему позвонил с таким предложением главный дирижер Большого театра Самуил Самосуд: “Звонок этот имел место 30 декабря, спустя пять дней после обмена теплыми посланиями между Гитлером и Сталиным по случаю 60-летия советского вождя. Вряд ли стоит сомневаться в том, что идея поставить “Валькирию” исходила из самых высоких инстанций. Вагнера в СССР перестали ставить в 30-е годы. Советскому правящему ареопагу он представлялся непонятным мистиком, к тому же было известно, что Вагнера обожает Гитлер, считая его истинным выразителем арийского духа. Но именно это и стало решающим фактором в создавшейся политической обстановке”
Фильм или спектакль – это политический жест, даже когда речь идет о произведениях далеких веков. Там функционирует не только то, что сказали автор, но и то, что думает на этот момент зрители. А они просто физически не могут думать о современности.
Где властью создана в головах граждан более вымышленная страна, то есть оторванная пропагандой от реальности, тем страшнее ее возвращение в реальность. Например, рассказ о реформах и успехах в медицине на постсоветском пространстве и разразившаяся на сегодня пандемия. Они вступают в противоречие друг с другом, и пропаганде в этом случае сложно победить.
Все это говорит о том, что госпропаганда что-то строит, что по ее мнению должно стать “скрепами” сегодняшнего дня, поскольку переходит сюда из дня вчерашнего или даже позавчерашнего. Пропаганда никогда не действует случайно. За этими решениями стоят анализы социологов и психологов, которые подсказывают власти ключевые точки истории, которые хотя и фальшивы, поскольку за ними нет правды, но важны для общей картины, позитивной для власти, поэтому нельзя допустить их исчезновения из социальной памяти.
Мединский боролся со всеми с кем мог. В его биографии есть подразделы конфликты, скандалы, плагиат, что совершенно необычно для государственного деятеля [7 – 8]. Странно, но будучи еще студентом МГИМО в 1991 и 1992 годах Мединский проходил практику в посольстве СССР, а затем России в США.
Интересно, что Мединский родился в 1970 г. в Украине, в Черкасской области, в 1987 г. вдруг поступает в МГИМО. Биография на его собственном сайте не проясняет этот переход, эти две строчки просто стоят рядом. Но из других биографий можно понять, что он родился в семье военного, который потом был переведен с Украины.
Человек наиболее часто переносит свои управленческие навыки из одной среды в другую. То, что он уже умеет, всегда первым придет ему на ум, особенно в критической ситуации
Активный характер Мединского во времена его бытия в качестве министра культуры описывают так: “Мединский — из породы активных военных идеологов, настоящий комиссар, поэтому фразу Владимира Ильича «из всех искусств для нас важнейшим является кино и цирк, пока народ безграмотен», понимает как директиву, кроме, конечно, слова «цирк», уверен давний оппонент министра культуры главный редактор журнала «Искусство кино» Даниил Дондурей. По этой причине, утверждает Дондурей, министр впервые с 1992 года не отдал министерский департамент кинематографии на попечение своим заместителям: «Каждое значимое движение в этой сфере курирует сам. Может быть, время от времени советуется с Никитой Сергеевичем Михалковым». Одно из последних предложений в этой области — введение налога на иностранное кино в российском прокате” [9].
Быть выпускником МГИМО является обоюдоострой характеристикой. Приведем примеры этого двойного понимания:
– “Быть выпускником МГИМО в Чехии и Словакии означает БЫТЬ БЫВШИМ АГЕНТОМ КГБ или чешской StB (Státní bezpečnost, Государственная безопасность) и партийным коммунистическим кадром” [10];
– “То, что в МГИМО вербуют в спецслужбы, — ни для кого не секрет. Пишет тебе староста или из руководства факультета, зовут в кабинет. На нем табличка — «Выдача загранпаспортов». Ну и там какой-то человек в штатском может начать рассказывать, как ты нужен родине и как нужно со стажировки в МИДе прямо все, что слышишь, передавать. Но это все так бестолково, ничего серьезного из этого не выходит, — рассказывает побывавший на такой встрече выпускник главного дипломатического вуза страны 2010 года” [11];
– “Учеба в МГИМО была доступна для детей номенклатуры или для тех, на кого делали «ставку» спецслужбы – с «прицелом» на последующую работу за рубежом под дипломатическим прикрытием” [12].
Тогда эта ситуация со стажировкой студентом в посольстве становится понятной, как и приближение к Путину, поскольку он любит иметь рядом с собой таких проверенных сотрудников.
Мединский приходит не сам по себе. Его опекал и лоббировал В. Сурков, когда сам был таким царедворцем двора. Можно сказать, что вышли мы все из пиара… Они из среды, где научились управлять другими, поэтому и востребованы властью. Постсоветский пиар был для одних чем-то сродни волшебству, для других обманом лохов. Но чем ближе для власти становились проблемы выборов, тем сильнее ей нужны были “волшебники”.
Время советских пропагандистов было ориентировано на говорение, они ни на секунду не давали покоя, заставляя всех стать на точку зрения государства. Постсоветские мастера новой пропаганды учитывают и точку зрения населения, понимая, что только на властной точке зрения убедить людей не удастся. Первые решали задачу бесконечным повторением, ты слушал, даже если не хотел. Постсоветское время требует захвата внимания аудитории, и поскольку она вольна не слушать, действовать приходится изощреннее.
Благодаря работе на выборы Мединский становится депутатом. Но и это не стало концом его карьеры, поскольку понравился Суркову: “В этот период благодаря медийной активности депутат часто пересекался с экс-руководителем президентской администрации Владиславом Сурковым, в сферу ответственности которого входили вопросы культуры, образования и молодежной политики. “Фактически Мединский стал придворным пропагандистом, связанным с внутренним управлением президента, в том числе и за эту работу он получил министерское кресло”, – полагает один из его знакомых. “Мединский считается человеком, близким к Владиславу Суркову, – говорит вице-президент Центра стратегических коммуникаций Дмитрий Абзалов. – Когда обсуждалась кандидатура министра, было много претендентов. Но, как показало назначение Александра Соколова, в Министерстве культуры важен не управленец, а хороший спикер, который может внятно объяснить свою политику”. У Мединского в этом плане большой опыт. “Он умеет убеждать, полемизировать, делать громкие заявления, с пониманием того, какую реакцию они вызовут”, – подчеркивает Алексей Глазырин. По его мнению, помогли занять министерское кресло и связи в ЕР. В определенный момент Мединский сделал выбор между работой специалиста по пиару и государственной деятельностью” [13].
Мединский прямо называет свои взгляды идеологическими в стране, где официально нет идеологии: “у меня есть сформировавшиеся взгляды, назовите их идеологическими. Но стараюсь максимально отделять идеологию от понятия эффективности. Потому что идеология – вещь сложная, убедить человека в своей точке зрения можно, но нельзя заставить думать, как ты. К тому же мы сами можем заблуждаться. Именно поэтому основным параметром оценки является для нас не идеология, а эффективность. Ее несложно посчитать, особенно когда говоришь с читателем Forbes: все понятно. Например, выставка. Все требования к контенту сводятся только к тому, чтобы содержание не противоречило Основам государственной культурной политики, которая, кстати, крайне взвешенный, гуманистический документ. Всё! В остальном обеспечьте нам, пожалуйста, чтобы стояли очереди, чтобы об этом говорили и писали в СМИ, чтобы люди хотели попасть на эту выставку <…> Я просто говорю то, что думаю. Иногда, наверно, для чиновника – излишне. Ну, можете называть это идеологией. А что плохого в идеологии? <…> Идеологии могут быть разные. Есть идеология индивидуализма, меркантилизма, есть идеология консюмеризма, например. Многим нравится: ходят на шопинг с утра до вечера. Есть идеология гуманизма, есть идеология капитализма, социализма… <> Идеология здравого смысла” [14].
Новая пропаганда забывает старый метод принуждения, она должна завлекать и привлекать. Отсюда любовь современных пропагандистов к кино. Создается впечатление, что уже созданы фильмы на все дискуссионные точки истории: от 28 панфиловцев до Крымского моста. При этом кино выгодно для пропаганды не только тем, что это эмоциональный процесс, а не рациональный учебник, но и тем, что это процесс принципиально односторонний: в зале, если они туда попадают, все сидят молча и “внимают”. Никакие возражения здесь невозможны. Пропагандистский блок входит в массовое сознание без задержки.
Мединский рассуждает: “Россию везде воспринимают по-разному. Кому-то близок образ с балалайкой, а кому-то – маэстро Гергиев с дирижерской палочкой, кому-то – образ спортсменов, кому-то – нашего президента. Вот никаких комплексов неполноценности быть не должно. Вы говорите, Россия тратит много денег на свой образ за рубежом, я считаю, что Россия тратит исключительно мало денег на свой образ за рубежом – должна тратить гораздо больше и денег, и усилий. Именно с целью донесения правдивой информации о нашей стране, культуре ее и политике” [15].
И еще: “Могу сказать одно. Я не перестаю поражаться объему знаний, информации и умений, которыми владеет президент. Это для меня загадка. В том числе и касательно истории. У него совершенно другой объем ответственности и другой объем информации, которая через него проходит, по сравнению с любым простым смертным. Я не думаю, что у него есть какая-то задача переписать историю. Президенту не надо переписывать историю, он ее просто творит. Знаете, как Черчилль говорил: “История будет ко мне благосклонна, потому что я намереваюсь ее написать”” (там же).
Они все там очень творчески подходят к выбору добрых слов о президенте: и Д. Песков, и Н. Михалков, и В. Мединский, и В. Сурков. Хотя всех превзошел А. Володин, заявив “Есть Путин – есть Россия, нет Путина – нет России”.
Это все люди, умеющие пользоваться инструментарием новой пропаганды. Никакой сталинский Мехлис здесь бы не справился, поэтому он и был начальником главного политуправления в армии, где нужны односторонние коммуникации. Зато когда Сталин назначал К. Симонова редактором создаваемой “Литературной газеты”, он ставил перед ним задачи “мягкого управления”, говоря, что может быть и точка зрения, отличная от официальной, которая тоже может понадобиться.
Сурков вышел из пиара, связанного со структурами Ходорковского. В его биографии есть даже роль телохранителя: “В 1987 году Сурков возглавил рекламный отдел созданного Михаилом Ходорковским Центра межотраслевых научно-технических программ (ЦМНТП) – Фонда молодежной инициативы при Фрунзенском райкоме ВЛКСМ. По некоторым данным, начинал он как телохранитель Ходорковского. Ряд СМИ утверждали, что Сурков пришел к Ходорковскому из кооператива “Камелопарт”, где был администратором по связям с заказчиками (кооператив занимал комнату в здании, где располагался ЦМНТП). В то же время сообщалось, что в 1988 году Сурков организовал агентство по оказанию пиар-услуг “Метапресс” и уже оттуда по приглашению Ходорковского перебрался в государственно-кооперативное объединение “МЕНАТЕП”, созданное в 1987 году на базе ЦМНТП. Ряд источников также указывали, что кооператив “Камелопарт” был организован в 1988 году, а агентство – в 1991 году (фактически, оно уже было подразделением “МЕНАТЕПа”” [16].
Вот продолжение этой биографии еще до его перехода в Администрацию: “Занимал руководящие посты в Альфа-банке и Роспроме. В 1998–1999 годах господин Сурков занимал пост первого замгендиректора, директора по связям с общественностью ОАО «Общественное российское телевидение». По версии СМИ, на ОРТ Владислава Суркова пригласил предприниматель Борис Березовский” [17].
В подтверждение слова тележурналиста А. Любимова: “Я благодарен моему товарищу молодости Суркову за то, что он омолодил мою жизнь на 25 лет. Мы идем дальше” [18]. Это из выступления на съезде сторонников Михаила Прохорова. Сам же Прохоров, правда, сказал так: “В стране есть кукловод. Имя ему Владислав Сурков. И пока такие люди управляют процессом — никакая политика невозможна. Я буду делать все возможное, чтобы отправить в отставку Суркова. Только после этого мы будем делать политику”.
В. Сурков умеет говорить и привлекать внимание, поскольку за ним стоят новые идеи. Вот выдержки из стенограммы его выступления на Генсовете “Деловой России” 17 мая 2005 г. [19]:
– “Мы хотим видеть Россию демократической страной с развитыми экономическими институтами. Кто-то хочет этого из лучших побуждений, а кто-то по рациональным причинам, поскольку новейшая история показывает, что сложно, устроенное общество более эффективно, чем вертикально интегрированное. У нас есть представление о скорости этих процессов. Такая огромная система как наша страна не терпит резких движений. Мы не просто за демократию. Мы за суверенитет Российской Федерации”;
– “Сегодня резко активизировались Финляндия, Эстония и Европейский Союз на тему финно-угорских народов. Оказывается, мы их угнетаем каким-то образом. Они бесправны у нас. Регионы, где эти народы являются титульными, обладают стратегическим запасом нашей нефти. Я – не сторонник теории заговоров. Но это очевидно спланированная система мероприятий. На той неделе было постановление Парламентской ассамблеи Совета Европы на тему угнетения “нами с вами” финно-угорских народов (ханты, манси, чувашей, коми и т.д.). То есть это внешние контуры, которые очевидны. Я не говорю об “оранжевых” революциях, об активности гуманитарных институтах”;
– “Мы верим в национальную элиту. Слово “национальная” я подчеркиваю. Любой обеспеченный человек ‘в Москве и в Лондоне бывает в одних и тех же местах. Бутик “Армани” везде примерно одинаково выглядит и вещи там, по классу близки. Естественно, таким людям как мы с вами кажется, что мы интегрировались, объединились, границы не имеют пространства. Еще раз говорю, что мы должны помнить, что в стране живет еще 140 млн. весьма не богатых и сложных людей. Игнорировать это странно. Можно придумать, чтобы политических класс работал вахтовым методом. В Монте-Карло, а потом наездами сюда, чтобы снимать прибыль. Это путь в никуда. Несмотря, на интегрированность западных экономик французская элита считается французской, а немецкая -немецкой. Мне кажется, что пока русская правящая элита не перестанет быть оффшорной аристократией : дозреет, может быть, не в этом поколении, что она все-таки национальная буржуазия. До тех пор у нас ничего хорошего не будет. Мы будем болтаться в клиническом разрыве. Из-за этого разрыва у нас пока ничего не получалось”;
– “Я хочу сказать, что проект у нас банальный. Я бы назвал это кратко “суверенной демократией”. Не хорошо к демократии что-то добавлять, потому что сразу возникает вопрос о третьем пути. Но мы вынуждены это делать, потому что тема суверенитета либеральными политиками вообще не актуализирована. Я часто слышу, что демократия важнее суверенитета. Мы это не признаем. Считаем, что нужно и то, и другое. Самостоятельное государство стоит того, чтобы за него бороться. Хорошо бы в Европу убежать, но нас туда не возьмут, Россия – это европейская цивилизация. Это плохо освещенная окраина Европы, но еще не Европа. В этом смысле мы неразрывно связаны с Европой и должны с ней дружить. Это не враги. Это просто конкуренты. Тем обиднее, что мы не враги. Враг – это, когда можно героически погибнуть на войне, если с ним столкнуться в лобовом столкновении. В этом есть что-то героическое и прекрасное. А проиграть в конкурентной борьбе – это значит быть лохом. И это мне, кажется, вдвойне обидно”.
Мы впервые видим столь откровенный текст от госчиновника, который говорит о том, что все и все понимают. Однако жить приходится в сложившихся ситуациях, поскольку никто не будет принимать каких-то кардинальных решений. От него в аргументацию власти пришла идея “суверенной демократии”. Вроде и демократия, но другая… И критиковать не за что, они же тоже демократы…
Такая упреждающая игра характерна для В. Суркова. Он всегда ценился за способность находить нетрадиционные решения. Вот его нашумевшая статья “Долгое государство Путина”. Приведем из нее большой отрывок: “Большая политическая машина Путина только набирает обороты и настраивается на долгую, трудную и интересную работу. Выход ее на полную мощность далеко впереди, так что и через много лет Россия все еще будет государством Путина, подобно тому как современная Франция до сих пор называет себя Пятой республикой де Голля, Турция (при том, что у власти там сейчас антикемалисты) по-прежнему опирается на идеологию «Шести стрел» Ататюрка, а Соединенные Штаты и поныне обращаются к образам и ценностям полулегендарных «отцов-основателей». Необходимо осознание, осмысление и описание путинской системы властвования и вообще всего комплекса идей и измерений путинизма как идеологии будущего. Именно будущего, поскольку настоящий Путин едва ли является путинистом, так же, как, например, Маркс не марксист и не факт, что согласился бы им быть, если бы узнал, что это такое. Но это нужно сделать для всех, кто не Путин, а хотел бы быть, как он. Для возможности трансляции его методов и подходов в предстоящие времена. Описание должно быть исполнено не в стиле двух пропаганд, нашей и не нашей, а на языке, который и российский официоз, и антироссийский официоз воспринимали бы как умеренно еретический. Такой язык может стать приемлемым для достаточно широкой аудитории, что и требуется, поскольку сделанная в России политическая система пригодна не только для домашнего будущего, она явно имеет значительный экспортный потенциал, спрос на нее или на отдельные ее компоненты уже существует, ее опыт изучают и частично перенимают, ей подражают как правящие, так и оппозиционные группы во многих странах. Чужеземные политики приписывают России вмешательство в выборы и референдумы по всей планете. В действительности, дело еще серьезнее – Россия вмешивается в их мозг, и они не знают, что делать с собственным измененным сознанием. С тех пор как после провальных 90-х наша страна отказалась от идеологических займов, начала сама производить смыслы и перешла в информационное контрнаступление на Запад, европейские и американские эксперты стали все чаще ошибаться в прогнозах. Их удивляют и бесят паранормальные предпочтения электората. Растерявшись, они объявили о нашествии популизма. Можно сказать и так, если нет слов. Между тем интерес иностранцев к русскому политическому алгоритму понятен – нет пророка в их отечествах, а все сегодня с ними происходящее Россия давно уже напророчила” [20].
Есть, правда, кинутая вослед обида О. Матвейчева, обвинившего Суркова в плагиате идей путинизма: “Дело в том, что я сейчас сам пишу книгу под условным названием “Путинизм”. Как раз там пытаюсь выделить определённые вещи. Могу согласиться, что такое явление – путинизм – есть. Совершенно верно, [это идеология XXI века]. Но у меня такое ощущение, что то, что я сейчас пишу, у меня просто кто-то украл. Кто-то из моих коллег, с кем я это обсуждал, сделал утечку Суркову, и он решил меня опередить и сделать эту статью. Я удивлён и буду сейчас с коллегами разбираться, кто мог разболтать мою идею” [21].
Все в этом мире возможно. И обида может быть настоящей. Но Сурков настолько творческий человек, что мог и сам написать гораздо лучше. Так что не будем преувеличивать обид.
После своей первой отставки В. Сурков дал интересное интервью “Я был рядом с великим человеком” [22]. Самое сильное в нем, конечно, заголовок. И в конце ироническое: “Жалею, что ты не задал какой-нибудь вопрос, который позволил бы мне просто похвалиться чем-нибудь. Кратко так, без лишних слов. Например, ты бы спросил: «Правда ли, что ты сделал много хорошего?» И я бы, скорее всего, ответил: «Правда». Кратко. Без лишних слов. Но ты не спросил. Теперь никто не узнает всей правды”.
О журнале “Русский пионер”, где вышло это интервью, как о комфортном для него месте для высказываний: “Журнал, надо сказать, Владиславу Суркову не чужой. Он активно сотрудничал с журналом в бытность свою в администрации. Даже и вроде бы его роман (в том смысле, что текст точно не атрибутирован, но есть подозрение, что он принадлежит перу Суркова) «Околоноля», подписанный «Натаном Дубовицким» был опубликован в «Русском пионере». Участвовал Владислав Сурков и в мероприятиях, устраиваемых журналом – «Пионерских чтениях». Иными словами: площадка для выступления Суркову, мягко говоря, знакомая и симпатичная” [23].
Б. Немцов резко выступал против Суркова. Он говорил так после ухода того с поста вице-премьера: “Посадят ли Суркова? Мое мнение – никогда и ни за что. И не только потому, что вся деятельность Суркова была направлена на удержание власти Владимира Путина путем фальсификаций, манипуляций, провокаций, цензуры и прочей мерзости, названной суверенной демократией. И не потому, что по путинским понятиям нельзя трогать тех, кто был в его группировке (раз можно сажать Суркова, почему нельзя Дмитрия Медведева, а потом и Путина?)”.По словам Немцова, Сурков был распорядителем черной кассы Кремля – “кремлевского общака, из которого черным налом через госбанки финансировалась “Единая Россия”, выборные компании, нашисты и зарубежные проекты политической направленности”. “Обнародование деталей финансирования станет катастрофой для Путина и системы, им созданной. Так что Сурков при Путине будет на свободе. А статус его станет таким же, как и у Лужкова. Будет сидеть тихо и выполнять отдельные поручения Кремля. Если попросят, конечно. Пока он им не нужен. С репрессиями и геббельсовской пропагандой справляются Бастрыкин и Володин без всякого Суркова” [24].
Суркова уходит с поста вице-премьера, но возвращается на место помощника президента. Уже после на данный момент как бы очередной и окончательной отставки уже с этого поста помощника от него прозвучали такие слова: “Уже тогда [в 2013 г. время первой отставки – Г.П.] понял, что мне нет места в системе. Я, конечно, создавал эту систему, но никогда не был ее частью. Это не проблема системы, это моя проблема. Чувствую отчуждение. Не потому, что мне что-то не нравится. Как раз нравится. Просто я не умею заниматься чем бы то ни было дольше пяти лет. Мне интересно работать в жанре контрреализма. То есть, когда и, если надо, действовать против реальности, менять ее, переделывать. Пока проект проживает стадию становления, развития, роста, в нем интересно участвовать. Есть место для новых идей. При столкновении замысла с реальностью происходит распад старых структур и синтез новых, от этого идет активный выброс энергии. Весело. А когда новое создано, оно резко превращается в старое. Проект вступает в фазу стабильности, сам становится реальностью. Переходит на низкий энергетический уровень. Рутинизируется. И от тебя уже не требуется ничего нового. От тебя ждут только самоповторов. А зачем? Пусть другие повторяют за мной. Я долго занимался внутренней политикой. Политическая система и основы новой государственности были созданы. И в 13-м году пришло время уходить. Я и ушел было. Но тогда вернулся на госслужбу. Были причины. И еще потому, что получил уникальную возможность самому выбрать проект. Выбрал Украину. Чисто интуитивно. Никто мне не подсказывал и сам я ничего не знал. Да и никто наверняка не знал. Я почувствовал просто, вернее, почуял — будет большое дело. Догадался уже тогда, когда ничего еще не начало происходить, что будет настоящая борьба с Западом. Серьезная. С жертвами и санкциями. Потому что Запад не остановится ни перед тем, ни перед другим. Да и мы за ценой не постоим. Правда, предчувствовал. Сам сейчас удивляюсь, как я это предвидел летом еще 13-го года. В полной тогдашней тишине. Так все и случилось. Горжусь, что был участником. Но прошли те же пять лет… Началось естественное торможение и этого проекта. Я бы, конечно, в обычной ситуации не стал бы отпрашиваться с такого горячего участка. Поскольку это было бы безответственно. Но и участок более-менее остыл, и главное, контекст изменился. Не мог же я пять лет идти в одном направлении, а потом резко повернуть оглобли и двинуться в противоположном. Я бы об этом с самим собой ни за что не договорился. Так у меня появились и причина, и повод уйти окончательно” [25].
И об Украине: “Я, как ни странно, укрооптимист. То есть, считаю, что Украины нет пока. Но со временем она все-таки будет. Хохлы ребята упрямые, они сделают. Однако, какая именно это будет Украина, в каких границах она будет существовать и даже, может быть, сколько будет Украин — вопросы открытые. И в решении этих вопросов России так или иначе предстоит участвовать. Отношения с Украиной никогда простыми не были, даже когда Украина была в составе России. Украина для имперской и советской бюрократии всегда была делом хлопотным. То атаман Полуботок подведет, то западенцы к Гитлеру переметнутся. Принуждение силой к братским отношениям — единственный метод, исторически доказавший эффективность на украинском направлении. Не думаю, что будет изобретен какой-то другой” (там же).
Кстати, у Суркова в интервью прозвучала такая фраза из того, что он обозначил как корпоративная этика: “всегда говори то, что думаешь; никогда не говори то, что знаешь”. Это, видимо, направлено на получении индульгенции наверху, говорящая, что он будет молчалив.
Давно ушедший в отставку Г. Павловский, который также был создателем системы Путина, говорит, что власть потеряла политическую идентичность [26]:
– “Система проклинает радикалов, но сама стала главным радикалом в стране. При этом от нее отодвигаются люди, которые ее строили. Вот два последних, самых сильных ее строителя, Кудрин и Сурков. Вообще, управляемую демократию можно назвать политикой Кудрина – Суркова. Это же они в четыре руки построили систему «управляемой демократии». Экономика же не существовала отдельно. Внутренняя политика была благодушна, поскольку врагов можно было покупать. Покупать региональные элиты, покупать враждебных губернаторов, покупать социальные группы… Зачем тогда с ними бороться? Когда все идет как по маслу, можно покупать целые классы, превращая всех, вплоть до предпринимателей, в фактических бюджетников. Внизу инерция, вверху – травмы и страх. Чем-то они там наедине повредили друг другу, Медведев с Путиным на рыбалке 2011 года. Действия Путина труднообъяснимы, если не допустить гипотезы, что он правда верит – в России действуют вредоносные чужаки, какие-то Чужие. Они перевоплощаются, перетекают из личин в личины и как-то связаны с злокозненным Медведевым… Хотя при взгляде на Медведева ясно, что раз он не справился со своим аппаратом, какие там политические интриги”;
– о Путине и рейтингах: “Сейчас, полагаю, рейтинги его в целом устраивают, поскольку он их трактует буквально. А глубинные социологические исследования в Кремле теперь не проводят. Там ведь важно много соотношений, хотя бы рейтинга и антирейтингов. Растут антирейтинги, неодобрения умножаются. Любимый пример главы ФОМ Ослона, который как-то при мне он рассказывал Путину. Если в семье портятся отношения, и мужа раздражает жена, он не скажет ей: «Ты мне надоела». Он говорит: «Что за гадость ты сегодня сварила? Разве это можно есть?» Путину тогда явно не понравилась эта история”;
– “Когда Сурков говорил, что политика – это текст, он имел в виду ситуацию прошлого десятилетия. Когда система стабилизировалась, утрамбовалась, но осталась немой и безъязыкой. Сурков старался научить разговаривать путинское большинство. Эта попытка оказалась полностью неудачной. Вот где полный провал! И там, где Слава говорит: «Политика – это текст», – я вынужден сказать: «Слава, не вышло текста”. Я помню, проводили тогда в ФЭПе, в «Александр-Хаусе», это… обучение элиты движения «Наши» и «Молодой России». После этих занятий Сурков падал в кресло и мрачно курил: «Что, что это такое?! Что мы с ними делаем?» Сегодня видно, что мы сделали. Мы видим натасканных на мини-лексикон агрессивных карьеристов, считающих себя причастными к власти, поскольку всегда близки к ее бюджетам. Но не имеющим никакого содержания или позиции, кроме контратаки, причем – атаки слабых, под прикрытием власти и милиции. Так же не задалась и «суверенная демократия». Прекрасный пропагандный лозунг эпохи идеологического нажима Буша-младшего, с его доктриной принуждения к демократии 2005–2008 годов. Но сегодня лозунг мертв”.
“Суверенная демократия” действительно находкой в противостоянии с Западом, поскольку закрывала путь для критики страны, по крайней мере, так казалось ее элите. И так это работало внутри страны.
В. Третьяков писал: “Генеральная метафизическая основа политической философии Путина следующая: Россия была, есть и будет крупнейшей европейской нацией”. И еще: “Советский период не “черная дыра” в истории России, а Советский Союз не был “империей зла”, скорее наоборот – это Путин говорит не прямо, а косвенно: крушение Советского Союза было крупнейшей геополитической катастрофой XX века, для российского народа оно стало настоящей драмой (перечисляются все основные составляющие этой драмы вплоть до хасавюртовской капитуляции и интервенции терроризма)” [27].
В. Сурков “запускает” идею суверенной демократии в 2006 г.:
“Термин этот ввел в обиход заместитель главы президентской администрации Владислав Сурков, имеющий в массовом сознании репутацию “серого кардинала”, истинного автора всех пертурбаций, происходящих в политической жизни страны, “рупора Кремля”, а также “демонической личности”, окруженной ореолом таинственности. Судя по всему, Суркову уже даже удалось вытеснить из коллективного бессознательного светлый образ Чубайса в качестве эдакого “пуппенмейстера”, дергающего за ниточки публичные политические фигуры и вершащего судьбы страны в тиши кремлевского кабинета. Собственно, именно поэтому всякое слово, произнесенное этим Сусловым нашего времени, так близко к сердцу принимается напряженно вслушивающейся аудиторией, пытающейся понять, какова “генеральная линия партии”, что происходит в пресловутой кремлевской тиши, и куда, собственно говоря, предполагают вести страну отцы-командиры” [28].
Власть критиковать опасно, но вот Суркова вполне можно, чем и пользуются критики режима: “Основа сурковской «управляемой демократии» – это, конечно, выборы без выбора, при которых результат голосования фактически известен еще до регистрации кандидатов. Создавать эту систему в начале нулевых Суркову пришлось, преодолевая наследие «лихих 1990-х», когда сменявшие друг друга партии власти не могли получить в Госдуме даже относительного большинства, а губернаторами сплошь и рядом становились неугодные Кремлю оппозиционеры. Но результат был достигнут: «Единая Россия» стала правящей партией не только на федеральном уровне, но и на местах, а исключения из этого правила до сих пор можно сосчитать по пальцам. Другой ее важный компонент – полностью встроенные в вертикаль власти региональные лидеры. С губернаторской вольницей Сурков расправился в два приема. Сначала главы субъектов Федерации и спикеры региональных парламентов были изгнаны из Совета Федерации, потеряв парламентскую неприкосновенность и площадку для отстаивания своих групповых интересов (назначаемые по согласованию с Кремлем сенаторы на эту роль заведомо не годились). А потом губернаторы лишились еще и прямых выборов, оказавшись, таким образом, в полной зависимости от федерального центра, из которой не смогли (да, видимо, и не захотели) выбраться и после формального возвращения выборов в 2012 г. Наконец, именно Сурков первым озаботился проблемой защиты суверенитета России от тлетворного внешнего влияния. Правда, борьба курируемой Сурковым прокремлевской молодежи из движения «Наши» с угрозой оранжевой революции местами выглядела весьма комично, да и сами «нашисты» скоро сошли с политической сцены. Но идея противодействия вмешательству в российскую политику извне оказалась чрезвычайно плодотворной и до сих пор вдохновляет на все новые свершения депутатов, сенаторов и прокуроров” [29].
Авторитарная система позволяет вводить любые изменения, поскольку население достаточно пассивно, бурное недовольство ему не дозволяется. Тем более основная деятельность Суркова оказалась не столько в физическом пространстве, как в пространствах информационном и виртуальном. Сурков не столько создает, а переименовывают. Новыми названиями (типа суверенной демократии или долгого государства) он останавливает критику со стороны тех, кто сам пишет и читает критику, поскольку для населения это абсолютное пустое занятие.
А. Колесников прямо “стреляет” по Суркову [30]:
– “Обострение линии, вроде того же создания в алхимической пробирке прокремлевских молодежных движений, более прокремлевских, чем сам Кремль, иногда переставало быть нужным. Требовались другие инструменты, другие методы, иные кураторы, с иными навыками”;
– “есть ощущение конца его «эпохи». Не в том смысле, что принципы и цели, на которые он работал, исчезли из повестки Кремля, — вовсе нет, — а в том, что сейчас и без него справляются. Вставить в речь Путина лишний раз слово «суверенитет» может и простая референтша, равно как и добавить еще больше суверенитета в Конституцию вполне способен простой сенатор Клишас. Про «суверенную демократию», идеократическое детище Суркова, уже все забыли. Курировать подотделы администрации президента, до сих пор высокопарно именуемые «партиями» и «фракциями», после всенародного посткрымского единства может простой чиновник без демонических свойств”;
– “Сурков не стал Карлом Марксом и Михаилом Сусловым путинизма. Возможно, потому что все мысли, высказанные в статье «Долгое государство Путина», уже давно сформулированы персонажами посильнее, вроде классика ультраконсервативной мысли Карла Шмитта. Да и путинизма-то, сказать по чести, никакого и нету, ибо нет ничего банальнее в новейшей истории, чем персоналистская автократия”.
К. Мартынов тоже хмурит брови в сторону ” суверенной демократии”: “раз уж у России особенный путь, то и западные умники нам не указ, никакие западные теории к нашему опыту неприменимы. В социологии науки такой стиль мышления называется обидными словами «туземная наука». Не существует никакого способа подтвердить или опровергнуть подобную историософию, ее можно только «принять сердцем»” ([31], см. еще на эту тему [32 – 35]).
Сурков оказался человеком с мозгами в структуре, где обычно мозги не нужны, а нужна исполнительность и покорность в выполнении порученного. Ему повезло в том. что система сама не знала, что ей делать, как остаться вне критики. Отсюда словесные заграждения виде “суверенной демократии”. Но та западная демократия имеет другой уровень экономики, что естественно вписывается ей в заслугу, а что есть у предложенной суверенной демократии?
Мы уже и забыли, что Сурков был еще создателем множество псевдопроектов типа движения “Наши”, которые должны были “канализировать” молодежную протестную энергию в более безопасное русло. То есть моделировалось бурное политическое движение, но которое при этом было абсолютно безопасным для власти.
Упомянутый выше О. Матвейчев, обвинивший В. Суркова, издал в 2019 году с кучей соавторов книгу “Миссия Путина” (его сайт – https://matveychev.ru/, где и можно скачать книгу). Она завершается формулировкой уроков Путина. Их десять. И один из них такой: “Делегировать свои задачи врагам. Энергию врагов нужно уметь пускать в нужное русло. Используемые «в темную», они сделают всё за тебя сами. Именно наша оппозиция обеспечила идеальное прикрытие для перевооружения российской армии, на протяжении многих лет системно дезинформируя «западных партнеров» и создавая для них картину отсталой и нищей России, насквозь изъеденной коррупцией и совершенно неспособной к обороне. Запад верил, а когда спохватился, было уже поздно. Возвращение России на мировую арену во всей своей мощи застали его врасплох”.
Эта же идея звучит и в основном тексте, вместе с обвинением врагов с перечислением их фамилий. Правда, в отличие от сталинских времен их еще пишут с заглавной буквы: “Ничего не умеющие в жизни, кроме воровства из государственного бюджета, они чувствуют себя обделенными российской властью и мечтают о реванше. Они хотят, чтобы Белый Западный Господин сверг ненавистного им Путина, мечтающего воровать, и погрузил их в вожделенные кресла поближе к бюджетным потокам. Поэтому и в своих публикациях, и в своей «аналитике» всячески продвигают мысль о том, что «еще немного, еще чуть-чуть, слегка подтолкнуть – и все само развалится», провоцируя своих западных патронов верить, будто Россия слаба. Что нам, собственно, длительное время и было нужно. Поэтому невольный вклад различных Иноземцевых, Демур, Делягиных, Коэнов и даже Саши Сотника в дезинформацию западного истеблишмента нельзя переоценить. Их непрерывный стон про «миллионы заводов, разрушенных лично Путиным» очень помогает скрывать от «уважаемых партнеров» наши реальные планы и реалистично оценивать наши возможности. Это означает, что созданная для маскировки возрождения российской государственности Великая русская дымовая завеса свою задачу по сокрытию реальной социально-экономической и военно-политической ситуации выполнила, позволив руководству Российской Федерации относительно беспрепятственно реализовать свои планы. В противном случае нас еще 15 лет назад объявили бы «Империей зла» по всеми вытекающими последствиями, вплоть до военного вмешательства. Сегодня же, став сильными и в подлинном смысле независимыми, мы готовы к любому развитию событий” [36].
А вот мнение из лагеря критикуемых о том “доме”, который построил В. Путин и В. Сурков, представляемый в этом тексте как автор концепции “суверенной демократии”, доведшей Россию до геополитической катастрофы 2014 года. Это обсуждение идеи “государства Путина”, сформулированных в статье 2019 г. В. Суркова [37]:
– М. Гельман: “Мне кажется, что этот текст вообще не для Путина, хотя говорят, что он для Путина. Мне кажется, что он для путинистов, для тех людей, которые бенефициары, они выигрывают при Путине, они являются той бюрократией, которой хорошо живется при Путине, она в коррупционных схемах. Эти люди сейчас нервничают, им говорят про какой-то транзит. Ученые доказывают, что такие режимы не переживают своих авторов. И есть опасность, что они начнут разбегаться. Сурков этим людям, не нам с вами и не Путину, он говорит: оставаться на местах, Путин уйдет, а режим останется. Я даже не уверен, что Путину эта идея понравится, может быть, ему володинское “нет Путина – нет России” больше нравится”;
– Д. Орешкин “Если позволите перейти к содержательной части, то, мне кажется, выделяется совершенно отчетливо три источника, три составные части. Первое – это непереваренное включение господина Дугина с его идеей про идеократию, то есть идея должна быть впереди и люди, которую эту идею реализует. Это проявляется в том, что он говорит, что важнее всего доверие, важнее всего то, что народ верит и взаимодействует непосредственно с лидером. Вторая составляющая – это Гумилев, отсюда “люди длинной воли”, как написано у Гумилева, отсюда же отчетливый совершенно евразийский привкус. И третье – это патриотизм, который естественным образом эволюционирует в этой ситуации в начальстволюбие, поэтому эту тему можно не развивать. Отвечая на ваш вопрос, конечно, есть лесть Владимиру Путину, которого Сурков прямо и откровенно помещает четвертым после Ивана III, Петра Великого, Ленина. Сталина почему-то он пропускает, как и Ивана Грозного, и непосредственно переходит к Путину”;
– снова Д. Орешкин: “Сурков осознанно все это делает. Он не зря сказал, что его цель – это создать умеренный еретический взгляд. Он вбрасывает, мы встаем на задние лапки, начинаем обсуждать, спорить. А начальники сидят и думают: к чему бы это, как бы не проколоться. Он ведь не зря вводит такой термин, как “дерин девлет”, – это очень важное явление, которое из Турции заимствовано, “внутреннее государство”, “вторичное государство”, “неформальное государство”, которое на самом деле управляет процессом. Кстати говоря, это все растет из Золотой Орды, то, что сейчас Сурков нам предлагает – это современная версия золотоордынского менеджмента, когда вся система управления замыкается на вождя, историки это называют “вождеством”, когда нет разделения властей, когда вождь выполняет все функции одновременно и исполнительные, и законодательные, и судебные, и одновременно является и жрецом, и часто живым божеством, как это было у Чингисхана. От этого очень много заимствовал Иоанн Васильевич Грозный. Тот самый “дерин девлет” – это силовая структура, которая окружает вождя, которая никому не подчиняется, кроме него, которая живет по своим собственным внутренним законам – это типичная опричнина. Это ФСБ, это партия, это Орден меченосцев. Сталин был наследником Ивана Васильевича прямым, собственно говоря, он у него учился, он создал ту же самую опричнину по аналогии с родом, который окружал Чингисхана, осуществлял функцию непосредственного силового управления, кого надо распылял, кого надо уничтожал, кого надо награждал и прочее. Никакими законами это не прописано. Так вот Сурков обвиняет Запад в том, что у них есть “дерин девлет” скрытый, а у нас он открытый, мы не скрываем, поэтому мы честнее;
– и в завершение тоже он: “у Суркова идеология и приоритет идеологии, неважно, как она соотносится с реальностью. С реальностью она соотносится плохо, мы это сейчас наглядно видели. На самом деле у нас не Орда, у нас параллельно существуют две тенденции развития, условно говоря европейская и условно говоря евразийская или азиатская, или ордынская. В чем тут разница на самом деле? В системе отношения к правам и к собственности конкретного человека. Сурков как раз выступает с манифестом отката назад в Орду, к экспансии и так далее. Почему экспансия? Потому что страна сама ничего не производит, она может только чужими продуктами жить. Сейчас эта экспансия невозможна, по сути дела, и не получается, это мы видим, материально. Но в идеологии Сурков пытается это отработать и гнобит, соответственно, составляющую русской культуры, которую можно назвать европейской. Европеец, который был при дворе Великого хана, написал, что там никто не может сказать, что это мое, а вот это хана, потому что все принадлежит Великому хану. Как товарищу Сталину принадлежала вся огромная страна, он распоряжался ее ресурсами”.
Сурков является здесь обвиняемым, поскольку это он вкладывал в голову Путина многие идеи, приведшие в результате к определенному виду застоя. Новые идеи, кстати, тяжелы для госуправления. С одной стороны, их некому порождать, и так работы выше крыши. С другой, их некому выполнять, поскольку бюрократическая система привыкла работать строго очерченной вертикали, когда для выполнения команда передается вниз. А поскольку там выполнять ее некому, все завершается фиктивными отчетами и фиктивными результатами. Миру эффективных начальников нужны эффективные подчиненные, если их нет, ничего не будет. Систему, особенно в кризисные периоды, пытаются спасти, привлекая консультантов извне.
Государство Путина потребовало приближению к власти пропагандистов, поскольку если в прошлом основная борьба разгоралась в физическом пространстве, то сегодня это пространства информационное и виртуальное, причем они,в отличие от физического, доступны для входа извне. Лидер с их помощью должен убедить окружающих, что именно он и есть их самый настоящий и единственный вождь.
Топ-журналисты получают, как оказалось, не только баснословные зарплаты, но и такие заоблачные премии. Например, прозвучал такой факт: “Глава телеканала «Раша тудей», который функционирует за госсчет, получила от премьера Мишустина премию в миллион рублей. Так власть отметила Маргариту Симоньян за «личный вклад в развитие СМИ»” [38].
Д. Быков критикует ее же, приводя такие аргументы из опыта прошлых лет. Он напоминает, что те, кто сейчас занимается пропагандой в государственных СМИ, быстро переориентируются, как только изменятся внешние обстоятельства: “Вспомните радио «Говорит Москва». И именно люди оттуда, имевшие навык пропаганды с человеческим лицом, возглавили потом «Взгляд», пришли на НТВ. Я абсолютно уверен, что когда случится новая перестройка, одним из ее прожекторов будет Маргарита Симоньян. И это уже наша задача, как мне кажется, тогда ее амбиции несколько поумерить. Но то, что «прожектором Перестройки» на переходный период будет она, я совершенно не сомневаюсь” [39].
С другой стороны, это даже естественно, поскольку специалисты будут востребованными в любой ситуации.
Информационное переигрывание оппонента стало одним из осознанных инструментов времени Путина. Это не просто отключение его телеканалов, а и опережение его информационных действий с помощью. Вот несколько его наблюдений Г. Павловского, который тоже был среди создателей этой системы:
– “Выигрыш — это всегда перехват повестки. А повестка не написана на листке и не висит, вы ее в «Телеграме» не прочтете. Надо определить повестку. Она может быть неожиданной. Вот, например, давно уже тоже, несколько лет назад, когда я занимался еще политконсалтингом и проводил разные опросы, фокус-группы и так далее, я заметил, что выходит вперед такая тема, такой мем у людей — вернуть нормальную жизнь. Что они имеют в виду? Если их начать расспрашивать, они будут говорить разные вещи наверняка. И когда у них вообще была нормальная жизнь, что такое нормальная жизнь? Они тоже тут будут разные вещи говорить. У одних нормальная жизнь была при Брежневе, у других нормальная жизнь была при высоких нефтяных ценах, или когда сын присылал денежные переводы… Но вот это ощущение усталости от аномальной жизни, от этой непредсказуемости — оно является чем-то общим, и оно проходит, я вижу, как сквозь элиты, так и сквозь низовые слои. Люди хотят нормальной жизни”;
– “поведенческий подход мне наиболее близок. И он позволяет уйти от путинского мифа. Потому что выйдя из Кремля, я с изумлением обнаружил, что вокруг меня все верят в то, что Путин непрерывно, как Сталин в мифологии ранне-советских времен, сидит в Кремле, и его окно освещено круглые сутки. И там Путин сидит и придумывает «планы Путина», «стратегии Путина», новые хитрые ходы и тому подобное. Поскольку ничего такого в реальности нет, мне стало интересно, почему стране, ее населению так важен этот пунктик. Потом я понял, что передо мной просто миф в точном смысле слова — миф не как сказка, не как выдумка, а миф в античном смысле слова, то есть то, что неотделимо от реальности для человека”
– “власть должна управлять другим: она управляет презентацией своих силовых средств, то есть презентацией своих силовых девайсов, девайсов силы, девайсов коммуникации. Они должны быть передовыми. Но сама она должна просто умело ими жонглировать. Быть — и это слово у меня родилось, уже когда я стал думать над #системойРФ — не сильной, а верткой. Потом уже я узнал, что это в принципе соответствует понятию agile. Верткой, юркой”;
– “Его роль трагическая. Он получил в руки невероятный шанс. Довольно случайным образом, но и не вполне случайным, потому что он сильно отличался от тогдашних (если вспомнить конец 1990-х) групп, сообществ, средовых типов. Отличался языком, отличался мышлением. И он мог стать великим лидером. Для этого не надо было держаться за президентство. Его сгубил оппортунизм, его сгубил ближний круг. Чудовищная лесть, которая развернулась, я помню, уже с начала 2004 года. Лесть и запугивание шли от ближнего круга. Его постоянно пугали заговорами против него, и ему постоянно льстили. А кроме того, он человек по-русски ленивый. Надо ясно понимать: он не Штольц, он Обломов. Я когда-то сравнивал его с Луи Филиппом, королем-буржуа. Он абсолютный буржуа по привычкам, по натуре, по аттитюдам. Но не реализованный. Это как бы Луи Филипп, который попал ко двору Людовика XIV и получил много постельничих, церемонию одевания-раздевания и тому подобные вещи” [40].
И напоследок несколько мыслей или Суркова, или о нем:
– “Творческий подход к политике и управлению, который практиковал Сурков, хорош для постмодернистских театральных постановок и произведений Натана Дубовицкого. Но применительно к реальной жизни — это катастрофа. Вся политика по украинскому направлению и Донбассу оказалась провальной. И никто теперь не понимает, что делать с этом воплощенным в реальность римейком на произведения Пелевина в авторской трактовке Суркова»” [41];
– “Фирменным стилем Суркова и его команды стала вера в то, что все можно решить политтехнологиями, при этом не решая саму проблему по существу. Все замазать и все заболтать. Создавать хитроумные интриги на пустом месте. Пока в стране все шло хорошо, был вагон денег, это срабатывало, но только до поры до времени” [42];
– “Верноподданничества и так хватает. Не хватает искренности” [43];
– “Россия пришла к демократии органически, иерархическая командная система исчерпала себя. Демократия в России находится в неустойчивом состоянии. Есть реальная опасность — крупный капитал, который легко присваивает рычаги влияния” [44];
– и из интервью Суркова после отставки: “Поскольку больших дел у меня пока нет, буду практиковать малые политические формы. А именно: кухонные дебаты. Или выступления в рюмочных для малознакомых собутыльников. Или сочинение трактата не для печати о предоставлении частичных избирательных прав ботам в качестве первого шага к эмансипации виртуальной личности. Будущее вызревает не в мейнстриме. Не в президиумах. А как раз на кухнях и в рюмочных. И в странных трактатах. На темном и тихом дне информационного потока. По политическим убеждениям я русский. По политическим предпочтениям путинист. Отчасти еретического толка” [45].
Мы живем в странном мире, где обитают не менее странные люди. Их творческий дух, как у Суркова, может вступать противоречие с бюрократической системой, или наоборот, как у Мединского, совпадать с ее интересами. К сожалению, последствия их активных действий, а они не всегда позитивны, падают на других людей… Особенно это стало заметно сегодня, когда нематериальное стало привлекать внимание власти больше, чем материальное. Отсюда бурное развитие специальностей, связанных с информационным и виртуальным пространствами. А экономическое развитие оказалось заторможенным…
Литература
Відкриє нашу добірку наш улюблений серіал «Новини» (англ. «The Newsroom» — про роботу вигаданого телеканалу. Випущений у 2012 році.
Дуже ретельно, детально та цікаво зображає процес підготовки інформаційного випуску, перевірки фактів у незалежних джерелах, пошук альтернативних точок зору та боротьба за дотримання журналістських стандартів.
Тут чітко прослідковується думка, що аудиторія — король новини. Вона має право і повинна отримувати лише перевірену, збалансовану, оперативну інформацію, навіть, якщо вона може зашкодити іміджу політиків чи бізнес-інтересам власників.
Практично всі події, описані в роботі вигаданої редакції новин – справжні. Детально описується підготовка і висвітлення новин про вибух нафтової платформи «Deepwater Horizon» в Мексиканській затоці, критичне зростання державного боргу США, вбивство Осами бен Ладена, акцію «Захопи Волл-стріт», кліматичні зміни та справу Едварда Сноудена.
«Ранкове шоу» (англ. The Morning Show) — американський телесеріал 2019 року.
Від вечірніх новин ми переходимо до ранкових шоу. Це теж журналістика, хоча має вою специфіку і більше орієнтується на легкий розважальний контент.
Але серіал робить акцент на залаштункових драмах в медіа. Хто, як, чому контролює контент, ведучих, напрямки програми та що і як має висвітлюватися. Яскраво показані особисті амбіції власників, боротьба за впливовість у верхівках компанії. Аудиторія має споживати те, що дають, а медіа та журналісти – лише інструменти.
На жаль, журналістки, ведучі, гримери, секретарки так само розглядаються у площині власності, якщо хочуть продовжувати працювати в медіа…
Серіал оснований на боротьбі американської телеведучої з сексуальними домаганнями на роботі (за мотивами біографії Гретхен Карлсон).
«Ранкове шоу» стало одним із найдорожчих телевізійних серіалів про медіа.
«Найгучніший голос» (англ. The Loudest Voice) — американський мінісеріал 2019 року, присвячений Роджеру Ейлсу і створеному ним телеканалу Fox News, який вважається рупором республіканської партії в США.
Тепер в центрі уваги людина, яка насправді вирішує все! Серіал розповідає про створення та функціонування телеканалу Fox News, який став одним з найвпливовіших медіа в американській історії, в контексті терактів 11 вересня 2001 року, президентських виборів 2008 і 2012 років, а також сексуальних звинувачень, що поклали кінець кар'єрі медіаменеджера.
Вівторок, 9 лютого 2021 року, 11:00-12:30
Посилання на Zoom – буде повідомлене додатково після реєстрації
9 лютого 2021 року об 11:00 год онлайн відбудеться практична лекція «Все про новини, яким довіряють» від Комісії з журналістської етики.
Лекція та розмова усіх зацікавлених із Мариною СИНГАЇВСЬКОЮ, заступницею генерального директора інформаційного агенства «Укрінформ». Модерує Андрій КУЛИКОВ, співзасновник Громадського радіо, Голова Комісії з журналістської етики.
Про спікерку: Марина Сингаївська у журналістиці – з 1997 року. Працювала оглядачкою у відділах культури і політики тижневика «Українське слово» (1997-2000 рр.), випусковою редакторкою в ІА «УНІАН», де 10 років керувала відділом випуску новин (2000-2015 рр). Із 2015 року – заступниця генерального директора ІА «Укрінформ». Заслужена журналістка України. З лютого 2020 року – викладачка в Інституті журналістики Київського університету ім. Б.Грінченка.
Під час заходу поговоримо про таке:
До участі особливо запрошуються журналісти/ки та редактори/ки місцевих та регіональних медіа. Активна участь і додаткові запитання вітаються від учасників та учасниць.
Обов'язкова реєстрація https://forms.gle/4Ns2aCmP57pERdxV7
Подія на Фейсбуці https://www.facebook.com/events/2851416891845308
Комісія з журналістської етики – орган саморегуляції роботи журналістів та редакцій, який дозволяє обговорювати та пропонувати шляхи вирішення конфліктних ситуацій базуючись на єдиному стандарті роботи - Кодексі етики українського журналіста.
Учасники проєкту пройдуть навчання з інфомедійної грамотності та отримають матеріали для інтеграції цих навичок у свої уроки. Ціль проєкту – навчити учнів критично сприймати інформацію, протидіяти маніпуляціям, усвідомити цінність високоякісної інформації в контексті шкільної освіти.
Рада міжнародних наукових досліджень та обмінів (IREX) у рамках всеукраїнського проєкту «Вивчай і розрізняй: інфо-медійна грамотність» запрошує вчителів приєднатися до великої когорти освітніх змінотворців. Діяльність проєкту розпочалась у 2018 році, на сьогодні в проєкті беруть участь уже 654 школи і близько 3000 вчителів з усіх областей України.
«Ми запрошуємо активних учителів долучатися до проєкту, отримувати цінні знання та передавати їх своїм учням. Інфомедійна грамотність – важлива навичка сучасної зрілої особистості. Саме тому наш проєкт має на меті навчити учнів мислити критично та розбиратись у лавині інформації, яка присутня в медіа. Проєкт допоможе вчителям зробити уроки сучаснішими та зацікавити учнів у вивченні свого предмету. Заявка на участь у відборі доволі проста і займе у вас не більше 25 хвилин. Запрошуємо вчителів ставати провідниками змін у освіті», - розповідає програмна менеджерка проєкту «Вивчай і розрізняй: інфо-медійна грамотність» Марія Мовшук.
До участі у конкурсі запрошуються вчителі, які викладають історію у 8-10 класах, українську мову та літературу у 8-9 класах і мистецтво у 9 класі. При відборі учасників організатори віддаватимуть перевагу заявникам, які нададуть обґрунтовану мотивацію, чому вони хочуть долучитись до проєкту. Відібрані вчителі отримають підтвердження про проходження конкурсного відбору.
До вересня 2021 року нові учасники пройдуть спеціальне навчання з інтеграції інфомедійної грамотності в уроки. Навчання відбуватиметься онлайн. Електронні матеріали проєкту будуть надані вчителям після проходження тренінгів. Матеріали включають конспекти уроків, презентації, роздатковий матеріал тощо.
Відбір учасників триває з 29 січня по 14 лютого.
Детальніше про конкурс та проєкт «Вивчай та розрізняй: інфо-медійна грамотність» можна почитати на сторінці: https://l2dua.com/ .
Довідка:
Проєкт «Вивчай та розрізняй: інфо-медійна грамотність» виконується Радою міжнародних наукових досліджень та обмінів (IREX) за підтримки посольств США та Великої Британії, у партнерстві з Міністерством освіти і науки України та Академією Української преси.
Діяльність проєкту направлена на розвиток навичок критичного сприйняття інформації та інтеграцію інфомедійної грамотності в навчальну програму закладів освіти. У рамках проєкту розробляються навчальні матеріали для вчителів (8-10 клас), проводяться тренінги для установ-учасників проєкту (школи, ІППО, педагогічні ЗВО), розроблено онлайн-курс з медіаграмотності Very Verified (https://verified.ed-era.com/ua).
Учасники проєкту пройдуть навчання з інфомедійної грамотності та отримають матеріали для інтеграції цих навичок у свої уроки. Ціль проєкту – навчити учнів критично сприймати інформацію, протидіяти маніпуляціям, усвідомити цінність високоякісної інформації в контексті шкільної освіти.
Рада міжнародних наукових досліджень та обмінів (IREX) у рамках всеукраїнського проєкту «Вивчай і розрізняй: інфо-медійна грамотність» запрошує вчителів приєднатися до великої когорти освітніх змінотворців. Діяльність проєкту розпочалась у 2018 році, на сьогодні в проєкті беруть участь уже 654 школи і близько 3000 вчителів з усіх областей України.
«Ми запрошуємо активних учителів долучатися до проєкту, отримувати цінні знання та передавати їх своїм учням. Інфомедійна грамотність – важлива навичка сучасної зрілої особистості. Саме тому наш проєкт має на меті навчити учнів мислити критично та розбиратись у лавині інформації, яка присутня в медіа. Проєкт допоможе вчителям зробити уроки сучаснішими та зацікавити учнів у вивченні свого предмету. Заявка на участь у відборі доволі проста і займе у вас не більше 25 хвилин. Запрошуємо вчителів ставати провідниками змін у освіті», - розповідає програмна менеджерка проєкту «Вивчай і розрізняй: інфо-медійна грамотність» Марія Мовшук.
До участі у конкурсі запрошуються вчителі, які викладають історію у 8-10 класах, українську мову та літературу у 8-9 класах і мистецтво у 9 класі. При відборі учасників організатори віддаватимуть перевагу заявникам, які нададуть обґрунтовану мотивацію, чому вони хочуть долучитись до проєкту. Відібрані вчителі отримають підтвердження про проходження конкурсного відбору.
До вересня 2021 року нові учасники пройдуть спеціальне навчання з інтеграції інфомедійної грамотності в уроки. Навчання відбуватиметься онлайн. Електронні матеріали проєкту будуть надані вчителям після проходження тренінгів. Матеріали включають конспекти уроків, презентації, роздатковий матеріал тощо.
Відбір учасників триває з 29 січня по 14 лютого.
Детальніше про конкурс та проєкт «Вивчай та розрізняй: інфо-медійна грамотність» можна почитати на сторінці.
Довідка:
Проєкт «Вивчай та розрізняй: інфо-медійна грамотність» виконується Радою міжнародних наукових досліджень та обмінів (IREX) за підтримки посольств США та Великої Британії, у партнерстві з Міністерством освіти і науки України та Академією Української преси.
Діяльність проєкту направлена на розвиток навичок критичного сприйняття інформації та інтеграцію інфомедійної грамотності в навчальну програму закладів освіти. У рамках проєкту розробляються навчальні матеріали для вчителів (8-10 клас), проводяться тренінги для установ-учасників проєкту (школи, ІППО, педагогічні ЗВО), розроблено онлайн-курс з медіаграмотності Very Verified (https://verified.ed-era.com/ua).
Виготовлення цього посібника стало можливим завдяки фінансовій підтримці Агентства США з міжнародного розвитку (USAID), що була надана через проект «Медійна програма в Україні», який виконується міжнародною організацією Internews. Ця програма зміцнює українські медіа та розширює доступ до якісної інформації. Зміст матеріалів є виключно відповідальністю громадської організації «Академія української преси» та не обов’язково відображає точку зору USAID, уряду США та Internews.
У відео коротко подається інформація про 3 основні теорії, які є передумовами звинувачення та осоромлення жертви ("victim-blaming" і "victim-shaming") від команди vicTEAM - victeam.org - проєкту з протидії сексуальному і домашньому насильству 👇
Тривалість перегляду: 6 хвилин.
Георгий Почепцов, rezonans.kz
Пропаганда коррелирует с действительностью, но все же создает в головах нужный для власти на данный момент образ страны, ее друзей и врагов. Например, образ советского времени был один, для цели распада СССР – он сразу стал другой, сегодня – он опять иной, когда каждая постсоветская страна строит свой новый мир, запустив в него новых героев и новых врагов. Для чего пришлось кардинально трансформировать собственные истории, которые перестали соответствовать советским представлениям. Сегодняшний уверенный тон разговора власти с населением полностью противоречит прогнозам экономистов [1 – 2]. То есть “музыка” власти и “музыка” экономики совершенно не совпадают, и это вызывает к жизни мощные пропагандистские потоки, в том числе реализуемые в телевизионных политических ток-шоу. Но на “Титанике” тоже вовсю играла музыка…
Г Сатаров заявил, что управлять вымышленной страной невозможно: “Это выдумка, что чем масштабнее вранье, тем оно эффективнее. На короткой дистанции стратегия Геббельса работает, а на среднесрочной терпит фиаско. Чем масштабнее вранье, тем больше следов оно оставляет. И тем больше негативных последствий порождает. Среди них самые забавные: это когда в свое вранье начинают верить сами лжецы, и в итоге, подкрепляя свое вранье своими действиями, они начинает управлять вымышленной ими страной, заставляя подчиняться своему бреду страну реальную. Повторюсь: это работает на короткой дистанции и в периоды относительно благополучные, если большая часть граждан не чувствует личного ущерба от этого вранья и, напротив, находит в нем нечто привлекательное. Многим нравятся карикатурные образы вымышленных врагов. Иные возбуждаются, когда им постоянно втюхивают что-нибудь про их величие и т.п. Но в кризис все прет наружу, даже то, что пытаются спрятать” [3].
Пропаганда наиболее успешна в борьбе с врагами, поскольку это все происходит в виртуальном мире, где главнокомандующими являются ведущие телевизионных ток-шоу, так по крайней мере они себя подают и ощущают. Однако мир реальности, особенно экономической, которую наиболее сильно ощущает население, им неподвластен. Как говорил Ходжа Насреддин, от повторения слова “халва” во рту слаще не станет…
Сталинские пропагандисты могут быть оправданы, они хоть строили страну, путинские ничего этого не делают, единственная их функция состоит в удержании власти у власти. И это надо делать информационно…
Пропагандисты эти хорошо и широко известны народу, поскольку не сходят с экранов. Их знают в лицо, даже их баснословные заработки оказались засвеченными [4 – 5].
Но их время, как и время Голубых огоньков, уходит. А это значит, что они не так интересны. Суточная аудитория России-1 составила 2.6 миллиона зрителей (что соответствует рейтингу около 1,9% населения), Первый канал – 2.2 миллиона (чуть больше 1,6%), НТВ – 2.1 миллион (чуть меньше 1,6%) [6]. Новогодняя ночь дала России 1 десять миллионов зрителей, Первому каналу – 9.9 миллиона, НТВ – 7.6 миллионов [7].
Молодежь удерживает у экранов не Голубой огонек, представляющий старую модель мира, а вариант западной модели мира, у них другие лидеры смотрения: “Наиболее активной и платежеспособной аудиторией, которая больше всего ценится среди рекламодателей, считается молодая аудитория от 14 до 44 лет. И в 2020 году, по данным Mediascope за 1 января — 20 декабря 2020 года, лидирующим среди этой аудитории каналом стал СТС с долей 9,1 процента, на втором месте с незначительным отрывом оказался канал ТНТ с долей 8,6 процента. Для показа зарубежного кино СТС по праву считается главным российским телеканалом. Каждые праздники показывает фильмы о Гарри Поттере (так будет и в грядущие новогодние каникулы), а каждый вечер — фильмы голливудских мейджоров MGM, Paramount, Sony Pictures, WarnerBros. и других. СТС принадлежат права на показ популярнейших франшиз, среди которых «Трансформеры», «Пираты Карибского моря» и «Человек-паук»” [8]. И вот еще более точный срез: “По данным опросов стриминг-сервиса, самыми популярными героями у российских зрителей стали Гарри Поттер из одноименной киносаги в исполнении Дэниэла Рэдклиффа и Харли Квинн, которую изобразила австралийская актриса Марго Робби в ленте «Хищные птицы: потрясающая история Харли Квинн». Пользователи «КиноПоиск HD» также признали лучшим фильмом и сериалом уходящего года «Джентльмены» и «Рик и Морти» соответственно” [9].
Как видим, “обзор мозгов” дает не очень утешительный результат – молодежь “мигрирует”, хотя делает это пока в своих головах. И такой процесс, как мы помним по Советскому Союзу, достаточно трудно остановить. На улицах они видят свой мир, а в головах у них мир чужой.
В советское время этих экранных пропагандистов, наверняка, именовали бы идеологами, поскольку в современном мире они и создатели, а не чистые журналисты. Их тексты носят квази-сакральный характер, поскольку они не просто удерживают, но и часто порождают модель мира, обязательную для употребления на официальном уровне. Они удерживают картину мира и создают предпосылки для ее изменений, когда приходит команда от власти.
Прошлые идеологи были не так плохи, как сегодняшние. Как продемонстрировало исследование Н. Митрохина, работники идеологических отделов ЦК были высоко образованными людьми. Вот некоторые его наблюдения [10]:
– “55,5 % из нашего биографического массива учились в московских вузах, дававших наиболее качественное в стране образование (из числа сотрудников идеологических отделов – 50 %). Почти половина из них (и четверть от массива) учились в МГУ и МГИМО. Среди сотрудников идеологических отделов таких было 38,2 % от общего количества или три четверти учившихся в Москве (21 из 27). В ЛГУ и других ленинградских вузах учились ещё шестеро (4 и 2 соответственно). И хотя успехи их в учебе были не такие яркие, как в школе, но тем не менее образование они получили полное и, что не менее важно, продолжали активно участвовать в политической деятельности – были комсоргами и членами партбюро. Учеба подавляющего большинства из них пришлась на период 2-й половины 1940‑х – 1950-eгодa”;
– “Фронтального противостояния партаппарата и интеллигенции, на мой взгляд, не было. Между ними существовала довольно широкая прослойка, обеспечивающая конвергенцию обеих социальных групп. Люди, которые принадлежали к творческой и научной интеллигенции и имели несомненные заслуги на этой ниве, одновременно вполне активно и нередко искренне сотрудничали с партийным аппаратом. Часть из них была бывшими или будущими сотрудниками аппарата (или их женами), но многие выполняли роль «приводных ремней», передающих волю партийных аппаратчиков интеллигенции, исходя из своих убеждений или понимая необходимость этого как часть функций должностного лица, которыми они на тот момент являлись. Показательным в этом отношении случаем является деятельность социолога Бориса Грушина, который получал от Отдела пропаганды ЦК КПСС финансирование на свой огромный «Таганрогский проект», основной целью которого было совершенствование партийной пропаганды среди населения”;
– “советский идеологический механизм в 1960‑первой половине 1980‑х годов работал в культурно комфортной ему среде. Не только в ЦК КПСС, но и во всех идеологических, научных, культурных и образовательных учреждениях, во всяком случае на командных позициях, работали «советские люди». Люди, выросшие в СССР, проникнутые советской идеологией, люди схожего социального происхождения, окончившие те же вузы, что и работники аппарата ЦК КПСС, учившиеся примерно в то же, послевоенное, время, говорящие с ними на одном языке и разделяющие одну систему если не ценностей, то культурных образов. Управлять такой средой можно было уже без террора и чисток, оперируя лишь угрозой увольнения, зачисления в список «невыездных» или запретa на публикацию. Другой вопрос, что подобная культурная гомогенность оказалась возможна только у поколений, выросших в условиях террора и чисток. Будучи детьми и подростками, они получали общественно‑важную, мировоззренческую информацию только из школьных учебников и радиопередач. Никто, даже родители, не предлагали им иной точки зрения и у массовой пропаганды не было никакой позитивной (т.е. не криминальной) альтернативы. У всех последующих поколений было существенно больше информации и потому слишком много вопросов, на которые советская культурная модель не могла дать убедительных ответов”.
В современный сложный мир сегодняшние пропагандисты запускают простые, но эмоционально насыщенные конструкты. Это примитивизирует мир, сводя все к противостоянию с врагом/врагами, но делает его понятным для телевизионной аудитории. Эта телепримитивизация уже не работает для поколения интернета, поскольку их мозги видят мир по-другому.
Социологи и психологи сегодняшнего дня могут управлять массовым сознанием лучше и качественнее, чем это было в советское время. Президентские выборы в США, использующие опору на соцмедиа, демонстрируют большие возможности по переводу на нужную точку зрения миллионов избирателей.
Социологи, например, фиксируют и различия россиян и украинцев. В. Паниотто говорит об антиавторитаризме украинцев: “Это скептическое отношение к царям, гетманам. В конце концов, это существенно отличает нас от России. Украинцы не имеют таких ориентаций, как россияне – быть великой нацией, сверхдержавой, вмешиваться в жизнь других стран и иметь влияние на все мировые процессы. Например, в России положительное отношение к Сталину у 52% населения. В Украине – у 16%, хотя и это тоже слишком много, на мой взгляд. Раньше эта разница не была такой большой.Также у нас нет такого антиамериканизма, антизападных взглядов и таких больших ориентаций на самостоятельный путь развития, как в России. У нас большинство населения сейчас уже достаточно четко ориентируется на Европу, а не на Россию”.
И еще о протестности: “должен быть некий спусковой крючок. Конечно, даже если 1% населения чем-то недоволен, то при хорошей организации можно устроить хороший Майдан. Например, как сейчас есть минимайданы. Но возможности таких масштабных акций протеста, которые были в 2004 или 2013 годах, пока я не вижу” [11].
Пропагандисты любимы властью за то, что они создают врагов, сами являясь в первую очередь специалистами по обличению врагов. Их можно обозначить как определенную идеологическую “попсу,” которая начинает петь нужные песни в нужное для власти время.
Пропагандистам доступны даже сложные переходы от позитива к негативу, как это случилось с Украиной, которую вписали в массовом сознании на роль врага России.
Для этого пришло все массмедийное внимание переключить на Украину, чтобы поменять в головах населения условную карту мира. К. Эггерт говорит: “Вы справедливо начали с того, что ток-шоу все посвящены Украине. Смешная вещь заключается в том, что эти все, назовем вещи своими именами, негодяи на зарплате, которые все это делают, они по сути дела занимаются операцией прикрытия. Почему надо говорить об Украине? Потому что не надо говорить о России. Если говорить о России, боюсь, некоторые региональные политики, эксперты начнут говорить совсем другое, чем говорили даже два года назад, в силу изменения обстановки внутри. Украина необходима. Самое главное событие во внутренней российской политике эпохи Путина произошло не в России, оно произошло в Киеве, произошло в ноябре-декабре 2004 года, называется первый Майдан или “оранжевая революция”. С этого момента испуг российской правящей верхушки не проходит, Майдан номер два это только добавил, фантастическое избрание Зеленского. Я абсолютно уверен, что до самого последнего момента думали, что Порошенко начнет войну, прикажет набить бюллетени в урны для голосования. Украина не до конца понимаема российским политическим классом, поэтому она опасна. Потому что не дай бог, будет как в Украине, поэтому надо все время говорить, что там ужас, ужас, еще больше ужаса, внешнее управление Америки. Зеленский звонит, до этого Порошенко звонил, узнавал у Обамы или у Трампа, что ему – курицу или рыбу есть на обед. Это абсолютная необходимость, без этого российская пропагандистская машина работать не может. Без Украины, Америки, НАТО и так далее и продажной оппозиции, работающей на деньги всемирного масонства. Без этого никак” [12].
И как оказалось, у такого подхода всегда есть продолжение: после поиска внешних врагов приходится браться за поиск врагов внутренних. И госдума, например, 24 декабря 2020 ввела новые наказания от штрафов до арестов для организаторов и участников митингов, журналистов и «иноагентов» [13]. Соответственно, либеральная сторона стала говорить о том, что “иноагенты” очень уже напоминают “врагов народа”, а в этой точке у всех ассоциации только отрицательные.
Можно посмотреть еще глубже в историю, вспомнив охоту на ведьм,в которую была опущена Европа: “Большинство историков-медиевистов сходится в том, что причину «охоты на ведьм» стоит искать в убеждениях простых людей, которые церковь и светские власти использовали в своих интересах. А вот отчего в европейском обществе возникло такое внутреннее напряжение и ненависть к ближним, остается предметом научных дискуссий. Возможно, причина в том, что для стабильности общества был нужен некий «враг», которого можно было объявить источником всех бед. Наличие такого врага всегда сплачивает людей и укрепляет их лояльность к властям, которые с удовольствием подыграли народным настроениям. Косвенно такая точка зрения подтверждается тем, что одновременно с «охотой на ведьм» усилились гонения на евреев, гомосексуалистов, прокаженных и т.д. Некоторые исследователи (например, Ю.М. Лотман) связывают процессы с началом эпохи Возрождения — «серое» большинство не понимало духовных и культурных исканий «людей Ренессанса», что «выбивало у них почву из-под ног» и вызывало озлобление. Здесь важно отметить, что «охота на ведьм» шла как в католических регионах, так и в областях, охваченных реформацией, — в этой борьбе протестанты и католики выступали союзниками” [14].
И о конце этого периода: “«Демономания» охотников на ведьм продолжалась до XVIIIвека. В Европе последняя ведьма была казнена в Швейцарии в 1782 году, а последний приговор за ведовство (довольно мягкий — 200 розог и шестилетнее изгнание) был вынесен в Испании в 1820-м. Единого момента окончания «охоты на ведьм» установить нельзя, но рано или поздно в каждом регионе находился правитель, запрещавший эти процессы. А вот церковь от своих убеждений не отказывалась, во всяком случае официально” (там же).
Власть хочет, чтобы все было так, как когда-то: трубадуры пели о ней песни, а население падало на колени. Тот же Б. Ельцин не терпел несогласных с собой.
Историк Б. Колоницкий вообще выводит современное государство из последствий гражданской войны: “Какое-то государство выстраивалось уже в ходе Гражданской войны, иногда как результат импровизации – это очень важно. Государство, которое было построено, было создано в условиях Гражданской войны и для того, чтобы в ней победить. Очень многие родовые черты советского государства – из Гражданской войны. Империю они строили, не называя ее так”. И еще: “Партия в 1917-м и в годы Гражданской войны значительно разбухает. И главные ее кадры – это люди, входящие во власть и осуществляющие власть в эпоху Гражданской войны. Никита Сергеевич Хрущев, по-моему, с 1918 года был в партии. Это политкомиссары Гражданской войны с плюсами и минусами этого жанра и этого поколения. Они привыкли, что слева окружают, справа нападают, что твой военспец с большой вероятностью тебя продаст при первой возможности, за ним надо следить и держать его в ежовых рукавицах. Нужно подавлять, проводить реквизиции, брать заложников и так далее. Они были воспитаны на этом. И это целый слой. Если мы посмотрим на новые кадры Гражданской войны, то они иногда не без презрения относились к старым большевикам. склонным книжки читать и много слов говорить, в женевских кафе сидеть… А мы дело делаем здесь и сейчас – черно, грязно, но ради светлого будущего и так далее. И, конечно, Сталин был очень созвучен этому их мироощущению. Может быть, они серьезно относились к НЭПу, но как только НЭП забуксовал, у этих людей, как в любой период кризиса, проявилась склонность к мобилизационной политике – это они умели очень хорошо” [15].
По этой причине 1993 г. и расстрел парламента историк Б. Колоницкий называет чуть ли не малой гражданской войной в России. Все построение советского государства он ведет из неоконченной тогда гражданской войны: “Многие свирепые кампании в Советском Союзе, коллективизация в первую очередь, уходят корнями в Гражданскую войну. С другой стороны, когда мы говорим о сотрудничестве части российских эмигрантов с нацистской Германией в годы Второй мировой войны, то для многих этот союз с дьяволом оправдывался тем, что необходимо взять реванш у большевиков” (там же).
Сейчас прошла премьера документального фильма, где вскрылись страшные факты разгона парламента в 1993 и тех приказах, которые отдавал тогда “демократ” Б. Ельцин. Создатель фильма говорит: “Этот человек, подполковник «Альфы», о котором я читал, тогда, в газете, 27 лет назад, после расстрела Белого дома, он получил приказ от главнокомандующего, который захватил власть, совершив переворот в государстве. Он дал приказ, страшный приказ, и это было объявлено в группе «Альфа», по этому приказу, прежде всего, должен был быть нанесён ракетно-бомбовый удар по Белому дому. А это, как мы все понимаем, в центре Москвы. После этого – и я вам сейчас открываю то, чего вы не знали, – вертолёты должны были “обработать” потом то, что ещё останется. Дальше вступают танки, расстреливают всё окончательно и входит отряд «Альфа» и зачищает Белый дом от депутатов. Что такое зачистка? Знаете. На это дело, по Промыслу Божию, был отправлен полковник «Альфы» по имени Владимир (Келехсаев). И что сделал этот человек? Я был потрясён и 25 лет думал о том, как рассказать об этом зрителям. Он оставил оружие у входа, обмотал колючую проволоку бинтом и со своим помощником зашёл в Белый дом, где было полно оружия и людей с оружием. Он прошёл в зал, где со свечами сидели четыреста депутатов, уже приготовившиеся к расстрелу, ведь с утра их расстреливали танки. Он вышел и сказал: «Я подполковник Группы «А», Владимир, у меня нет приказа вступать с вами в переговоры, но мы, группа «Альфа», боремся с преступниками и террористами, а вы не преступники и не террористы, вы избранники народа, я вас всех отсюда выведу живыми, вы сядете в автобус и разъедетесь по домам, а ваши политические вопросы будете решать потом, самое главное, чтобы не было крови»” [16].
Получается, что даже старые войны вечно могут продолжаться. Это реагирование на старые обиды смещается на новые поколения, а не умирает. Видимо, также, что власть новая несет в себе инструментарий власти старой, который пробуждается в кризисные периоды.
Сегодняшний Путин уже другой, его прошлое тоже осталось позади. Т. Становая фиксирует: “Путин постепенно превращается в символ. Он все еще гарант стабильности, но слишком увлечен глобальными вопросами и недоступен для решения бытовых. В результате персональный фактор слабеет, автократ замещается «коллективным Путиным» – искусственной коалицией технократов и силовиков, которые уже в ежедневном режиме подменяют президента. Причем такого, которого они придумали себе сами. Коллективный Путин – это безликий механизм из сотен тысяч технократов, действующих исходя из консервативных, охранительных побуждений. Действующих инерционно, автоматически, неразборчиво и бескомпромиссно. Коллективный Путин не способен брать на себя политическую ответственность, потому что она подразумевает ориентированность на социальные настроения, на легитимность снизу, а в нашем случае она исключительно президентская. Замкнутый на себя, не подконтрольный и не подотчетный никому аппарат учится действовать от имени воображаемого Путина с молчаливой санкции Путина настоящего” [17].
С. Митрофанов иронизирует по поводу попыток первого лица проявлять заботу о населении: “В итоге народ снова потянулся в магазины за запасами крупы, макарон, сахарного песка, что у руководителя государства вызвало когнитивный диссонанс. Мы, мол, всех кругом побеждаем, а народ как-то депрессует, не доверяет, значит. Поэтому приказано было подорожание остановить. Причем, в самой коллизии, которую мы в лицах наблюдаем по Телевизору, было как бы вшито следующее послание. Министры, видите ли, по магазинам не ходят, оттого они данную негативную тенденцию и проспали. А вот Путин, знамо, ходит, то есть берет с утра авосечку и прямиком в продмаг, погружаться в толщу жизни. А там сахарный песок вырос в цене на 70%, а подсолнечное масло на все 100%. При этом у всех самогонщиков круглые глаза, они начинают потихонечку костерить власть. А этого никак нельзя допустить, – понимает президент. Без сахарного песка и подсолнечного масла рядовой россиянин не выживет, позади Москва” [18].
Правда, и Путин говорит то, что ему советуют его политтехнологи. И слова могут на время останавливать нехорошие мысли в головах. По этой причине пропаганда не умирает. Сделать что-то сложно, сказать – легко.
Всесильный характер медиа пришел не сразу. Все это начиналось когда-то. В. Гатов о начале трансформации российских медиа рассказывает так: “как только в конце 1999-го – начале 2000 года телеканал НТВ перешел во фронтальную атаку на Путина, не чураясь, скажем так, совсем личных моментов, последствия не заставили себя ждать. В этом смысле, наверное, можно сказать, что та программа “Куклы” сыграла заметную роль в том, что стало происходить с российскими СМИ” [19].
Он выделяет такую начальную точку: “этап, который я назову “нулевым”, был от президентских выборов 1996 года и до появления Путина в качестве преемника Ельцина. В это время произошло обратное инкорпорирование независимых СМИ в структуру государства. Это делалось пока еще довольно мягко, администрация президента стала понемногу восстанавливать свое влияние на некоторые СМИ в целом и отдельных журналистов в частности. Это были знаменитые летучки у Чубайса , потом – у Юмашева , потом – у Громова. В чем было отличие этих посиделок от, скажем, открытых брифингов Белого дома в США? В том, что они проходили в духе “ну вы же понимаете”. Нет, я не думаю, что там был изначально некий злой умысел – подчинить СМИ Кремлю. Скорее была попытка сделать так, чтобы журналисты учитывали в своей деятельности государственные интересы – так, как Кремль их тогда понимал. Психологически в основе действий властей в конце 90-х лежал страх перед разного рода угрозами и желание использовать информационную среду для того, чтобы эти угрозы как-то предотвратить. Это были и конфликты разных политических групп, и военные, которых тогдашняя власть одно время очень опасалась, и какие-то внешнеполитические ситуации – например, связанные с возможным вовлечением Запада в урегулирование конфликтов в Приднестровье и Абхазии. Это был нулевой этап. Потом начался этап №1. Он был связан с задачей избрания Путина президентом, которую Юмашев и в меньшей степени Громов решили провести несколько иным способом, чем избрание Ельцина на второй срок в 1996-м.” (там же).
Гатов останавливает внимание на проекте новой администрации президента: “это документ, который показывает, что уже тогда круги с чекистским прошлым думали, как Путину организовать управление государством, чтобы снаружи это выглядело еще достаточно прилично, а внутри, в России, дело велось к созданию куда более жесткой и управляемой политической конструкции по сравнению с ельцинским шатким режимом. Это надо понимать как черновик, как направление мысли” (там же).
В этом проекте функционирования новой администрации президента, кстати, появилась открытая и закрытая часть работы, есть опора на спецслужбы. Документ этот именовался Редакция № 6. В нем вводится интересный инструментарий Упреждающей политической акции:
“Пример 1. Какой-либо деятель оппозиции намеревается провести пресс-конференцию с темой, порочащей руководство страны или представителей президентских структур, скажем о покупке собственности. Оперативная информация по теме предстоящей пресс-конференции и времени ее проведения поступает в Управление, которое, в свою очередь, подготавливает и проводит аналогичную пресс-конференцию по этой же тематике, но на сутки или на несколько часов раньше с аналогичной темой и материалами о собственности самого оппозиционного лидера в дискредитирующем его свете, причем материалы должны преподноситься в сенсационном, высмеивающем и порочащем представителя оппозиции свете. Таким образом, когда сам оппозиционер начнет проводить свою пресс-конференцию, его заявления уже будут выглядеть смешно и неубедительно, они будут “размыты”. В обществе они будут восприниматься как заявления, сделанные со злобой, в отместку.
Пример 2. В Управление поступает оперативная информация о намерении любой оппозиционной структуры провести митинг или выставить пикет по любой тематике, например пикет около Государственной Думы РФ во время принятия законов или постановлений. Управление обязано организовать и выставить пикет с аналогичной тематикой, только в поддержку Президента РФ и Правительства РФ, с обязательным освещением в СМИ. Цель: постоянно показывать обществу, что в стране есть политически настроенные граждане, поддерживающие, несмотря ни на какие трудности, Президента РФ и Правительство РФ.
Пример 3. В Управление поступает оперативная информация о предстоящем выходе газетной статьи с темой, невыгодной Президенту РФ и Правительству РФ. Управление обязано подготовить и выпустить в свет статью и распространить ее в СМИ на аналогичную тему желательно за сутки, но с изложением фактов таким образом, чтобы готовящаяся оппозиционная статья выглядела уже неактуальной и неинтересной, у нее должна быть отбита привилегия сенсационности и первозаявительства” [20].
Можно сделать попутное замечание по последнему примеру: так в свое время сделали с мемуарами Хрущева, напечатав самое неинтересное в первом варианте публикации, чтобы отбить охоту читать полный вариант. Так что это рабочий инструментарий еще со времен КГБ.
В. Гатов суммирует: “Если исходить из “Редакции №6”, то там говорилось, что в общем СМИ – это враги. Что журналисты в большинстве своем руководимы разного рода частными интересами, которые не сочетаются с интересами государства и национальной безопасности и т.д. Поэтому ключевая задача медиаполитики государства – это, извините, взять за яйца всех, кого можно взять. Любой журналист, который пишет на политические темы, должен быть “просвечен” методами спецслужб: его контакты, семья, собственность и прочее. Те, кто не впишется в новую, подконтрольную ситуацию, должны быть выброшены с информационного поля. И вот этот процесс с разными скоростями шел примерно с 2000 по 2007 год. К концу этого периода единственной зоной, правила игры в которой Кремль не только не диктовал, но и не очень их еще понимал, оставался интернет”.
И продолжение: “В процессе установления вот этого медиауправления политические менеджеры обнаружили такую штуку: чем прочнее ты контролируешь основную информационную повестку, сообщаемую тремя главными телеканалами, информационными агентствами и всей системой подконтрольных СМИ, тем активнее формируется то, что мы сегодня называем “путинским большинством”. То есть устойчивый, сильно превышающий 50% общественный слой, склонный принимать вот эту виртуальную повестку, которую для него формируют, за реальное положение дел. Ответственность за понимание того, как этот слой образуется и как с ним работать, несет в первую очередь ФОМ и лично Александр Ослон. Они в эти годы нашли соответствующие технологии изучения общественного мнения и социальной инженерии, которые позволяют, с одной стороны, увидеть этот слой, а с другой – его удерживать, расширять, укреплять и т.д.”.
Вероятно, по этой причине такие режимы и именуются информационными автократиями, поскольку главным становится не спецслужбы, а механизмы по управлению информационной повесткой дня [21 – 30]. Реально мы все больше говорим о том, что услышали, чем о том, что видели собственными глазами. И именно первый поток подлежит управлению.
Здесь звучат такие слова, объясняющие информационную автократию: “Новые автократии часто даже притворяются демократиями, проводят выборы (на них почти всегда побеждают нужные люди); подкупают и цензурируют частные СМИ, а не уничтожают их; полноценную политическую идеологию им заменяет аморфная ненависть к Западу. Их лидеры часто пользуются невероятной популярностью – как минимум, благодаря ликвидации всех соперников. Госпропаганда в таких странах работает не как «инженер человеческих душ», а как средство повысить рейтинг диктатора. Политических оппонентов преследуют и порочат с помощью сфабрикованных обвинений, их подталкивают к эмиграции, но убивают редко” [23].
С. Карелов объясняет ситуацию так: “Авторы теории информационных автократий показывают, что инфоавтократии превалируют над старомодными, откровенно насильственными диктатурами, когда информированная элита: достаточно велика, чтобы запугать ее массовыми репрессиям; но еще не настолько велика, чтобы: а) не хватало денег на ее подкуп; ьб) не хватало возможностей (финансовых и технологических) цензурировать все инфопространство. Получается, чтобы в современном мире инфоавтократу удерживать власть, ему достаточно денег и инфотехнологий” [29].
Разъяснение самого С. Гуриева: “Классические диктатуры начинают переходить от репрессивных режимов к информационным автократиям с ростом образованного населения. Авторитарные лидеры нового формата выглядят и говорят точно так же, как и демократичные лидеры. В таких странах есть многопартийность, оппозиция и выборы, на которые пускают зарубежных наблюдателей, но о выступлениях оппозиции или замечаниях наблюдателей про фальсификацию внутри страны никто не знает, так как СМИ об этом не рассказывают” [22].
Отсюда и такая любовь власти к телевизионным политическим ток-шоу. Они динамично вбрасывают в информационное пространство нужные интерпретации, причем это делает не диктор без мимики на лице, а живые, то улыбающиеся, то кричащие люди, называемые экспертами.
Отдав информационную власть созданным ею же (провозглашенным) авторитетам, образуется тишь да гладь не только в информационном пространстве, но и в пространстве физическом. Мы всегда живем в мире чьей-то информации, которой вынуждены верить. Заменяя наборы авторитетов, вещающих с экрана, мы даем населению новую модель мира.
И заключительный вывод уже В. Гатова: “Это режим сам по себе относительно слабый, в смысле – боящийся конкуренции внутри страны. При этом ресурсов у него вполне достаточно для того, чтобы удерживать медиаконтроль. Любой из существующих сегодня альтернативных источников информации российская власть может прикрыть в две минуты. То, что власть этого не делает, показывает, что она слабая: сильная диктатура давно бы это сделала и перестала по этому поводу беспокоиться. Но слабая власть чувствует свои пределы и выбирает другие методы, в том числе основанные на определенных, хорошо известных эффектах. Например, на жестком использовании в последние 5-6 лет информационного прайминга. Прайминг – это стимулирование, выпячивание, намеренная активизация определенных тем и их интерпретаций. Прайминг – это когда я сформулировал какую-то идею, которая для вас непривычна. Но поскольку у меня есть мощный канал трансляции этой идеи и есть властный авторитет, я просто заставляю вас эту идею принять. В каком-то смысле это зомбирование. Создание врага из Украины, внушение представления о том, что Россия в кольце врагов и т.д. – это всё прайминг. Но у него есть слабая сторона: он работает только до тех пор, пока внутренняя ситуация аудитории непротиворечива. Как только у аудитории возникают основания, чтобы сомневаться в том, что ей навязывают, эффект прайминга резко слабеет”.
Но никто не дает массовому сознанию право засомневаться. Такие информационные потоки, подвергающие сомнению слова и действия власти, находятся вне его досягаемости.
А. Морозов попытался проанализировать выступления первого лица, выделив в ней три уровня: “У Путина три составляющие в речи, это у него сохранилось до сегодняшнего дня. С помощью речи он управляет страной. Три этажа. Один – это когда он говорит как пацан. То есть это язык, которым он намекает, что привержен “понятиям”, неписаным нормам справедливости, которые существует в “русском мире”, понимаемом как некоторый единый, сложно устроенный исправительный лагерь. Язык такого двора чрезвычайно важен, поскольку на нем привыкла говорить значительная часть старого бизнеса, вышедшего из 90-х, и определенного типа чиновничество. Путин публично избегает нецензурной лексики, но она на самом деле встроена в этот тип языка, она подразумевается. Второй уровень путинского языка подчеркнуто бюрократичен. Россией невозможно управлять без бюрократии. Случалось, когда в ходе одной пресс-конференции или длинной публичной речи Путин мог перейти с пацанского языка внезапно на язык, при котором он себя позиционировал как такой уравновешенный технократ. Это очень гладкий язык, стандартизированный, и он им очень хорошо владеет. Третий этаж его речи, который всегда всеми чувствовался, – это язык постмодернистский в каком-то смысле, в нем много скрытых кавычек, иронии. Например, когда Путин говорит “наши западные партнеры”. Он часто начинает разговаривать как будто не всерьез. Были знаменитые интервью, с Мегин Келли, например, когда он с первых минут брал такой тон, словно решил над ней шутить, но шутить в такой деликатной постмодернистской форме. На каждый ее вопрос находить ответ в кавычках” [31].
Свою особую роль в формировании путинизма сыграл В. Сурков. Видимо, тогда он сменил на этом посту генератора идей администрации Г.Павловского. Однако, честно говоря, сегодня он все еще не столько анализирует и описывает, как формирует сам этот объект: “Это нужно сделать для всех, кто не Путин, а хотел бы быть, как он. Для возможности трансляции его методов и подходов в предстоящие времена. Описание должно быть исполнено не в стиле двух пропаганд, нашей и не нашей, а на языке, который и российский официоз, и антироссийский официоз воспринимали бы как умеренно еретический. Такой язык может стать приемлемым для достаточно широкой аудитории, что и требуется, поскольку сделанная в России политическая система пригодна не только для домашнего будущего, она явно имеет значительный экспортный потенциал, спрос на нее или на отдельные ее компоненты уже существует, ее опыт изучают и частично перенимают, ей подражают как правящие, так и оппозиционные группы во многих странах. Чужеземные политики приписывают России вмешательство в выборы и референдумы по всей планете. В действительности, дело еще серьезнее – Россия вмешивается в их мозг, и они не знают, что делать с собственным измененным сознанием. С тех пор как после провальных 90-х наша страна отказалась от идеологических займов, начала сама производить смыслы и перешла в информационное контрнаступление на Запад, европейские и американские эксперты стали все чаще ошибаться в прогнозах. Их удивляют и бесят паранормальные предпочтения электората. Растерявшись, они объявили о нашествии популизма. Можно сказать и так, если нет слов” [32].
И еще: “Глубинного государства в России нет, оно все на виду, зато есть глубинный народ. На глянцевой поверхности блистает элита, век за веком активно (надо отдать ей должное) вовлекающая народ в некоторые свои мероприятия – партийные cобрания, войны, выборы, экономические эксперименты. Народ в мероприятиях участвует, но несколько отстраненно, на поверхности не показывается, живя в собственной глубине совсем другой жизнью. Две национальные жизни, поверхностная и глубокая, иногда проживаются в противоположных направлениях, иногда в совпадающих, но никогда не сливаются в одну. Глубинный народ всегда себе на уме, недосягаемый для социологических опросов, агитации, угроз и других способов прямого изучения и воздействия. Понимание, кто он, что думает и чего хочет, часто приходит внезапно и поздно, и не к тем, кто может что-то сделать” (там же).
Власть привыкла к жесткой игре. В этой модели она способна победить любого. В мягком инструментарии победители появляются лишь через некоторое время. А время для власти является главной ценностью, которой не хватает. Власть всегда и везде пытается отложить серьезные решения. И когда уже поздно их принимать, у власти остается только выбор из жестких решений.
Пропагандисты, они же идеологи как бы на сегодня несуществующей идеологии, лидируют в массовом сознании. Их всезнающий взгляд проникает в душу каждого. Если журналисты и кривятся, то население Соловьева любит: он даже возглавил список журналистов года. По этому опросу ВЦИОМ Владимир Соловьев забрал симпатии 6% населения. Следом за ним идет Юрий Дудь,Ольга Скабеева, Владимир Познер и Андрей Пивоваров. У них по 2% голосов. СМИ года, по версии россиян, опрошенных ВЦИОМ, стали Первый канал (9%), «Россия 1» (6%) и «Россия 24» (4%). При этом в топ самых популярных ютуб-каналов 2020 года вошли «ВДудь» (4%) и «Редакция» (2%) [33].
Советский мир в головах сохраняется, когда возвращаются советские виртуальные продукты, что в определенной степени позволяет удерживать массовое сознание в том же состоянии “сакральности власти”. Таким маркером советскости наверняка можно считать Голубой огонек, поскольку он явно работал тогда на создание советской идентичности, а не был просто концертом. В нем всегда разумно сочеталась развлекательность и идеология. И тот, кто хотел только развлекательности, все равно получал свою порцию идеологии, поскольку они шагали там рядом.
Есть даже такие воспоминания: “В Советские времена, когда развлечений было крайне мало новогодние «Огоньки» многие ждали и смотрели с удовольствием. В том числе, и генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев. Так, после очередного «Огонька» председатель Гостелерадио Лапин вызвал к себе делавших эту программу редакторов и сказал: «Мне звонил Леонид Ильич и жаловался на вас». Потом выждал паузу и продолжил: «Огонек» был такой интересный, что он смотрел его до 5 утра и не выспался». За эту программу сотрудникам студии выплатили двойную премию – по 120 рублей. Теперь же, по данным «Интерфакс» в новогоднюю ночь телевизор работал в домах 44% россиян, однако смотрели «Огонек» всего 12%! Ну и действительно, что они там не видели? Звёзды 1990-х, пошлые шутки, сценки в лучших традициях школьной самодеятельности?” [34].
Уже даже А. Мягков просит не показывать в очередной раз “Иронию судьбы”, хотя казалось бы он должен быть только “за”: “Нельзя сказать, что это мой любимый фильм, потому что каждый год показывать по несколько раз любой шедевр – это извращение, это покажется надоедливым. Нельзя надоедать зрителю, но у зрителя, конечно, другое мнение, ему нравится каждый год смотреть эту картину. Хотя мне кажется, это перебор. А кому-то кажется, что очень хорошо” [35].
Социологи подсказывают, что на третьем месте среди раздражающих новогодних факторов стоит повтор того, что всем заранее известно. Одни и те же передачи по телевизору нервируют 8% зрителей: ««Голубые огоньки», которые не меняются уже лет 30»; «Одни и те же артисты на ТВ»; «Женя Лукашин по всем каналам». Кстати, среди мужчин это 7%, среди женщин – 10% [36].
Но они забывают о главной характеристике пропаганды – она всегда должна повторяться. И те, кто в целях наибольшей управляемости массового сознания, наоборот, усиливают советскую составляющую, считают наоборот, и они побеждают. Советская система монолога не пускает в жизнь западную систему диалога. И это понятно, поскольку она намного сложнее для управления. Поэтому ее просто моделируют голосами экспертов на телевизионных политических ток-шоу
Эти пропагандисты разговаривают казалось бы разными голосами, но они говорят одно и то же. Управление головами идет через управление медиа. Чем больше разных медиа будут говорить правильные вещи, тем лучше будет чувствовать себя власть.
С. Гуриев подчеркивает: “для Путина и других современных автократов ответом является способность контролировать информацию, получаемую людьми. Это даёт возможность лидеру убедить большинство населения в том, что, несмотря на несовершенство режима, именно этот режим является наилучшим вариантом для страны. Выполнять подобную задачу в цифровую эпоху очень трудно. Растущее число образованных граждан (или, как мы их называем, «информированные элиты») понимает недостатки режима. И поэтому для автократов императивом становится предотвращение попыток этих элит сообщить правду обществу” [21].
Сегодня меняется даже тональность повествования о Путине. Это уже целая сакральная мифология или мифологическая сакральность, сквозящая в словах Д. Пескова: “У него нет рабочего времени. Фактически Путин живёт на работе с маленькими пятиминутками на человеческую жизнь. Я бы так не смог, это мало кто может. Это уже не работа, это уже смысл жизни. Если нет командировок, если нет каких-то кризисных ситуаций, тогда да, воскресенье выходной день. Что касается президента, то в целом у него все дни рабочие, понимание дня недели и времени практически отсутствует” [36].
Это как горящее ночью окошко в Кремле, о котором писал С. Михалков, где, как потом оказалось, был просто туалет охраны. Но образ был красивым:
Спит Москва. В ночной столице В этот поздний звездный час Только Сталину не спится – Сталин думает о нас.
Эти ассоциации начинают сегодня вдруг активизироваться. Об этом уже рассказывают экскурсоводы в Кремле, а интуристы замирают от услышанного: “восхитимся простодушием моей знакомой (простодушие бюргеров неудивительно), принявшей эту информацию за чистую монету. В то время как Путин терзаем патологическим страхом покушения на него, в связи с чем по всем странам и континентам таскает за собой бронированный лимузин и пьет исключительно из собственного термоса, информация о местонахождении его кабинета сообщена кремлевским экскурсоводам с тем, чтобы они максимально широко распространяли ее среди общественности?! Причем, в данном случае, заметьте, информация, долженствующая быть строжайшей государственной тайной, была разболтана, выдана интуристам!” [37].
Власть всегда у нас сакральна. Исключений пока не было. По этой причине описания ее начинают повторяться, поскольку работают те же механизмы воздействия. Это все реинкарнации вереницы прошлых властителей. Недаром Путин в свое время с интересом посетил выставку, посвященную 400-летию династии Романовых. Так что и Романовы могут на что-то сгодиться…
В. Бурт смотрит на Путина с точки зрения Сталина: “Путин неустанно ищет комбинации, которые помогут ему как можно дольше, а, может, быть и до конца жизни оставаться у власти. Все разговоры о преемнике – не более чем блеф, может обмануть лишь самых наивных. Вряд ли Путин жаждет перекрыть достижение Сталина, находившегося у власти без малого 30 лет, но у президента просто нет другого выхода, как продолжать правление, пусть и с постоянно уменьшающимся коэффициентом полезного действия” [38].
А удачный образ Михалкова о свете в окошке Кремля живет и побеждает, даже пережив своего создателя. Автора даже сравнивают с В. Жуковским, который тоже был автором гимна: “Михалков встал вровень с Василием Жуковским, написавшим в XIXвеке текст гимна Российской империи: «Боже, Царя храни! / Сильный, державный, / Царствуй на славу, на славу нам! / Царствуй на страх врагам…» Впрочем, Михалков превзошел Жуковского. Тот написал один государственный гимн, а Михалков – целых три! На всей планете не было такого человека…” [39].
Пропагандисты-сказочники с телеэкрана рассказывают свои волшебные истории, правда, о врагах. Они активно критикуют страны, в которых живут сами, а потом сами же едут туда: Америку, Прибалтику, Израиль… Кто не имеет там собственных домов, те отправляются на Запад отдыхать. Они задают правила поведения, которые сами же не выполняют. Но как пелось в советское время:
Жизнь невозможно повернуть назад,
И время ни на миг не остановишь.
Литература
